Аллан Коул - При дворе Вечного Императора
Зрители неистовствовали – кто от ярости, кто от восторга. Было заявлено несколько протестов, но в итоге букмекерам пришлось-таки, ругаясь на чем свет стоит, выплачивать премии тем, кто ставил на н'ранья.
А между тем в гвардейских артиллерийских дивизионах был распространен приказ командования, который приглашал добровольцев, отбираемых для командировки в миры, населенные н'ранья, набираться опыта.
Коммерсант Танз Сулламора не был доволен ходом событий – особенно потому, что исполнение того, что он считал своим Патриотическим Долгом, обошлось ему в кругленькую сумму.
Когда он услышал, что впервые в истории к соревнованиям по перетаскиванию пушек будут допущены представители других рас, кроме человеческой, он был неприятно поражен. Большой просчет в имперской политике – разрешить публично унизить нелюдей в День Империи.
Вторично он испытал шок, когда узнал, что изрядное число жителей Прайм-Уорлда делают ставки на победу н'ранья. Патриотический пыл заставил его поддержать команду гвардейцев. И сейчас, после поражения людей, у него было паршивое настроение.
“Это не оттого, что я просадил столько денег, – думал он. – Это оттого, что результат состязания несправедлив. Н'ранья – жители джунглей, хищники и, можно сказать, мало-мало не людоеды. Разумеется, у них явно несправедливое преимущество. Разумеется, эти дикари нагуляли в своих джунглях черт знает какие мускулы, таская туши несчастных жертв. Император должен отчетливо понимать, – продолжал рассуждать про себя Сулламора, – что представители нечеловеческих рас составляют важную и полезную часть Империи. Однако же они должны знать свое подлинное место – в самом низу социальной лестницы!”
Эта мысль навела Сулламору на размышления о том месте, на котором находился он сам. После всего, что он сделал на благо Империи – от щедрых пожертвований на развитие патриотического искусства и трудов при императорском дворе, – как после всего этого его не пригласили в ложу Императора?! На худой конец, могли бы выделить ему место в одной из лож поблизости, а не загнать в самый дальний конец первого яруса – чуть ли не в начало второго!
“Император, – думал Сулламора, – начинает сдавать. Да, он меняется, и меняется не в лучшую сторону, – с праведным негодованием продолжал он развивать свою мысль. – Новое в поведении Императора – явственный знак разложения всей Империи”.
Словом, Танз Сулламора получил мало удовольствия от торжества.
Бесспорно, одно событие ежегодно планировалось в качестве пика праздника. И, понятное дело, это событие с каждым годом должно было становиться все масштабнее и эффектнее, чтобы воздействовать на притупляющееся воображение зрителей.
К счастью, в этом году событие номер один не грозило никакими неприятными неожиданностями. А вот в прошлом году произошел просто-таки полный конфуз вместо эффектного зрелища. Гвоздем празднества должно было стать выступление Восьмой гвардейской дивизии: намеревались показать личную боевую ловкость пехотинцев. С этой целью с нескольких гравитолетов сняли антигравитационные приборы Мак-Лина, их мощность уменьшили вдвое и облегчили до такой степени, что прибор можно было засунуть пехотинцу в рюкзак. А в результате солдат получал возможность свободно парить в воздухе, включив приборчик, спрятанный в рюкзаке за спиной. Парить без специального костюма и спасательного пояса.
Во время репетиций это производило довольно сильное впечатление.
Согласно плану парни из Восьмой гвардейской должны были провести внезапную молниеносную и эффектную атаку с воздуха, спрыгивая с высоты из своих маленьких юрких боевых кораблей – спрыгивая без парашюта и приземляясь с точностью, доступной лишь самым искусным парашютистам.
Увы, командование Восьмой гвардейской дивизии не учло одной существенной мелочи – вмешательства погоды. Обычный в это время года умеренный ветер, попадая в чашу парадного плаца, ограниченного двухсотметровой стеной, создавал такие непредвиденные завихрения, что в итоге при внезапной атаке очень многих пехотинцев отнесло на зрительские трибуны. Одни летающие пехотинцы не оказались в накладе, приземлившись в объятья зрительниц, другие создали панику, третьи переломали конечности – и себе и кое-кому из зрителей. А у командира Восьмой гвардейской, даром что он сам не летал с маклиновским приборчиком в заспинном рюкзаке, оказалась сломанной карьера.
Император расхохотался, наблюдая, как пехотинцы червяками извиваются в воздухе и совершают молниеносную атаку на трибуны второго яруса.
Этот императорский смех был роковым для Восьмой гвардейской, ибо его порывы выдули дивизию к черту на кулички – нудно патрулировать Драконию, пограничный сектор, почти безлюдные звездные миры, где приходилось время от времени усмирять бунтующие колонии первопроходцев, а развлечения солдат сводились к беспробудному пьянству.
В этом году настала очередь Двенадцатой гвардейской дивизии показать, на что она способна. Ее командиры долгие часы ломали головы: чем же поразить разборчивую прайм-уорлдскую публику? Наконец генерал, командующий Двенадцатой гвардейской, утвердил программу великолепного шоу. В нее входили боевые удары лазерными лучами, которые должны были отразиться под углом от намеченных участков поверхности парадного плаца и – ничего и никого не повредив – уйти в верхние слои атмосферы. Затем гром и грохот взрывов. И наконец части Двенадцатой гвардейской дивизии произведут организованное отступление с арены.
Император одобрил этот план кивком головы. Идея его увлекла: очень редко ему доводилось видеть, чтобы кто-то устраивал показательное отступление.
И вот антенны взмыли в воздух, сигнальщики стали подавать световые сигналы. Из-за горизонта вынырнули корабли тактического космофлота и очень реалистически на преющем полете пронеслись прямо над парадным плацем.
Эти аппараты прилетели за отступающими солдатами. Зенитки “противника” вели интенсивный огонь (на самом деле это были заранее запущенные в небо шары с газом легче воздуха, выкрашенные в небликующий темный цвет, с зарядом и таймером, который приводил в действие взрывное устройство). Невзирая на бешеный заградительный огонь, спасательные корабли сели, и, соблюдая строжайшую дисциплину, отступающие войска погрузились на них. После этого корабли поднялись высоко в небо, зависли над плацем... и воздух внезапно наполнился ревом и грохотом. Стоял сущий ад. Корабли уничтожали все живое под собой. Зрители на трибунах, вскочив, завопили от возбуждения. Сам Император стал сползать с кресла и чуть было не шлепнулся на настил трибуны – до того был поражен. Он тщетно гадал, как кто-то ухитрился так точно имитировать выстрелы пушки-мазера.
Были уже сумерки, на небе высыпали звезды, но теперь их скрыли от глаз километровой длины корпуса двух космических линкоров класса “Герой”. Лазерные пушки обоих линкоров открыли огонь; из портов, полыхая пламенем, вылетали боевые ракеты. И вот мало-помалу все наземные огневые батареи “противника” на земле были подавлены и прекратили огонь. Тем временем тактические корабли взмыли еще выше, под брюхо линкорам, и исчезли в его раскрывшихся люках. Подобрав тактические корабли, линкоры ушли вертикально вверх, с хлопком преодолели звуковой барьер и почти мгновенно исчезли из вида, покинув атмосферу Прайм-Уорлда.
Полмиллиона зрителей бесновались на трибунах от восторга.
Вечный Император налил себе большую порцию виски, выпил, тихо крякнул и решил, что Двенадцатой гвардейской не грозит опала и откомандирование в Драконию.
Годфри Алэна била легкая дрожь, когда он наблюдал, как имперские военные корабли исчезают в небе. Он мысленно представил, как именно эти боевые машины станут подниматься над планетами его родного союза звездных миров – превратив эти планеты в пепел, уничтожив все живое. И случится это, по его подсчетам, не позже чем через год. Будут сеять смерть во имя мира...
Алэну доводилось сталкиваться с имперскими гвардейцами прежде – и лично, в бою, и при разработке военных операций против них, поэтому он не с чужих слов знал подлинную мощь имперских сил. Но, странным образом, вид всех этих космических боевых кораблей и то, как они плавно уносят на своих бортах разом двенадцать тысяч великолепно обученных головорезов, потряс его до глубины души.
“И я фактически единственный человек, который может отвратить возможность этого массированного вторжения. Таанский Союз будет взирать на это безучастно. А мой родной народ в результате такого нападения будет попросту уничтожен до последнего человека. И дело, за которое я боролся всю жизнь, будет навсегда проиграно”.
Годфри Алэн отнюдь не был самоуверенным эгоистом – все действительно складывалось так, что именно он, и только он мог спасти свой народ. К несчастью, ему оставалось жить лишь двадцать четыре часа.
