Дмитрий Казаков - Схватка призраков

— Так, вот мы видим разгон мирной демонстрации, — сказал товарищ Кади.

На экране полицейские в шлемах и бронекостюмах молотили дубинками людей с плакатами, на которых красовались лозунги: «Правда с нами!», «Оккупанты — вон с Селлаха!», «Свободу!»

— Сила применяется против невооруженных людей, ничем не угрожавших общественному порядку, — продолжал комментировать товарищ Кади. — Так, а это что?

По экрану побежали полосы ряби, изображение на мгновение пропало, а потом возникло, но уже другое. Мощный транслятор, размещенный на спутнике, получив координаты, бил потоком информации в ту точку, где находился Виктор, легко заглушая автохтонный сигнал.

Глазам собравшихся на площади людей предстала небольшая комната. Кроме столика и широкой кровати, в ней ничего не было. Съемка велась откуда-то из-под потолка.

На столе дымился кусок бурого вещества, в котором любой обитатель Селлаха легко узнал бы арагву. Рядом с ним стояли несколько пустых бутылок из-под шампанского. На кровати расположился голый товарищ Кади в компании двух не обремененных одеждой, грудастых девиц.

— Кто-нибудь, выключите это! — визгливо рявкнул побледневший лидер Армии Освобождения.

— Нет уж, мы посмотрим! — неожиданно обрел голос товарищ Рахмонов.

И товарищ Кади не посмел ему возразить.

Сотни людей, собравшихся, чтобы укрепить свой дух и утвердиться в высоких идеалах борьбы за свободу, смотрели, как их лидер вдыхает наркотический дым, пьет шампанское прямо из горлышка, с дурашливым хохотом поливает им женщин, после чего облизывает их блестящие тела.

На площади установилась такая тишина, что Виктор слышал, как орудует древоточец в стволе. Краем глаза видел растерянные лица товарищей по отряду, замечал их боль и недоумение.

Человек, которому они верили, которого считали воплощением добродетелей истинного борца за свободу, оказался подвержен порочным слабостям. Он каждый день говорил о необходимости целомудрия и воздержания, а сам пил, нюхал арагву, развлекался с девушками...

Вознесенный на невероятную высоту авторитет рухнул и разбился, а осколки его ранили сердца.

— Это подделка! Вы что, верите ей? — жалобно прокричал товарищ Кади, когда запись кончилась.

— Ноги моей здесь больше не будет! — прорычал Рашид Хабейби, поднявшись с места, и его мощный голос легко перекрыл начавшийся гам. — Все эти годы ты учил нас — и, как оказалось, лгал. И я не знаю, что сказать своим людям по возвращении. Может быть, мне вообще не стоит возвращаться, а пойти в ближайший полицейский участок и сдаться?

Рахмонов плюнул под ноги товарищу Кади и спустился с трибуны. Лидер Армии Освобождения побледнел почти до прозрачности.

— Не может быть, — прошептал Тарик Шани, из глаз которого катились слезы. — А я так ему верил... Так верил...

— И я, — согласился Камаль. — Это ужасно. Может, это и в самом деле подделка? Откуда на базе женщины?

— У него в особняке они есть, — буркнул Махмуд Адди. — Я видел как-то раз, но внимания не обратил...

Когда Камаль посмотрел на трибуну, то товарища Кади там не было. Он исчез с ловкостью змеи, атаковавшей жертву. Только стукнула калитка в окружающем особняк заборе.

Часть толпы бесновалась и орала, другие сидели на земле, обхватив голову руками. Гости растерянно топтались на месте, не зная, что предпринять. Многие пробирались к бараку, где их разместили.

Его двери распахнулись, выпуская мрачного Рашида Хабейби в окружении телохранителей. Когда стало ясно, что прославленный командир направляется к одному из выходов с базы, Виктор понял, что его дело сделано. Можно было утереть со лба честный трудовой пот.

В это утро никто не надрывался, поднимая бойцов отряда Махмуда Адди, поскольку вчера никто не озаботился назначением новых дневальных. Камаль по привычке сам проснулся в нужное время и понял, что в бараке почти никто не спит.

Под его сводами царило мрачное, подавленное молчание.

Вчера большая часть гостей разъехалась, а те, кто остался, намеревались отбыть сегодня с утра. Обитателям базы деваться было некуда, они в унынии и растерянности разбрелись по баракам.

Наступило утро, но никто из старших офицеров не появился. Похоже было, что ни один из них просто не знал, что предпринять.

— Что, так и будем валяться? — подал голос Усама Ибн-Идриси, один из старейших бойцов отряда.

— А чего делать? — уныло спросил кто-то. — На завтрак-то не зовут...

— Как ты можешь думать о еде? — вскипел Усама. — Мы должны действовать, а не валяться как свиньи!

— Как можно действовать, если потеряна вера? — спросил Камаль.

— Надо ее вернуть! — Усама оставался непреклонен. — Почему товарищ Кади ничего не сказал по поводу того, что мы видели вчера? Надо пойти к нему и добиться правды! Вдруг это поклеп, возведенный врагами свободы?

— Ты предлагаешь пойти к товарищу Кади и потребовать объяснений? — переспросил Тарик потрясенно.

— А что? Разве он не один из бойцов Армии Освобождения? Разве он не наш товарищ?

— Хорошая идея! Надо пойти и спросить! — сказал Камаль.

— Да, пойдем! Пойдем! — зазвучали по всему бараку возбужденные голоса.

Камаль вскочил с кровати и принялся одеваться. Через пять минут он вместе с толпой возбужденно гомонящих товарищей вывалился из барака. Во главе с решительно сопящим Усамой они зашагали к торчащему из-за ограды особняку товарища Кади.

На шум выглядывали бойцы из других бараков, а узнав, в чем дело, вливались в толпу. Откуда-то сбоку появился Махмуд Адди. Лицо у него было опухшее, будто командир всю ночь пьянствовал.

— Вы куда, товарищи? — строго поинтересовался он.

— Туда! — зло ответил Усама. — К нему! Пусть объяснится!

Камаль впервые увидел, как Махмуд Адди растерялся. Командир вместе с остальными безоговорочно верил в товарища Кади, и увиденное вчера стало для него неменьшим шоком. И сейчас старший боец отряда не ощущал привычной уверенности, и даже голос его звучал не так жестко, как обычно:

— Товарищи, не надо... Я вам запрещаю!

— А что мы такого делаем? — выкрикнул Камаль. — У любого бойца Армии Освобождения, уличенного в проступке, товарищи имеют право требовать объяснений! А он чем лучше?

— Ничем! — заорали из толпы. Командира просто оттеснили в сторону и двинулись дальше, остановившись лишь у самого забора, за которым виднелись охранники с парализаторами.

Оружие было направлено на толпу.

— И что, будете стрелять? В своих? — спросил Усама.

— У меня приказ. Я не могу пустить вас, — неестественно спокойным голосом отозвался старший караула.

— Что за шум? Что тут происходит, товарищи? — На крыльцо вышел начальник штаба базы. Он говорил громко и уверенно, но глаза его бегали, а каждое движение, вплоть до взмахов ресниц, выдавало страх и растерянность.

Виктор, обученный замечать такие веши, видел это очень четко.

— Мы хотим лицезреть товарища Кади! — твердо заявил Усама. — Пусть выйдет, посмотрит в глаза тем, кого обманывал!

— Он... — начальник штаба на мгновение замялся, — не может выйти... И вообще, кто дал разрешение на митинг?

Толпа разразилась негодующими криками.

— Мы сами дали себе разрешение! — Усама, чувствуя поддержку, осмелел.

— Ты, товарищ, рискуешь попасть в карцер! — Начальник штаба попытался изобразить гнев, но вышло это до боли жалко.

— И кто его туда посадит? — крикнул Тарик. — Уж не ты ли, товарищ? — Последнее слово прозвучало как издевка. — Тогда придется сажать всех!

— Почему товарищ Кади не может выйти? — громко спросил Виктор. — Жив ли он?

Это был удар почти вслепую. Зеленский знал, что нюхающие арагву люди склонны к импульсивным поступкам. Если товарищ Кади употреблял наркотик давно, то его психика могла не выдержать вчерашнего унижения.

По тому, как дернулся офицер, Виктор понял, что угадал.

Толпа испуганно примолкла. Одно дело — иметь вождя, пусть опороченного, и совсем другое — внезапно его лишиться. Виктор чувствовал, как напугана и поражена личность-маска по имени Камаль Ахмед.

И паузой, переменой в поведении толпы блестяще воспользовался опомнившийся Махмуд Адди.

— Товарищи, надо успокоиться, — сказал он, выйдя вперед. — Я лично все разузнаю и сообщу вам. А сейчас, прошу вас, разойдитесь. Правда с нами!

— Правда с нами! — откликнулись бойцы вяло, больше по привычке, но боевой запал пропал, растворился струйкой дыма в воздухе. Из готовой на деяния толпы они превратились в скопище растерянных личностей.

Но все это уже было неважно. Виктор сделал свое дело — посеял зерна сомнения и неуверенности в душах окружающих. Они дадут ростки, которые сегодня же принесут плоды.

Горькие на вкус, точно хинин.

Трибуна была опрокинута и изломана. Знамена, не так давно еще яркие и красивые, покрывала грязь.