Алексей Евтушенко - Отряд-3. Контрольное измерение
Велга пришел с Кариной, Хейниц с девушкой по имени Ева, Дитц и Вешняк сочли нужным оставить своих подруг наверху.
— Непорядок, — безапелляционно заявил Дитц, усаживаясь за стол и пристраивая на грудь салфетку (по излишне влажному бледно-голубому блеску его глаз, Александр сообразил, что друг Хелмут изрядно навеселе). — Мало того — форменный бардак. Если солдат опаздывает на ужин, значит случилось нечто из ряда вон выходящее. Где Майер и Стихарь?
— Вообще-то команды явиться в столовую к определенному часу не было, — заметил Велга. — Брось, Хельмут, люди отдыхают. Имеют право.
— А чувство долга? — вскинул брови обер-лейтенант. — Или даже просто чувство товарищества? Где оно, я вас спрашиваю? Согласен, что в вопросах …э-э… любви каждый сам по себе. Хотя я могу припомнить пару случаев, когда…
— Лучше не надо, — быстро сказала Аня.
— Да, верно, прошу меня извинить… Арнольд, что у нас сегодня на ужин?
— Что пожелаете, герр Дитц!
— Да уж пожелаю… Кстати, Арнольд, скажите, как нам поступать в таких вот случаях?
— Каких именно?
— Когда мне необходимо срочно с кем-нибудь связаться. Как сейчас, например. Я, скажем, хочу отдать приказ непосредственно своему пулеметчику Рудольфу Майеру. Или просто с ним поговорить. Как мне это сделать? Неужели я должен подниматься наверх? Или здесь есть что-нибудь вроде телефона?
— Действительно, Арнольд, — поддержал Хельмута Велга. — Вопрос своевременный. Я тоже хотел об этом же спросить, но как-то за разнообразными и приятными событиями сегодняшнего дня запамятовал. Надежная связь — это главное для военного человека. А мы люди военные. Даже на отдыхе. Мало ли что может произойти.
— Здесь с вами ничего не может произойти, — улыбнулся Арнольд. — Лона — на редкость безопасная планета. А связь… Во-первых, у каждого из вас в апартаментах есть мощный коммуникационно-развлекательный центр. Просто я не успел еще вам показать, где он находится и как им пользоваться. С его помощью можно связаться друг с другом. Но это вещь стационарная. А для мобильной связи… Одну минуту.
Арнольд хлопнул в ладоши и громко позвал:
— Домохранитель! Ты мне нужен! — и добавил уже тише. — Сейчас он придет и мы все решим. Кстати, если с кем-нибудь надо в пределах Дома связаться очень уж срочно, то достаточно попросить сам Дом сделать это. Или приказать ему — это уж как вам удобнее.
— Каким именно образом? — спросил Дитц.
— Очень просто. Хлопаете в ладоши и говорите, с кем вас соединить. Правда в данном случае получится режим громкой связи. То есть, слышать разговор будут все, кто находится рядом.
— Это ерунда, — провозгласил Хельмут. — У старых боевых товарищей не может быть секретов друг от друга. Ну-ка, попробуем…
Он резко хлопнул в ладоши и хорошо поставленным командирским голосом рявкнул на весь зал так, что непривычный к подобному тону Арнольд заметно вздрогнул:
— Дом, слушай команду! Немедленно соедини меня с Рудольфом Майером! Я хочу его услышать.
Тишина. Лёгкий шорох. И, наконец, мягкий мужской голос:
— Вы на связи. Говорите.
— Р-руди! — гаркнул обер-лейтенант. — Ты где ошиваешься?! Немедленно к нам!
— Ох, ч-че… Простите, господин обер-лейтенант, это вы?
— Нет, господь бог. Ты чем там занят?
— Разрешите доложить, отдыхаю, господин обер-лейтенант!
— Я вот тебе сейчас устрою отдых… Товарищи, понимаешь, ждут тебя и Стихаря, а они отдыхают!
— Понял, господин, обер-лейтенант. Бегу. Так, рыбка, извини — служба. Но я скоро вернусь, и тогда мы продолжим. Ух, как мы продолжим! Можешь даже не одеваться…
Дитц захохотал, остальные засмеялись.
— Ох, простите, господин, обер-лейтенант, это я не вам…
— Надеюсь!
— Руди! — позвал Велга.
— Слушаю.
— Зайди там по дороге к Стихарю и тащи его тоже сюда. Скажи — я приказал. Нехорошо отрываться от коллектива.
— Есть!
— Дом, — приказал Дитц. — Конец связи.
— Есть конец связи, — тут же откликнулся голос.
— Вот это, я понимаю, — удовлетворенно заметил Хельмут. — Быстро и качественно.
— Здесь все так, — заверил Арнольд. — Именно, что быстро и качественно. Завтра, если пожелаете, я устрою вам большую экскурсию по Дому. Тут есть еще много чего интересного. И все это в вашем полном распоряжении. Но для того, чтобы пользоваться, надо знать чем и как.
— Обязательно, — кивнул Велга. — Завтра — обязательно.
— Именно, что завтра, — поддержал Дитц. — Сегодня мы еще гуляем… Официант, коньяк!
Официант явился одновременно с Домохранителем. Последний выглядел как невысокий лысоватый мужчина в летах и с солидным брюшком. Пока Хельмут и остальные делали заказ, он почтительно, но с достоинством ожидал чуть в стороне.
— Вот, — представил его Арнольд. — Прошу любить и жаловать. Наш Домохранитель собственной персоной!
— К вашим услугам, — слегка поклонился тот.
— В непосредственном ведении Домохранителя, — объяснил Арнольд, — находятся все технические службы Дома. Если я осуществляю, так сказать, общее руководство, то он заведует непосредственно хозяйством. Коммуникации, транспорт, производственные службы — все на нем.
— Завхоз, если по-нашему, — сказал Вешняк.
— Да, именно так, — кивнул Арнольд. — Очень точное сокращение. Именно завхоз.
— А как вас зовут? — спросила Аня Домохранителя.
— Меня зовут Домохранитель, — ответил тот. — Если желаете, можете дать мне человеческое имя. Но до сей поры его у меня не было.
— Странные тут у вас порядки, — обратилась Аня к Арнольду. — У кого-то есть имена, у кого-то нет. Дискриминация!
— Ни в коем случае! — запротестовал мажодром. — Никакой дискриминации у нас не может быть хотя бы потому, что мы — Искусственные Существа, а понятие дискриминации может относиться в полной мере только к людям…
— Я могла бы поспорить с этим утверждением, — перебила его Аня, — но сейчас не стану. Настроение не то.
— Я должен заметить, — сказал Арнольд, — что вы в полном праве менять здешние порядки так, как вам заблагорассудится. Вы тут полные хозяева.
— Пока не появится Распорядитель, да? — усмехнулась Аня.
— Даже не знаю… — растерялся Арнольд. — На этот счет я не получал никаких указаний.
— Ладно, бог с ним, — махнул рукой Велга. — Разберемся. Так что нам может предложить господин завхоз?
Глава четвертая
Больно…
Мне.
Очень.
Больно.
Если мне больно, значит… значит я существую? Или я существую, потому что осознал то, что мне больно?
Не важно.
Сейчас это не важно. Сейчас важно понять, кто я и отчего мне больно. И еще нужно попробовать как-то уменьшить эту боль. Потому что жить вместе с ней невозможно.
Жить?
Я — живу.
Как странно…
Или я, или боль.
Если не будет меня, то не будет и ее. Но если не будет ее, я останусь.
Второй вариант меня устраивает больше.
Не отпускает…
Она разнообразна и приходит ко мне по миллионам каналов-нитей. Вот, вот они, эти нити-каналы. Я вижу их! Они тянутся ко мне отовсюду, пульсируют, рвутся, опадают и гибнут, но на их месте возникают новые. И каждый наполнен своей болью. Боль резкая, тягучая, ноющая, колющая, сверлящая, тупая и острая, горячая и ледяная, смертельная и пока еще не очень, боль сладкая и горькая, желтая, красная и оранжевая; боль, как спасение, как сигнал бедствия, как мольба о помощи, как шепот и крик….
Так, надо попробовать устраниться. Отодвинуться. Закрыться.
Пусть она будет жить отдельно, а я — отдельно. Направить ее куда-то в одно место, в темный угол сознания, а потом изолировать и… Нет, не получается.
И так тоже не получается.
И так….
Ладно, попробуем иначе. У всякого следствия есть своя причина. То же и с болью. Если она есть, значит, что-то ее вызвало. Нужно просто дотянуться до этого «чего-то» и постараться его устранить. Убрать саму причину боли. Если, конечно, это возможно…
Надо попробовать.
Как?
Нити-каналы.
Если по ним ко мне приходит боль, то это значит, что я могу проследить ее путь и попытаться дотянуться сознанием до самого ее начала, до того, дальнего конца нити. Решено. Так и поступим. Теперь осталось только выбрать нить. Желательно такую, которая быстро не оборвется….
А, вот это, пожалуй, подойдет.
Не нить даже — жгут, свитый из многих нитей. Толстый, крепкий и видно, что продержится еще долго. Ну, попробуем…
* * *Всё.
Кедровые — в полтора-два обхвата — стволы очищены от ветвей, уложены и надежно закреплены, бригадир грузчиков-такелажников дал отмашку — можно ехать.
Николай Семкин по кличке Сема, водитель ОАО «Леспромхоз № 4» тщательно загасил окурок, привычным движением надвинул кепку пониже на глаза и полез в кабину своего японского тягача-лесовоза «HINO». То есть, не своего, конечно, — машина принадлежала фирме, но Сема за полгода работы успел привыкнуть к «японцу» и считал его уже как бы и своим.
