Анджей Ясинский - Ник-5
Прямо передо мной находилась какая-то плита, но не она привлекла мое внимание. Правее к такой же плите была прикована обнаженная худая женщина, перед которой стоял какой-то гоблин. Гоблин — потому что кряжистый, какой-то скособоченный абсолютно лысый мужик с лицом дебила. Вот он-то и стоял перед ней и с дебильной улыбкой на лице щупал ее груди, сопровождая свои действия довольным хеканьем, которое и привело меня в чувство. Женщина же с измученным выражением лица, на котором последовательно менялись злость, отчаяние, гадливость, презрение, крыла матом гоблина. Ничем другим кроме мата, ее слова и быть не могли. Мужик реагировал на них довольным уханьем, хмыканьем и снова тянулся к женскому телу.
Честно говоря, ничем другим, как бредом, я не воспринимал происходящее. Да и чувствовал себя я не очень хорошо. Голова почему-то не шевелилась, да и руки с ногами тоже. Устав скашивать глаза на свой персональный бред в виде женщины и гоблина, поводил глазами по сторонам… Каменные плиты загораживали почти весь обзор, но все-таки было понятно, что в комнате присутствовало еще несколько человек, так же прикованных к плитам. Интересно, я тоже прикован? Но додумать эту мысль я не успел — неожиданно снова отключился.
Третий раз я очнулся от того, что мне в горло запихнули что-то твердое. Открыв глаза почти равнодушно отметил предмет, похожий на воронку, всунутый мне в рот. Передо мной стоял давешний гоблин и лил в нее какую-то белую густую жидкость. Еда, если конечно это была еда, минуя рецепторы рта напрямую шла в желудок и судя по отсутствию рвотного рефлекса на трубку в горле, процедуру проделывали не в первый раз. И даже не в десятый. Интересно, за какое время организм должен привыкнуть к такому грубому обхождению?
Гоблин же вдруг заметил мои открытые глаза и от неожиданности замер, раскрыв рот. Однако быстро пришел в себя, дебильно ухмыльнулся и что-то проскрипел. Не дождавшись реакции поднес палец к моему глазу с видом типа "щас проткну". Снова не дождавшись реакции недовольно нахмурился, вытащил у меня изо рта поилку и отправился дальше. Никаких неприятных физических ощущений во рту не осталось, хотя казалось, что кошки устроили там свой туалет. Попить бы… похоже гоблин обиделся на меня и забыл про питье… С кем-то там он еще разговаривал, вернее что-то говорил другим узникам, бормотал, чем-то шумел, стукал… Я же, скосив глаза влево, прикипел взглядом к большому окну, в которое было видно небо и солнце… По ощущениям только наступило утро. До моего слуха донеслось птичье пение. Дохнул ветер и я почувствовал немного пыльный запах открытого пространства.
Мысли текли медленно, ни на чем не акцентируясь. Я находился в каком-то коконе равнодушия, никаких рациональных мыслей. Просто тупое впитывание аудио-визуальной информации извне. Продолжалось это долго, судя по сместившимся солнечным пятнам на полу — никак не меньше нескольких часов. Видимо где-то в районе середины дня снова пришел гоблин и стал поливать присутствующих из шланга. Слегка прохладная, почти под температуру тела, вода смыла с тела выступивший ни с того ни с сего пот. Пропал и легкий, на гране чувств запах фекалий. Я открыл рот и мне удалось поймать несколько струек воды.
Во время помывки гоблин на некоторое время снова замер напротив меня, уставившись куда-то в область моего живота. Что он там увидел, я не знал, но видимо что-то его удивило. А чего стоять и пялиться на человека? Чего он там не видел за все время моего тут пребывания? Спустя минут пять гоблин недовольно-задумчиво (видимо не любит он этого дела — думать) почесал свою лысую голову и удалился.
В этот момент меня привлек женский голос, снова и снова что-то говорящий. Мне почему-то показалось, что обращаются ко мне и я скосил глаза вправо.
Карина эль Торро
Опять эта сволочь вздумала трогать ее! Давно уже не осталось никаких сил и казалось, что равнодушие плотно накрыло чувства своим пыльным покрывалом, а вот такие моменты снова и снова ложкой выскребывают со дна души остатки сил, чтобы высказать этому выкидышу гнойной крысы все, что она о нем думает. Иногда у нее мелькала мысль — может и хорошо, что именно такой у них тюремщик? Может, не будь тут такого раздражителя, она уже давно бы сошла с ума или просто не очнулась, как многие из присутствующих здесь? Карина подозревала, что их недалекий тюремщик больной не только на голову, иначе непонятно почему он ограничивается этой малостью и не изнасилует ее. Но такие мысли возникали у нее редко, когда этот дебил снова начинал ее щупать. В основном она давно уже скатилась в какую-то тупую созерцательность. Ложа заключенных иногда поворачивали и можно было смотреть в окно то с одной стороны, то с другой. Видно было мало, только небо, облака и иногда в хорошую погоду вдали проявлялись горы, покрытые снежными вершинами. Но это в сторону ее родного Оробоса, с другой стороны и такой малости не наблюдалось. Вид гор был для Карины чем-то вроде весточки из дома — на душе становилось теплее, хоть все это и бестолку. Слишком долго она тут сидит. Страшно подумать сколько! Никак не меньше нескольких лет. А порой кажется, что и всю жизнь. Иногда, очнувшись утром, ей казалось, что прошла вся жизнь и она уже древняя старуха. К счастью, зеркала здесь не было, чтобы удостовериться в этой страшной мысли.
Сначала существование скрашивал ее спутник по несчастью — Гарцо де Кондо. Они говорили часами, днями, месяцами, подбадривая друг друга. Но со временем разговоров становилось все меньше и меньше: все темы были перебраны, а голос напарника, спасавший ее от безумия, постепенно становился все равнодушнее. И в одно совсем не прекрасное утро Гарцо больше не проснулся. То ли решил выбрать легкую смерть — в глубоком сне-трансе, то ли у него просто отключился мозг.
Тяжелее всего для Карины было отсутствие контроля своего тела. Угнетала мысль, что с ней могут сделать все, что угодно против ее воли. Если бы она смогла, то давно бы остановила свое сердце, но хитрые заклятия темницы не позволяли этого. После смерти ладно, делайте с телом, что хотите, но вот так, пока она еще жива, пусть временами и без сознания — нет! Ее внутреннее «я» просто взрывалось возмущением, давая крохотные силы, которых хватало разве на то, чтобы не сойти с ума. А может она уже давно сошла с ума, только сама этого не понимает? Иначе как объяснить фантазии в которых она по дням, месяцам, годам разбирала историю своей родины, изменяла ее ключевые моменты, пытаясь понять их влияние на действительность. Раздумывала над идеальным обустройством империи, в которой всем бы жилось хорошо, а страна была сильной, которую уважают соседи, а не боятся, как сейчас. Порой она долго и вдумчиво вспоминала, исследовала в своих фантазиях искусство чародейства, пытаясь понять, откуда оно пошло, почему так устроено, что можно изменить, чтобы не только стать сильнее, но и повысить эффективность любого чародейского действия. Но чаще она мысленно отправлялась в семейную загородную летнюю резиденцию, где прошли самые счастливые детские годы, и где она приняла решение, изменившее ее жизнь. Решение доказать, что она достойна своего отца и фамилии эль Торро.
Поначалу, Карина еще надеялась, что ее спасут. Надеялась на отца — у того были большие связи среди военных и весьма значительные финансовые возможности. Но сейчас, по прошествии бездны времени, она почти не вспоминала о родных. Весь мир скукожился до размеров этой треклятой камеры. И даже воображение все чаще отказывало ей.
А недавно очнулся старожил камеры. Это изменение в окружающем мире потрясло основы ее маленького мирка, в котором даже пролетевшая мимо окна птичка была событием, а тут такое почти чудо — один из сокамерников пришел в себя. Не признаваясь себе, она надеялась, что наконец-то появился тот, с кем можно поговорить — остальные давно уже не откликались на ее попытки расшевелить их. Последние новички-заключенные скрасили скуку совсем чуть-чуть. Общались они неохотно, в основном истерили и похоже вот-вот совсем сойдут с ума, если конечное еще не сошли. Местные неудачники, морально совершенно не готовые к заключению… Впрочем, как она когда-то…
Карина попыталась осторожно привлечь внимание старожила, его ей было хорошо видно — ложе, к которому она была прикована оказалось повернуто в нужную сторону, хотя самому парню пришлось бы коситься, чтобы увидеть ее. Периодически плиты поворачивались и вполне возможно, что другой случай, когда они окажутся лицом к лицу (хотя бы отчасти) появится нескоро.
— Эй! Тебя как зовут? — спросила она, внутренне сжавшись и с жадным болезненным любопытством высматривая в лице соседа признаки безумия или наоборот проблеска мысли. Любой вариант ее пугал: слишком давно она ни с кем не говорила, если не считать тупицу-тюремщика, а болтливый безумец может еще сильнее пошатнуть ее неустойчивое душевное равновесие. И в то же время ее пугала перспектива вырваться из уютного, мягкого, бездумного, но такого привычного внутреннего мирка.
