Василий Орехов - Фактор агрессии
И все же порой Фаню Юшенгу до смерти хотелось более спокойной службы.
Тридцать лет назад, когда командор был еще боевым полковником флота, один из офицеров его команды спас ему жизнь во время абордажной схватки с мутантами, поднявшими мятеж в системе Рейн. Этим офицером был отец Фаня. И будущий командор не забыл своего спасителя, позаботившись и о нем, и о его сыне. Так юный Юшенг попал сначала в филиал Академии, а затем и в Метрополию – в качестве адьютанта и секретаря-референта полковника Рихтера.
Он прекрасно помнил тот день, когда впервые в жизни стоял на смотровой площадке девятого орбитального космопорта Метрополии и во все глаза пялился на обзорные мониторы, транслирующие увеличенное изображение столицы Империи. Она поразила его воображение, как когда-то поражали дикарей каменные города древних цивилизаций. Мощь и торжество имперского духа органными аккордами звучали в окружающем – и в висящих над землей небоскребах, живые воздушные острова-основы которых поворачивались вслед за светилом, и в огромных, невероятно живописных парках с экзотическими движущимися растениями, и в циклопических монументах, и в несметном количестве частного и служебного транспорта, стремительно движущегося между зданиями в пространственной многоуровневой решетке летных эшелонов. Не один год понадобился Юшенгу, чтобы привыкнуть ко всему этому – а тогда он стоял и не мог сдержать слез благоговейного восторга, ощущая себя крошечной букашкой посреди этого божественного великолепия. И в то же время юный лейтенант Фань ликовал оттого, что является хоть и микроскопическим винтиком неимоверной цивилизационной машины Зодчего Вселенной, но винтиком безусловно важным и нужным. Да чего уж там – что он вообще имеет счастье быть элементом потрясающего имперского механизма. Разумеется, раньше он нередко видел 4D-репортажи из столицы, но для того, чтобы сполна ощутить ее грандиозность и величие, нужно было оказаться здесь.
Однако человек привыкает ко всему – и к частным птерофлаерам, о которых многим жителям колоний Внешнего Круга не приходится даже мечтать, и к многокилометровым рекламным панно, объемное изображение на которых формируется миллиардами разноцветных светлячков, снующих по заданным траекториям согласно команде с операторского пульта, и к ярко освещенным ночным проспектам с десятком транспортных полос и летных эшелонов в каждую сторону, и к высококачественной биоморфной технике, которая, оказывается, умеет не только барахлить и гадить где попало. За несколько лет Метрополия стала для Юшенга родным домом. Благополучная карьера под крылом Папаши Людвига, Высшая Военная Академия, звание полковника, должность адъютанта командора имперского флота… Если бы отец Фаня был жив, ему было бы чем гордиться. Сын не только не посрамил честь фамилии, но и весьма приумножил ее.
Теперь, когда стремиться в жизни уже особо было не к чему, а чудеса Метрополии приелись и воспринимались как должное, пейзаж за окном птерофлаера больше не поражал воображение полковника Юшенга. Не теряя больше времени попусту, адъютант командора вывел на монитор доклады с форпоста Аруты и принялся внимательно их изучать.
Постепенно его саркастическое раздражение развеялось без следа, и на месте раздражения поселилась тревога. Одолев две трети материала, Юшенг поспешно вызвал командора Рихтера.
– Извините, гражданин адмирал-командор… – начал он, увидев на мониторе лицо начальника.
– Ладно тебе, Фань, – отмахнулся тот и широко зевнул. – Уже извинил. Что случилось? Прибереги официоз для совещаний в Адмиралтействе. Ты ведь наверняка разбудил меня не для того, чтобы просто поболтать?
– Да. Извините, Папаша Людвиг. Меня тут немного выбило из колеи… – Полковник откинулся на спинку диванчика, совершенно не зная, с чего начать, чтобы собеседник не начал высмеивать его с первых же фраз – как сам он четверть часа назад поступил с дежурным офицером Адмиралтейства. – Боюсь, Империя столкнулась с чем-то из ряда вон выходящим, труднообъяснимым и крайне опасным. Пока рано делать четкие выводы, но у меня очень нехорошее предчувствие…
– Твое предчувствие редко подводит, – сурово кивнул седой командор. – Продолжай.
– В зоне ответственности Четвертого флота расположена военная база Арута. Три форпоста на спутниках. Ну, знаете, в трех прыжках оттуда еще находится колония Бекара…
– Я в курсе, где это. У нас снова какие-то трения с сепаратистами?
– Полагаю, бекариане тут ни при чем. В последний раз мы умиротворили их до такой степени, что им еще долго придется зализывать раны. Суть доклада с Аруты состоит в том, что наш транспортник Мистер Мармадьюк был атакован арагонским рейдером. Одним. – Юшенг поднял глаза и столкнулся взглядом с пристальным взором командора. – Это звучит по-идиотски, конечно, и само по себе странно, пираты никогда не осмеливались нападать на имперские военные транспорты, тем более в одиночку… Но важно другое. Они не просто напали – они уничтожили транспортник. Полностью, вплоть до необратимой гибели всех нейронных сетей и накопителей информации. Торпедировали каким-то мощным оружием, по причиненным разрушениям весьма напоминающим «экс-барракуды».
Командующий имперским флотом вздернул брови, но перебивать адъютанта не стал. Если ему и хотелось уточнить, что именно пил накануне полковник, то он сумел никак этого не проявить.
– Я сейчас подключу ведомственных экспертов, нам нужно более профессиональное заключение, – продолжал адьютант. – Не исключаю, что местные специалисты на форпосте просто оказались катастрофически некомпетентны. Но если на Аруте не ошиблись… Вы понимаете, Людвиг, что это может означать.
Рихтер дважды моргнул, потом неторопливо произнес:
– Это может означать, что на Арагоне внезапно научились выращивать биоморфов, сопоставимых по тактико-техническим характеристикам с нашими передовыми разработками. Ты это побоялся произнести, Фань? – Он помолчал. – Вообще-то больше похоже на фантастическую историю из «Лиги Мутантов». Мои правнуки охотно смотрят эту дрянь, никак не могу отучить.
– Разумеется, трудно даже допустить такую возможность…
– Но лучше готовиться к худшему, – закончил за него командор. – Хорошо, Фань. Я понял тебя. Через час я проведу командное совещание. Мне нужны наши эксперты, аналитики, а также представители командования с Аруты. Адмиралтейских крыс, курирующих Четвертый флот, тоже собери, а то привыкли протирать штаны в штабе…
– Дежурный офицер доложил, что командующая войсковым соединением Аруты уже прибыла. Ожидаем руководство форпостов, полагаю, к вашему приезду все уже будут в сборе.
– Отлично. Значит, жду всех через час в Рубиновом зале.
Главное здание Адмиралтейства выглядело мрачно и грозно. В его строгих чертах тесно сплелись дань традициям флота и некоторый консерватизм, но в то же время главным мотивом архитектурного ансамбля оставались все те же подчеркнутые имперские мощь и величие, присущие всей административной зоне столицы. Здание Адмиралтейства было выполнено в форме древнего звездного линкора времен Активной Колонизации и висело чуть ниже облачного слоя, словно защищая от атаки с воздуха двухкилометровый диск императорской резиденции. Вытянутая ромбическая тень Адмиралтейства в течение суток описывала дугу по Звездному бульвару, очерчивая административную зону и визуально отделяя ее от жилых массивов столичного мегаполиса.
Тяжелый птерофлаер адмирал-командора Людвига Рихтера, главнокомандующего боевым имперским флотом, мерно взмахивал перепончатыми крыльями, приближаясь к посадочной площадке Адмиралтейства в сопровождении кортежа из шести огромных маневренных стрекоз-истребителей. Птерофлаер сильно отличался от армейских птероидов не только габаритными размерами. Инженеры-генетики придали ему утонченную форму фантастического дракона, а ход его был безупречно плавным, избавленным от качаний, связанных со взмахами крыльев. Это обеспечивалось двумя рядами прозрачных кожистых мешков вдоль спинного гребня животного, наполненных газом легче воздуха, – они увеличивали подъемную силу настолько, что, перестав махать крыльями, птерофлаер не рухнул бы вниз, а медленно и величественно спланировал бы на грунт.
Стены пассажирского салона, расположенного на роговых дугах в брюшной полости дракона, состояли из гладких, отливающих перламутром пластин чешуи. Заглянув снаружи в прозрачное око широкого овального иллюминатора, можно было увидеть богатое убранство салона, обтянутого живой светло-серой кожей дракона, выросшую посреди полости роговую пластину стола с изумительным узором, несколько биомониторов и массивное кресло, в котором сидел сам командор Людвиг Рихтер. Воротник его темно-синего кителя украшал золотой галун, а на рукаве, в обрамлении двух горизонтальных адмиральских полос, был прошит знак бесконечности – символ высокой власти главнокомандующего боевым флотом Империи.