Юрий Корчевский - СМЕРШ времени. «Чистильщик» из будущего

Вдруг Обиров поднял руку. Мы замерли. Неужели снова мина-ловушка? Я придвинулся к якуту.

– Товарища капитана, дух чужой! – повел он носом.

Мамедов сзади хмыкнул. А я принюхался. Пахло паутиной, пылью, затхлостью. И едва-едва, почти неуловимо, ощущался чужой запах.

Профессиональному розыскнику запах порой дает такую информацию, которую дилетант и не заметит. От опытных милиционеров я слышал, что они по запаху определяют тех, кто недавно – месяц, два – вышел из тюрьмы. Пропитывается, видать, человек запахом места, где долго находился.

Когда я был в разведке, мы в вылазке, ночью, определяли часового или ракетчика не только по звуку – дыхание, чих, кашель, не только зрением – от него ночью толку немного, но и по запаху – пусть не покажется это кому-то смешным.

Каждая армия пахнет по-своему. У Красной – специфические запахи: гуталин, махорка, оружейная смазка, хозяйственное мыло и много чего еще, что можно встретить только у нашего солдата.

Немцы пахнут ваксой для сапог, сигаретами, нередко – одеколоном, который наши солдаты часто и в глаза не видели, иной едой. Словом, немецкие офицеры и солдаты пахли совсем не так, как наши. Вот этот чужой запах и уловил якут Обиров.

Одна закавыка – запах долго не держится. Я не знаю, как в подземелье, а в землянке – не более часа. Значит, это не от тех немцев, что уже несколько дней тому назад отсюда ушли. Похоже, по подвалу ходил немец, причем недавно! И не думаю, что он хотел сделать нам подарок. Ну что ж, придется усилить бдительность – где-то здесь скрывается человек с неизвестными нам намерениями.

Несколько часов мы бродили по ходам подземелья. Было оно обширным и извилистым, ход то плавно уходил вниз, то продолжался ступеньками вверх. Но в течение всего дня нам так никто и не попался – даже тени не мелькнуло.

Мы остановились тогда, когда закончился кабель в катушке, а там его – несколько километров. Пошли назад, сматывая кабель на катушку. Выбрались через лаз и увидели, что на дворе уже стемнело.

Мы поужинали. Бойцы улеглись спать, а я начал с лейтенантами разглядывать наши записи, наносил ходы, сделанный экспромтом план подземелья. И такая картина начала вырисовываться: оказывается, до сих пор мы исследовали ходы под стенами. На схеме – в центре ее, как раз под особняком, оставалось белое, неисследованное пятно. В это не верилось, но ходов под домом мы не нашли – ни одного левого ответвления, ведущего под строение! Странно. Может – взорвать его к чертовой матери? Ладно, еще день-два поищем, время пока терпит. Если же так ничего и не найдем, придется ехать к полковнику с повинной головой. Хотя я сразу предупреждал своего начальника, что сомневаюсь в успехе.

Утром мы снова отправились в поднадоевшее уже всем подземелье. Катакомбы одесские — ей-богу!

Но сегодня все пошло не так. На одном из переходов, когда я делал записи на бумаге, передо мной громыхнул выстрел. Я инстинктивно упал на пол и выхватил пистолет. Стрелял Обиров. Он напряженно вглядывался вперед – в темень, шаря лучом фонаря по стенам.

– Ты чего стрелял?

– Тень вдали мелькнула, я и выстрелил.

– Какая такая тень? – подал голос Мамедов. – Тень бывает, когда светло, а тут темно совсем.

– Мамедов, пойди, посмотри – что там? Только будь осторожен! – тихо сказал я бойцу.

Мамедов прижался к стене, чтобы не перекрыть Обирову сектор обстрела и самому не попасть под ответный выстрел, и медленно двинулся вперед. Луч его фонаря, перескакивая со стены на пол и обратно, постепенно удалялся.

– Товарищ капитан! Есть! Человек тут – гражданский!

Мы с Обировым быстро пошли по ходу к Мамедову.

В пяти метрах от него, щурясь от света фонаря, сидел пожилой мужчина в гражданской одежде. Руками он зажимал рану на ноге.

– Обиров, как ты его в темноте углядел? И ухитрился же попасть с одного выстрела!

– У нас в Якутии ночи, однако, по полгода стоят – привык.

Я удивился. Действительно – стрелок от бога!

Подойдя к раненому, я спросил:

– По-русски понимаешь?

– Разумем.

Акцент был польский. Я обыскал раненого. Оружия при нем не оказалось.

– Помогите ему выбраться из подвала.

Мамедов, поддерживая, повел поляка к выходу. Они уже прошли метров двести, как вдруг раненый остановился.

– Куда вы меня ведете, пан офицер?

– В дом.

– Есть путь короче – я покажу.

Поляк показал на маленькое ответвление от основного хода – метра три длиной. Мы и раньше проходили мимо него, фонариком посветили – тупик. Видно, здесь строители начали ход долбить, да бросили, может – камень большой попался.

Однако поляк уверенно шагнул в этот тупик. Я встал за его спиной – как бы он нам каверзу какую-нибудь не приготовил.

Поляк нажал на небольшой камень в стене справа. Известняк перед нами дрогнул и ушел в сторону. Впереди открылась небольшая площадка, с которой вверх вели ступени. Мы начали подниматься по лестнице.

– Вам на какой этаж, пан офицер?

– На первый.

– Прошу пана.

Поляк потянул рычаг, который был на площадке. Перед нами распахнулась дверь, и я увидел зал на первом этаже, в котором мы вчера завтракали, а вечером я с лейтенантами чертил на бумаге схемы ходов. Сидевший за столом водитель нашей полуторки вскочил от неожиданности. Глаза его от удивления чуть не вылезли из орбит, когда он увидел нашу группу и поляка, выходивших из доселе цельной стены. Я и сам не менее его был удивлен – шокирован даже.

– А куда лестница ведет дальше?

– Так, пан, выше – на второй, третий этаж и на чердак.

А мы в первый день пребывания здесь беззаботно спали без часового, подперев шкафом дверь! Как неосторожно! Мне стало стыдно. Ведь могли вырезать всех – втихую! Ай-ай-ай, а еще опытным «чистильщиком» себя в душе считал!

Я закрыл за собой дверь, стал осматривать стену. Она была ровной, никаких намеков на ручку, петли – ничего. Как же ее отсюда открыть?

Поляк понял мои мысли.

– Пане офицер, поверните в сторону вон тот канделябр на стене. Да-да, влево.

Я потянул в сторону канделябр. Щелкнул механизм, и дверь приоткрыло пружиной на несколько сантиметров. Занятно!

– Садись! Кто ты такой? Отвечай правду. Я из контрразведки СМЕРШ, будешь врать – расстреляю, поможешь – перебинтуем, накормим и отпустим. Выбирай!

– Я хочу жить, – с готовностью согласился поляк, морщась от боли в ноге.

– Обиров, перебинтуй его индивидуальным пакетом.

Якут ловко завернул поляку штанину и осмотрел рану.

– Пуля насквозь прошла, даже кость не задела. Повезло тебе, пан! Сейчас перебинтую – через неделю заживет.