Дикарь (СИ) - Жигалов Александр

— В том мой долг.

— Не только твой. Но многие помнят не о долге, но о выгоде, — Император покачал головой. — Если бы ты знал, как они меня утомили.

Мясо было сочным и сладким.

— Окружили стаей шакалов. И воют, и ноют, и спешат подсунуть своих женщин, который вдруг оказалось множество. И где они были, когда я искал свиту для моей Милинтики? — теперь голос дрожал от гнева. — Тех, кто будет служить ей в загробном мире верой и правдой? Кто сопроводит по радужной лестнице? Скрасит время ожидания? Позаботится? Почему тогда они молчали?

Император откинулся на подушки, и кусок мяса, к которому он не прикоснулся, выпал, чтобы быть подобранным собакой. Другой пес нырнул под руку человеку, жадно облизав смуглые сухие пальцы его.

— Они всего лишь люди. И сердца их полны сомнений, — произнес Верховный, надеясь, что выбрал правильные слова. — И поверь, мой повелитель, им воздастся.

— Не сомневаюсь, — Император потрепал пса.

И улыбнулся.

Подумалось, что воздаяние куда как ближе, чем думают многие. Верховный покачал головой. Обычай, конечно, требовал уважения. Но и людей понять можно.

— Но я не о том с тобой желал поговорить. Ешь, — это прозвучало приказом, и Верховный поспешно проглотил недожеванный кусок, чтобы принять шарик из чечевицы, щедро политый ароматным жиром. — Мне больно смотреть на твою худобу. Ты слишком небрежно относишься к вместилищу своей души.

Жрец отвел взгляд.

— Список мне предоставили. И тех, кто прислал служить моей жене истинную свою кровь, и тех, кто решил, будто может отделаться рабыней, которую приняли в род для того, чтобы честь оказать, — щека Императора дернулась. — Пусть это не заботит тебя.

Жир обволакивал небо.

Он был сладким. И теплым. И заставлял вспоминать о временах, когда Верховный был просто жрецом, которому далеко не всегда перепадала роскошь трапезы, не говоря уже о трапезе сытной.

— Я же желал побеседовать об ином. Что ты думаешь о магах?

Вопрос был, мягко говоря, неожиданным.

— Презренные создания, полагающие себя равными богам, — сказал Верховный.

— Все так же не любишь.

Верховный склонил голову, признавая правоту Господина.

— Никто их не любит. Но они нужны, — Император бросил кусок собакам, которые устроили возню. — Год от года их сила растет. И быть может, они вовсе не прокляты?

Верховный промолчал.

— Будь существование их противно воле Богов, неужели стали бы терпеть они и магов, и город их? Неужели не поразили бы презренных?

— Порой боги дают людям право выбирать свой путь.

— Именно, мой друг. Именно. И когда-то наши предки выбрали, но не может случиться того, что путь этот ошибочен?

Император замолчал, позволяя обдумать слова свои.

А беспокойство внутри усилилось.

— Они не сумели спасти Милинтику, мой господин. Хотя давали слово.

— Не совсем верно, — Император покачал головой. — Они обещали избавить её от боли, и избавили. А что до спасения, то я виноват.

— В чем?

— В том, что слишком долго медлил. Сомневался. Сумей я переступить через былые обиды и позвать их раньше, душа моя была бы жива.

Руки его сжались.

— Её отравил не яд, но проклятье. Древнее. Сильное. Вошедшее в кровь и плоть. Сроднившееся с нею. Так они и сказали.

Нехороший разговор.

Опасный.

— А не может ли случиться такому, что они сами…

— Может, мой друг. В этом и беда. Они признались, что проклятье это было создано кем-то из Иштцу. И продано. Как проданы многие иные товары.

Верховный выругался.

— Да, мне это тоже странно. Обладая такой силой, такими возможностями, ныне маги уподобились обыкновенным торговцам, что ищут лишь золото. Золота у нас хватает.

Не в этом ли беда?

Но он промолчал. Впрочем, молчание это не обмануло великого Имератора. Он прикрыл глаза, наблюдая за Верховным сквозь полуопущенные ресницы.

— Маги… маги, маги, маги… их было так мало, но и малости хватило, чтобы остановить войска моего прапрадеда. Он ведь так и остался под стенами Проклятого города. К слову, мне обещали вернуть его останки.

— А они есть?

— Есть. Они не стали бы лгать в подобной… мелочи, — Император криво усмехнулся. — Мой прадед был казнен, а его тело — заключено в саркофаг из стекла, запечатано заклятьем, что останавливает тление. Мне сказали, что выглядит он так же, как и в тот миг, когда смерть настигла его.

Стало не по себе.

— И с чего такая любезность?

— Это не любезность. Ты знаешь, что тепанеки вновь волнуются? И средь акольтуа ходят недобрые речи?

— Когда было иначе?

— Никогда, — согласился Император. — Восстание вспыхнет и кровь разумных оросит землю, дабы вернуть в неё взятую жизнь. Так было от сотворения Нового мира. Так продолжится до падения его. Вот только не отпускает меня мысль, что падение куда ближе, нежели мы думаем.

— На солнце нет знаков грядущей беды.

— Знаю. Знаков нет. Ни во внутренностях белой овцы, ни в путях птиц, ни даже в крови жертвенных рабов. Но я, друг мой, чувствую приближение конца.

Император сел.

И встал.

Верховный поспешно поднялся и застыл, с трудом согнув такую непослушную спину.

— Мне твердят, что империя, как и прежде, велика. Что войска мои бессчетны, а воины храбры. Что благословение богов с нами, но… за два десятка лет мы потеряли пять городов на западе. Пять!

Верховный молчал.

— И не акольтуа отняли их, но варвары, объявившие себя свободными. Эти города также захотели свободы и ушли. А чтобы никто не остановил их, они обратились к магам. И вот уже горы поднялись, закрыв путь к мятежникам, а в узких ущельях поселились големы.

— Дай знак, и твои войска сомнут любых големов.

— Сомнут. Безусловно. Но что будет ценой такой победы? Магические твари сильны, неутомимы, почти неуязвимы. И мне донесли, что две дюжины их появились в царстве Таххида. А они, как ты знаешь, давно уж поглядывают на восточные наши границы.

На те самые копи, которые и полнят торговые жилы империи чистым золотом.

— Как и северные соседи. Мне донесли, что баронства желают объединиться.

— Вряд ли это возможно, — Верховный позволил себе не согласиться. — Варвары слишком самолюбивы. И жадны. Никто из них не позволит соседу возвыситься хотя бы на волос.

— А вдруг? Вдруг появится кто-то, кто сумеет сплотить их?

— Тогда боги найдут способ справиться с этим кем-то.

— Стоит ли надеяться лишь на милость богов?

— На что нам надеяться, кроме этой милости? — Верховный облизал разом пересохшие губы.

Он понял, что решение давно уже принято.

И оно Верховному не понравится. Что прекрасно известно Императору. Страх сдавил горло, перекрывая дыхания. Нет. Надо успокоиться.

— На собственные силы, — Император остановился за спиной. — Посмотри на меня.

Верховный распрямился и с трудом — спина болела все сильнее — обернулся.

— Я не хочу стать последним из детей Белой цапли. Молчи. Слова ничего не значат. Я только и слышал, что о славе и своем могуществе. Я верил в это могущество. И продолжаю верить, хотя правда в том, что вся наша империя давно уже подобна дряхлеющему льву. Но в наших с тобой силой вдохнуть в неё жизнь.

— Связавшись с магами? — не удержался Верховный. — Поверив им? Что они обещали?

— Големов. И погонщиков для големов. Много големов. Много погонщиков. Так много, что никто больше, ни на севере, ни на востоке, ни на западе не усомниться в нашей силе. И склонят головы мятежники. Забудутся опасные речи.

Он говорил быстро и яростно, будто спорил, хотя Верховный ни словом, ни жестом, ни даже взглядом не позволил себе высказаться против.

— А потом, возможно, мы, уподобившись нашим предкам в величии их, шагнем дальше, расширим границы империи…

— Что они просят взамен? Золото?

— Отнюдь, друг мой. Золота в городе магов хватает. Им нужно иное.

— Что?!

Император ответил не сразу, и в промедлении его почудилось, будто бы и сам он, уже все решивший, все же сомневается в своем решении.