Николай Побережник - Архипелаг

– Понял.

Люди потянулись вниз по сходням, неся с собой свой нехитрый скарб, а большинство было и вовсе без него.

– Папка! – крикнула Оксана, поднявшись из кубрика, и бросилась ему на шею.

А я стоял и смотрел на эту бурю эмоций… внизу на пирсе стояли обнявшись и плакали Маша и Даша. У меня засвербело в носу, я поднял голову вверх и подумал: «Видишь, Леха? Наверное, видишь».

– Ну что, Николаич, какие планы? – спросил Иваныч, поднявшись из рубки и встав рядом, опершись.

– Всем отдыхать… Завтра в форту совещание.

– Хорошо, – ответил Иваныч, окрикнул мечущегося по палубе боцмана, – оружие и боеприпасы в форт, все остальное на склады и отдыхать. Завтра большая приборка по «Авроре».

– Есть, – кивнул боцман, перехватывая стропы с гака крана, который уже, разложив лапы у пирса, подал стрелу.

Я спустился в каюту, посмотрел на пустующую Лехину кровать и лежащий на ней рюкзак, подхватил свои вещи и пошел домой.

– Сергей Николаевич, – окрикнула меня Оксана, когда я прошел вверх по дороге метров двадцать. Она и ее отец шли ко мне быстрым шагом.

– Оксана, давай завтра… все завтра, – сказал я ей, грустно улыбнувшись, и пошел дальше.

347-й день. О. Сахарный

Вставать не хотелось, я лежал и рассматривал потолок, слушая, как горланят петухи, объявляя всему поселку, что уже наступило утро. Услышал со двора посторонний голос, что ж, будем тогда вставать. Одевшись и умывшись, я вышел во двор, где под навесом сидели Оксана с отцом, а Светлана поила их чаем. Бим, обрадовавшись, что наконец-то хозяин соизволил проснуться, подбежал ко мне и, неистово виляя своим скрученным хвостом, встал на задние лапы, а передними уперся мне пояс, подставляя голову «для почесать за ушами».

– Доброе утро, Сергей Николаевич, – улыбаясь, сказала Оксана, – вот познакомьтесь, это мой папа.

«Профессор» поднялся из-за стола, подошел ко мне и протянул руку:

– Ганшин Иван Иванович.

– Где-то я слышал уже… а! Точно, совладелец «Альбатроса» и председатель колхоза.

– Тогда уж руководитель фермерского хозяйства, – улыбнулся Ганшин. – Сергей Николаевич, я… я понимаю, что я перед вами в неоплатном долгу, но скажите, пожалуйста, чем я могу вас отблагодарить?

Я посмотрел не него, налил чашку горячего ароматного чая и сделал приглашающий жест садиться за стол.

– Отблагодарить… – задумался я и вздохнул, – живите, дочь вот воспитывайте и людей своих воспитывайте, чтобы жили по совести, чтобы знал я, если встречу кого из верховий Новой – значит, это хороший человек, и подлости он него ждать не нужно, и за помощью к нему обратиться можно, не дай бог случись что.

– Да мы вроде так и живем, – пожал плечами Ганшин, – и ферму развиваем, и людей, что после Волны к нам прибились, приютили, трудимся все вместе.

– Это хорошо, Иван Иванович, вот и будет это благодарностью вашей, а что касается материального, так это можно обсудить… На складах есть девушка Ирина, она у нас по материально-снабженческой части, она же в скором времени будет вести и торговые отношения с другими поселениями, думаю, мы в будущем найдем, чем можем быть полезны друг другу. У вас есть радио?

– Нет, радио нету, но два раза в день посыльный ездит в Лунево и может получить или отправить радиограмму.

– Ну здорово. А чем вы вообще там у себя на ферме занимаетесь?

– Много чем, в основном, конечно, на земле работаем. Я же агроном по специальности… Кукурузу выращиваем, сою, пшеницу недавно посеяли. Пасеку большую держим, кролики есть, барашки… рогатого скота стадо маленькое, но надеюсь, что скоро прибавление будет, несколько коров вот-вот отелятся.

– Надо вас с Михал Михалычем познакомить, а то мы на хуторе аграрничаем без науки, как умеем, может, что дельное подскажете да посоветуете.

– С удовольствием.

– Скажите, а далеко вы там вокруг себя обследовали территорию?

– Ну поначалу посылали конные разъезды, когда людей-то собирали, целенаправленно на поиски только недавно стали ездить, ну прилично объехали и на дороги выходили, и на ветку железной дороги наткнулись.

– Интересно, на карте показать сможете, где именно железная дорога?

– Конечно.

Я быстро сходил в дом и принес карту.

– Ого! – сказал Ганшин. – Откуда у вас такая роскошь?

– Сами сделали, да и нанесли на нее то, что уже исследовали.

– Здорово! Так… ага… Так вот она, железная дорога, она тут у вас отмечена, только неправильно немного. Вот тут, наверное, в результате землетрясения очень обширный оползень, две сопки по распадкам съехало, так что здесь, – постучал ногтем по точке Ганшин, – железная дорога обрывается. А вот тут, на нашей стороне перевала, мы лиственницу заготавливаем и сухой кедрач да сплавляем вниз по реке.

– Понятно. Ну мне надо на совещание идти, вы вообще долго погостить планируете? Я бы все-таки хотел, чтобы вы наш хутор посетили, оценить, так сказать, правильность направления развития.

– Конечно, я задержусь у вас с удовольствием, когда мне на хутор подойти?

– Вы на «Альбатросе» будете?

– Да, ваша СБ особо гулять не разрешает, – улыбнулся Ганшин.

– Ну мы административно-хозяйственные вопросы решим, и я к вам Михал Михалыча пошлю, он вам все покажет.

– Договорились, – ответил Ганшин, и они с Оксаной, поблагодарив Светлану за чай, пошли к пирсу.

Светлана проводила их взглядом, потом подошла ко мне, обняла и тихонько спросила:

– Ты сколько дома побудешь? Я так соскучилась.

– Побуду, я тоже соскучился… и устал, – ответил я, – никуда не собираюсь, пока девять дней Лехиных не отметим.

Глаза у Светы заблестели, и она уткнулась мне в грудь, спросив:

– Как он погиб?

– По-дурацки, если честно… хотя умных смертей не бывает, наверное. Он совершил самый настоящий подвиг, освободив выход из устья в море… а погиб от рук обезумевшей бандитской подстилки… перед смертью он Сергееву сказал, что и так, мол, прожил больше, чем нужно.

– Что он имел в виду?

– Не знаю… он все никак не мог смириться с потерей жены и детей, вот, наверное, это и имел в виду, что он живет а они нет.

– Ну теперь они вместе, – вытерев слезу, сказала Светлана, – иди уже, а то вон посыльный с форта несется.

Я еще раз поцеловал Свету и отправился навстречу посыльному.

В форту, как всегда, идет служба и без дела никто не сидит, вызвали даже отдыхающую смену на сортировку и переборку всего, что привезли. Некое подобие комендатуры Макарыч все-таки организовал, устал от постоянного скопления народа у себя в цоколе. Под комендатуру выделили весь этаж самого большого здания в форту, работа по его строительству еще продолжалась, я поднялся по толстым и широким ступенькам недавно сколоченной лестницы и оказался в коридоре, в конце которого был слышен стук молотков, шуршание рубанка и звон пил. Сразу направо был дверной проем в помещение площадью метров двадцать квадратных, двери еще не было, и проем закрывал кусок брезента. Я вошел и поздоровался с присутствующими.