Сергей Слюсаренко - Системный властелин
Ноги сами принесли меня домой. В сумке ноутбука я нашел ключи и, набрав код на электронном замке подъезда, быстро поднялся к своей квартире. Странно, ключ не проворачивается. За спиной раздался голос соседа, депутата Мошко. Похоже, он был подшофе.
– Во! Какими судьбами? Уже и не думал увидеть. А шо? Не пускают? Они как вселились после тебя, так никому не открывают. Квартиру снизу вот затопили. Так мы и с милицией стучались, и я им корочки показывал в глазок – мне молчат, а сами галдят за дверью.
– Кто вселился? – Я определенно ничего не понимал.
– Ну, так китайцы! Как тебя увезли, сразу тут штук десять въехало, я даже через свои каналы узнавал, думал, раз тебе хата уже не нужна, может, мне отдадут – мне положено расширение как депутату, так сказали – ты добровольно передал в пользу китайской народной дружины. А ты шо, и вправду передал?
В ответ сосед услышал то, что и должен был услышать в этом случае. Даже депутатская неприкосновенность его не защитила. Злобно ткнув ногой бронированную дверь, установленную несколько лет назад (в частных мастерских, расплодившихся на останках института Патона, делали на редкость прочно), я медленно побрел вниз. Во дворе стоял мой «Ситроен», пыльный и бессильно упавший на брюхо. А ключи – дома. Но это уже не мой дом. Сволочи! И тут я увидел валявшиеся под балконом деревянные щепки. Это была разбитая при падении, раздавленная колесами машин модель старинного парусника...
Много лет, беззаботных и добрых, мы клеили ее всей семьей. Сначала в Италии, когда старший был еще совсем ребенком, потом, после возвращения, здесь. Собирали по разным странам экзотические палочки, точно соответствовавшие породам оригинала. Сплетали нитки в имитацию старинных вант. Кроили мою старую шелковую рубашку на паруса и рассказывали дочке, родившейся, когда гордый профиль корабля уже хорошо угадывался на стапеле, о маленьких моряках, которые поплывут на паруснике с красивым именем «Баунти» и откроют новые земли. О том, как будут они менять у дикарей бусы на золото и бороться со злыми пиратами. Собрав обломки в какой-то валявшийся рядом старый полиэтиленовый пакет, я побрел, не понимая, куда и зачем, не видя ничего перед собой.
Пришел в себя я на скамейке Ватутинского парка. Было уже темно. Какой-то тип в розовой женской синтетической шубе не по размеру, судя по запаху, бомж, молча тянул сумку ноутбука к себе.
– Тебе чего надо?
– Слышь, зёма, давай сумку, загоним, пузырь возьмем! Люська в гастрономе на Садовой – своя баба, она понимает, что к чему. А сумка тебе зачем? Она кожаная, все равно до утра не удержишь...
– Мужик, отползи, у меня и без тебя голова болит, – вяло возразил я, пиная новоявленного земляка ногой.
– Так полечимся ж, полегчает! – Бомж не собирался сдаваться. Тем более отпускать мою сумку.
Пришлось пнуть его сильнее. Мужик, впрочем, не стал особо настаивать и позволил мне медленно удалиться с поля боя без потерь.
Значит, так, подведем итоги. Работы нет, паспорта нет, денег нет, квартиры нет, населена роботами... Хорошо, хоть здоров пока, и голова скоро пройдет, выспаться бы только. Вот черт! Клялся себе не говорить, что здоров! Всегда после таких мыслей грипп подхватываю. Вот и теперь сразу горло начало саднить...
К вечеру, уже с полным гриппозным набором – температурой, заложенным носом, болью в глазах и неимоверной слабостью, – я смог добраться до розетки, чтобы включить свой ноутбук. Мужик, продающий сахарную вату, милостиво разрешил подключиться к его удлинителю. Пусть аккумулятор зарядится, а я заодно почту проверю.
Сообщение было всего одно – из Министерства по Науке с требованием представить в трехдневный срок пятисотстраничный отчет по программе сотрудничества с Германией, за которую я был ответственен. Мне сейчас только отчеты писать, в мусор. Посмотрим новости, пока от розетки не прогнали. Но сначала надо Мише позвонить. Компьютер, показав, что лимит сотовой связи составляет шесть минут, быстро набрал знакомый номер. Через пару гудков высокий незнакомый голос ответил:
– Пазаласта!
– Можно Мишу к телефону? – без особой надежды попросил я.
– Але!
– Это квартира Михаила Рублева?
– Пазаласта!
– Извините, это номер 2682876?
– Акей!
– Мишу можно к телефону?
– Дасвиданя.
Короткие гудки завершили этот бессмысленный разговор. Значит, и вправду Мишу взяли. Хорошо, почитаем новости в Интернете.
Новостные сайты просто ошеломили меня. Не зря Крещатик украсили трехцветными флагами!
На следующий день после вторжения турецких войск в Крым элитная десантная дивизия Российской империи была высажена на аэродроме Бельбек под Севастополем. Наверное, тот самый «Илья Муромец», который я видел с балкона, и вез тот десант. Стремительный бросок российских войск смел слабо эшелонированную оборону турков и сбросил их в море! В украинском парламенте Русский блок собрал под свои знамена традиционных противников, и название «Москва» гостинице вернули на второй день турецкого конфликта. Но другие сайты сообщали более правдивые и менее восторженные новости. Именно на второй день конфликта российский десант в безумном и бесполезном броске, истратив семьдесят тысяч тонн керосина, захватил переданный туркам согласно документам о капитуляции 1858 года Севастополь. Тогда, на короткое время, в Раде возобладало пророссийское лобби, и ввиду особой ситуации указом президента на Украине было введено годичное трехъязычие. Отныне на год, без права продления, государственными языками становились украинский, русский и гагаузский. Как было написано в указе в скобках – в алфавитном порядке.
На углу Крещатика и Николаевской есть гастроном. На пристроенном втором этаже гастронома есть бар. Там наливают коньяк в заранее нагретые паром коньячные бокалы. Но не всем. Только тем, у кого есть деньги.
Безумный ливень, казавшийся еще более страшным из-за того, что я смотрел на него с высоты днепровских круч, бушевал над городом. Стократным эхом отзывался над величественным Днепром, над притихшей Лаврой, над заброшенным парком, спускавшимся от Липок прямо к реке. Стихия переломила последнюю соломинку, еще удерживающую меня в реальном мире. Я попытался спуститься по покрытому прошлогодними листьями склону, но, не удержавшись, заскользил вниз, к следующему витку полуразрушенного серпантина парковых аллей. Я проехал на спине сотню метров и застрял, налетев на небольшую кирпичную кладовую, стоящую среди деревьев. Маленькая каморка – за кованой решеткой помещение в два-три квадратных метра, заполненное метлами, граблями и ржавыми железками.
Гнилой замок на решетке пал после первой попытки потрясти ее. Здесь можно спрятаться от дождя. В два счета выбросив почти все барахло, я забился в каморку и укрылся старыми вениками. Это позволило хоть немного согреться и защищало от брызг дождя, достававшего даже здесь. Странное место. Казалось, какой-то липкий страх отпугивал от него все живое. Даже паучков не видно на старых метлах. Вон какая-то птица, спикировав с облезлого дерева, словно испугалась чего-то и резко улетела от моей каморки. Чего они боятся? Я не кусаюсь. Я просто болею. Просто мне плохо. Неужели эта каморка – мое последнее пристанище? Блестящая карьера! И ради чего? Ради того, что из-за гордыни не захотел с властями мириться? Да ведь глупость это! В исступлении я ударил в заднюю стену каморки кулаком, даже не почувствовав разбитых косточек.
Серая монолитная стена беззвучно сдвинулась в сторону и открыла длинный коридор. Стены испускали мягкий свет, и было видно, что где-то вдалеке он становится ярче. Ничего не понимая, уже утратив способность удивляться, я побрел по коридору. Стена, отделявшая каморку с метлами от тоннеля, тихо вернулась на место, замуровав меня в этом странном подземелье. Коридор кончился, и я вошел в светлый зал. Тут силы оставили меня. Все поплыло перед глазами, и я упал на мягкий пол, теряя сознание.
Очевидно, глубокий обморок, вызванный гриппом и всеми предшествующими событиями, перешел в сон, который длился неизвестно сколько.
Глава седьмая
Ослепительно-белый снег не позволял четко разглядеть следы единорога. Единорог, учуяв человека, испуганно фыркнул и, ловко прыгая по леднику, помчался по белому склону. И оставил на снегу пачку Казбека. Из нее бесшумно катились непрерывным потоком папиросы. Но курить совершенно не хотелось. Вот есть, как раз наоборот, хотелось очень. Отчаявшись догнать единорога, я распаковал рюкзак, чтобы достать сгущенку и сделать «эльбрусское мороженое» – старую хитрость горных туристов. Надо размешать в кружке сгущенку и снег. Особые гурманы добавляют еще варенье, если оно есть. После изнурительного штурма перевала такой десерт помогает восстановить силы. Легко открыв банку ногтями, я попытался набрать ложкой смесь, но почему-то мороженое, превратившись в рой белых мух, с жужжанием улетело. Я голоден, мне холодно, ослепительный свет, отраженный снегом, мешает мне смотреть. Я снова пытаюсь попробовать мороженое, но ничего, кроме холода, не ощущаю. И слышу легкий гул белых мух. Собрав все силы, я вырываюсь из этого замкнутого круга и уже наяву бьюсь головой обо что-то твердое. Я в залитом светом зале, тихое гудение, моментально прекратившееся...
