Василий Сахаров - Дальний поход.
Впрочем, Эрик ввел меня в заблуждение не специально и зла за поражение своих братьев-викингов под Мальме на нас не держал. Он давно уже не был в этих краях, и о том, что творилось на территории Ленинградской области и Прибалтики последние пару лет, знал чрезвычайно мало. Оттого, все происходящее с нами в этот день, мы воспринимали не так, как могли бы, если владели более полными сведениями об изменениях в жизни Сестрорецка за минувшие полгода.
Итак, сегодня «Ветрогон» вошел в Финский залив. День начинался просто замечательно. Солнечное раннее утро и спокойное море. Мы со Скоковым стоим на ходовом мостике и разговариваем о какой-то ерунде. Радиосвязь работает, через час-другой мы собираемся вызывать на связь Сестрорецкий радиоцентр, и тут на открытой частоте раздается истошный женский крик:
– Помогите!!! Спасите!!! Убивают!!! Кто-нибудь, на помощь!!! Умоляем!!!
Кроме этих слов более ничего, треск динамика и все смолкает. На несколько секунд мы с кавторангом замираем в ступоре. В крике было столько страдания и боли, а на заднем фоне еще и маленький ребенок плакал, что долетевший к нам через радиоэфир крик о помощи, по нервам ударил очень сильно.
– Что это было? – задал я Скокову риторический вопрос.
Капитан фрегата пожал плечами:
– Хрен его знает.
Взяв в руки укэвэшку, я вызвал корабельную радиорубку:
– Кум, это Мечник. На связь!
– На связи! – командир БЧ-4 с ответом не замедлил.
– Крики слышал?
– Да.
– Можешь определить, далеко это от нас и какой пеленг?
– Сигнал был четкий, так что, скорее всего, недалеко, а пеленг мы не засекали, но если сигнал пойдет вновь, то сразу определим.
– Понятно. Отбой связи!
Пока я разговаривал с радиорубкой, Скоков колдовал вокруг экрана радара, включал разные режимы работы, отсекал помехи, запускал одному ему известные программы и, провозившись пару минут, сказал:
– Четырнадцать миль практически прямо по курсу, есть одиночная цель. Скорость шесть с половиной узлов, траверз городка Локса. Если со среднего хода перейдем на полный, то за тридцать пять минут домчим.
Скоков посмотрел на меня и, быстро приняв решение, я согласился с его предложением:
– Полный ход и играй боевую тревогу. Непонятно, что там за судно, но крики настолько душераздирающие, что людей требуется спасать. Мало ли что. Может быть, тонут, а возможно что-то иное…
Недослушав, капитан сразу начал отдавать команды:
– Машинное отделение, полный ход! Команде фрегата и десанту боевая тревога! Боцманской команде аврал, приготовиться к проведению спасательной операции!
Стремительно увеличив скорость с семнадцати узлов экономного хода до тридцати узлов полного и, рассекая узким стальным корпусом серые балтийские волны, фрегат устремился вперед, а через двадцать семь минут мы увидели тех, кто нуждался в спасении и молил о помощи. Прямо по нашему курсу, всего в трех милях, на воде горела большая парусная шхуна, которую обстреливал из мелкокалиберных орудий и пулеметов двухтрубный винтовой пароход, водоизмещением от восьмисот до девятисот тонн.
– Сергеич, – обратился я к капитану фрегата, – заходи между пароходом и парусником. Остановим бой, разберемся, кто здесь и кого уничтожает, а уже после этого и определимся, кто нам друг, а кто просто так, мимо проходил.
– Понял.
Фрегат заложил крутой поворот и, не сбавляя скорости, обошел развалившуюся на части и горящую шхуну по левому борту, а я взял трубку радиотелефона и на открытой волне вызвал пароход:
– Говорит капитан Александр Мечников! Неизвестный пароход, немедленно прекратить стрельбу, лечь в дрейф и выйти на связь! Всякая попытка оказать сопротивление будет пресекаться в зародыше! Жду вашего ответа!
Мне никто не ответил, хотя антенны радиосвязи на пароходе были видны, и вместо того чтобы сбавить скорость и прекратить стрельбу, пароход только усилил обстрел обломков парусника. Не менее трех пулеметов крошили в капусту барахтающихся в воде многочисленных людей, а пара пушек калибра 45-50 мм разбивали каждую целую доску, за которую могли бы зацепиться эти бедолаги, среди которых было немало женщин и детей.
– Мечник, – на связь вышел Кум, – пароход пытается вызвать берег, но передатчик у них слабенький и мы его сигнал забили.
– Хорошая работа, связь. Продолжайте следить за эфиром.
– Есть!
– Игнач, – посмотрев на безжалостную расправу над гражданскими людьми, я вызвал командира артиллеристов, – на связь!
– БЧ-2 на связи!
– Подави огневые точки парохода и ударь ему под винты, но аккуратно, чтобы судно осталось на плаву.
– Сделаем все красиво и с ювелирной точностью!
Проходит всего несколько секунд, и начинают работать наши АК-630. Шестиствольные орудия артиллерийского артавтомата раскрутились, каждая из двух установок «Ветрогона» выплюнула несколько коротких, не больше чем по сорок тридцатимиллиметровых снарядов, очередей, и все смолкло. С дистанции в девятьсот метров, пусть даже и на ходу, наши опытные комендоры заставили замолчать пушки парохода, подавили пулеметные огневые точки и разбили ему винты.
– Крепыш, поведешь абордажную партию на борт парохода! – отдал я следующую команду.
– Есть! Ты с нами?
– Да, – подтвердил я и, повернувшись к Скокову, сказал: – Сергеич, сейчас десант высадится на пароход, нас не жди, а сразу же двигайся спасать людей.
– Угу.
Скоков согласно кивнул головой, а я, подхватив находящийся в штурманской рубке АКС и разгрузку с боезапасам, помчался на основную палубу. Пока я на ходу экипировался и спускался вниз, фрегат уже притерся вплотную к борту парохода и на него, с криками: «Всем лежать, работает десант!», перескочили два взвода абордажиров. Мне оставалось только последовать за ними, фрегат отвалился от захваченного нами парохода, а я прошел туда, где была наибольшая суета, то есть на корму.
Разоруженная команда парохода сноровисто тушила небольшой пожар, а несколько наших воинов следили за их работой. Чуть в стороне, подле надстройки, замерли Крепыш и еще трое бойцов отряда, а напротив них стояли двое мужиков. Первый, приземистый и полноватый человек в военно-морском бушлате черного цвета без погон и знаков различия, молчаливый и угрюмый. Второй, смуглый и похож на азиата, пожилой и сухопарый, а одет в новенький полевой камуфляж. На его погонах три большие полковничьи звезды, и в отличии от моряка, он нервничает, потрясает в воздухе кулаками и что-то выкрикивает. Судя по всему, Крепыш общается с главными командирами на борту, и именно они мне сейчас и нужны.
Я подошел вплотную и остановился за спиной Крепыша, который настороженно оглядывался вокруг себя, и держал руки на перекинутом поперек груди автомате. Не встревая в разговор, вслушался в эмоциональную речь азиата:
– Повторяю, перед вами полковник Всероссийской армии Идрис Закая и я выполняю приказание вышестоящего командования об уничтожении мятежников из руководства бывшей Сестрорецкой Рабочей Республики. Ваши действия оцениваются мной как пиратство, и о вашем нападении на находящееся под моим командованием судно будет немедленно доложено в Москву. Учтите, так просто это вам с рук не сойдет, и Калининград ответит за свои действия.
Полковник брызгал слюной, выкрикивал множество разных слов, и из того, что он наговорил, я понял следующее. Торговый водный маршрут между Сестрорецкой республикой и Московским диктатом, который с недавних пор стал называться Всероссийским, вроде как с претензией на объединение всех территорий бывшей России, существует уже как минимум пару лет. С Прибалтики на Москву отправлялись наемники, дары моря, некоторые ресурсы и кое-что на меновую торговлю, а из столицы РФ обратно поступали боеприпасы, немного горюче-смазочных материалов и самые примитивные радиостанции.
Обе стороны были довольны своими отношениями, и так продолжалось до тех пор, пока Московский правитель Иван Магомедович Степанов не решил прибрать Прибалтику к своим рукам. Шесть месяцев назад в Сестрорецкой Рабочей Республике, которая строила коммунизм и базировалась на основах учения марксизма-ленинизма, появились столичное спецвойско, по сути своей элитный охранно-карательный батальон. В Сестрорецке к их приезду уже все было готово. Местные ренегаты и шпионы диктатора провели бескровный переворот, а после этого объявили Сестрорецк и весь Карельский перешеек Прибалтийским районом Всероссийского диктата. Немногочисленные вооруженные силы СРР были взяты под контроль солдатами спецвойска, а флот, целых три парохода, несколько парусных шхун и восстанавливаемый корвет Балтийского флота проекта 20380 «Стерегущий», сменили своих командиров.
Простой народ, как всегда, побурчал, поспорил, немного повозмущался, но сопротивления войскам московского диктатора не оказал. Жизнь продолжалась, люди работали и отдыхали, рождались дети, хоронили стариков и, поначалу, в Сестрорецке и прилегающих к нему территориях ничего не изменялось. Однако, московская власть, оглядевшись и закрепившись на новом месте, переждала зиму и начала устанавливать свои порядки. Среди граждан провели политинформацию, и объяснили, что Москва уже больше десяти лет находится в окружении орд дикарей-каннибалов, и ведет войну во имя всего разумного, доброго и светлого. Раз так, то и Сестрорецк переводится на военное положение. Выдаваемые на руки рабочим и их семьям продовольственные пайки урезались на сорок процентов, а жители бывшей СРР, должны были незамедлительно готовиться к тому, чтобы сформировать боевые дружины ополченцев и отправляться на фронт.
