Сурен Цормудян - Странник
— Резонно, — кивнул Казимир.
— Вот и я говорю… Погоди. Говоришь, в Нагатинскую рейд? А чего вдруг? С чем это связано?
— Вот послушай. Минувшей ночью к внешнему посту ребенок пришел. Маленький совсем, годика четыре. Заплаканный весь и не разговаривает. Но в одежке, хоть и неказистой. Лохмотья, да и только.
— Ребенок. С Нагатинской, — пробормотал Сергей, задумавшись. — Погоди, но ведь Кубрик как раз в том районе детский плач слышал. Нет тут, случайно, связи?
— Вот и я думаю. Ведь никто не знает, что там за дела с Кубриком, только ты. А ты, как вернулся, сразу спать завалился.
— Может, тот малыш знает, что с Сеней? — Маломальский уставился на старика.
— Может, и знает. Но он вроде глухонемой.
— И где он сейчас?
— Да Вера, санитарка наша, к себе его забрала. Ну, в карантинных целях, это правильно. Но и по-людски понять бабу можно. Ее дочку годовалую, помнишь, крысы загрыз ли. А тут чадо ничейное… Но это еще не все.
— Да? А что еще?
— Через несколько часов к тому же посту вышел человек. Взрослый. Странный такой. В одежде, наверное, размеров на пять больше, чем надо. Пришел на свет из тоннеля и минут сорок стоял неподвижно. Стоит, молчит. К свету вроде привыкал. Наши за ним наблюдали. Потом все же подошел к ним, начал рассказывать что-то бессвязное. Улыбается, как юродивый, бормочет.
— И где он сейчас?
— Да по станции околачивается. Его, конечно, допросили, но как стало ясно, что он не в себе и ничего сказать толком не может, так и отпустили.
— Что, вот так просто околачивается? — повысил голос Сергей. — А если он чумной?
— Да нет, — махнул рукой Казимир, — он не больной, осмотрели. Просто как дите малое — бродит, рассматривает все, как будто в первый раз увидел, и улыбается. Ну, конечно, приглядывают за ним, а так — что с ним делать? Мы же не фашисты, чтобы юродивых на удобрения пускать. Но администрация заинтересовалась, откуда эти люди взялись. Вышли они из туннеля, что к Нагатинской ведет, но ведь эта станция и другие за ней давно заброшены!
— Любопытно, — хмыкнул Сергей, потирая светлую щетину на подбородке. — Особенно история с ребенком. Вдруг и впрямь связь с Кубриком есть?
— Да. — Старик кивнул и внимательно посмотрел на сталкера. — А знаешь, что еще любопытно? За сутки до твоего возвращения пришел с поверхности Вавилов. Он еще сказал, что вы с ним пересеклись на Серпуховском валу. Потому Лось со своей группой и вышел, когда ты к утру не вернулся. Ведь от Серпуховского вала до северного портала пять минут ходу. А тебя не было сутки. Почему, Сережа?
Маломальский отвернулся, и Казимир вздохнул:
— Опять ходил к ее дому?
— Да.
— Чего мучаешься напрасно? Сколько времени прошло, рассуди головой….
— Послушай! Это ведь не так просто… И я тебе не хотел говорить кое-что… Ты ведь знаешь нашу историю! Я же молодой был еще совсем, в той, другой жизни, до Катаклизма.
С вечеру до ночи околачивался у ее дома и глазел на ее окно. Как там свет горит, как тень ее мелькает. А потом она гасит большой свет и остается ночник. Значит, девочка книжку читает, в кроватке своей. — Маломальский грустно улыбнулся. — Я, наверное, месяцев шесть так ходил к ее дому и вахтил под окном, все не решаясь подойти и признаться. Потом смеялись с ней вместе над моей робостью…
Слушая это, Казимир прикрыл глаза и поджал тонкие губы.
— Но шесть лет назад, когда я только начинал свое ремесло, я впервые после Катаклизма оказался у ее дома. Вокруг руины, тьма, ветер шквальный тучи черные гонит. Твари повсюду, остовы зданий — мало какие уцелели. А вот ее дом не сильно повредило. И я смотрю на ее окно, а в нем свет горит! Обычный свет, как в обычной квартире в той жизни! Понимаешь?! И тень ее мелькает! Это было самым большим кошмаром в моей жизни! Я тогда бежал оттуда, а потом стал возвращаться к дому. Но видение не повторилось. Пустой выгоревший дом без стекол, черные до жути окна — и все. Но я не могу не ходить туда, понимаешь? Я до сих пор простить себе не могу, что в тот первый раз не решился за бежать в дом и выяснить, почему там горит свет и мелькает тень. Как такое вообще может быть? Не решился, как тот юнец, что полгода в любви признаться не мог и торчал под домом до глубокой ночи!
— О Господи, — выдохнул Казимир, — Сережа, ты этот свет сердцем видел, не глазами и разумом. Ты видел то, что запало в душу тебе с той жизни, что хотел видеть. Понимаешь? Я же был возле дома в свою первую вылазку. Там мертво все.
— Почему ты хочешь вытравить из меня эту веру, Казимир? Ты ведь и сам во что-то веришь. В то, например, что мы не единственные на земле. — Моя вера рациональна, Сережа. Да, я верю в то, что мы — не единственные выжившие. Потому что на земле были еще города, в которых была подземка. Питер, например. Люди сплетничают, что кто-то там даже побывал! Минск, Екатеринбург и другие. Там ДОЛЖНЫ быть люди. Даже вокруг Москвы есть дикие деревушки… Приходят иногда караваны. Но этих-то мы к своим, к московским причисляем… — Ну хорошо, я не против. Я даже обеими руками за то, чтобы еще кто-то на планете выжил. Но насколько рациональной была твоя вера в тот раз, когда ты решил, будто в состоянии дойти до другого большого города? Думаю, тебя в тот поход скорее повели безумная мечта и приступ отчаяния. Так вот и на меня иногда находят отчаяние и слепая вера. Тянет меня к ее дому!
— Да, хорошо говоришь, — кивнул Казимир. — Только вот не следует тебе забывать, что, бросившись в поход до Питера, я уже в пяти километрах за МКАДом потерял половину своих товарищей и обе ноги. Хорошо, что не жизнь. Разве ты не понимаешь, что в своих бесполезных вылазках к ее дому можешь сгинуть… зря?
Бум покачал головой и вздохнул:
— Это верно. Ладно, давай замнем эту тему, Казимир. И вообще… Не хотел я про Риту. Прости, что я тебе о ней напомнил.
Старик с тоской и болью в глазах посмотрел на Сергея и тихо сказал:
— А я о своей дочери никогда и не забывал.
* * *Бойкая торговля на временно установленных лотках, которую организовали с разрешения администрации челноки, набирала обороты. Людей становилось все больше. Лоточники как-то отвлекали от напряженного ожидания Кубрика и группы Лося. Хотя, возможно, после того как вернулся уже объявленный пропавшим Маломальский, люди верили и надеялись, что так же будет и с этими сталкерами.
Сергей молча наблюдал за торговлей. После разговора они со стариком не смотрели друг на друга, потом Казимир укатил за новой порцией кипятка. Конечно, ему тяжело вспоминать о дочери. Видно, чувствовал себя виноватым, что когда-то ушел из той семьи в другую и мало общался с Ритой до Катаклизма.
Сергей тоже думал о ней. Разумеется, со временем горе потери притупилось, как все беды уходят в туман по прошествии лет. Но иногда мистический ветер разгонял эту непроницаемую дымку, и зарубцевавшаяся некогда рана снова начинала кровоточить. Вот как сейчас. Он попытался вспомнить лицо Риты, ее улыбку. Это было трудно. Легче было представить свет в окне и тень. То, что видел еще в прошлой жизни, и то, что увидел шесть лет назад во время того выхода.
Вспомнил и вылазку, из которой вернулся сегодня.
Ему ведь оставалось всего два шага до станции, и вдруг он решил побыть наверху еще немного… Дойти до ее дома. Собственно, из-за этого и не успел попасть в метро до рассвета.
— Кстати, — сказал себе Сергей и стал извлекать из обширного внутреннего кармана куртки сложенную карту поверхности.
Воспоминания о том доме, о горгонах и вое в шахте лифта вернули его в действительность. Он разложил карту на столе, отодвинув подальше опустевшую кружку и миску с недоеденными корнеплодами и свининой. Стал вглядываться в улицы, в квадратики и прямоугольники зданий. Красноватые трезубцы, рассыпанные по всему городу, обозначали стоянки горгонов.
— Чего там высматриваешь? — спросил вернувшийся с чайником Казимир.
— Да вот, дом тот хочу отметить, где день пережидал.
— Что-то интересное в нем?
— Ну да. Во-первых, там гнездо этой летающей стервы. Согласись, не каждый день обнаруживаешь логово такой твари. Она, правда, издохла благодаря Лосю сотоварищи, но вот выводок ее, девять яиц, еще там. Во-вторых, хрень какая-то воет в шахте лифта и носится вверх-вниз. А по ночам вдобавок шарится по подъезду топотун какой-то. Никогда не слышал таких шагов.
— Да, такой дом стоит отметить и информацию по сталкерам пустить, чтобы стороной обходили.
— С другой стороны, дом не горел, кое-где мебель в хорошем состоянии. Вот эту инфу можно Смердюку продать, он же спец по мебели. Надо будет заскочить к нему на Павелецкую.
— Да он барыга и жмот еще тот, много не получишь.
— Я знаю… Да где же этот дом? Может, на Мытной? Там еще рядом улица вся в воронках. И высотки разбитые…
— Плюнь ты. Не полезет Смердюк туда, где гнездо вичухи. Ссыкун он. Людей неопытных за копейки отправит и погубит. Забей!
