Алмаз Времени. Том I. Скитания - Мария Токарева
– Деревья смирились со смертью своей. Их не пугали орды червей, их не пугала участь коряг. Они просто жили. Жизнь им не враг, – проговорил Сумеречный Эльф из тени, из лесной тиши: – Вот еще одного убили здесь, не далеко, не близко. А там, в другом мире… Как много! И каждый раз… Не день ли гнева настает? За все, что мы вершили на земле. На грани. И я там не могу быть, не имею права, иначе… Что тогда? Я… Как много людей…
– Заткнись и не порти аппетит! – хищно вгрызаясь в поджаренную плоть кролика, обернулся Сварт.
Ему мнилось наваждением, пренеприятным совпадением свое видение о черной птице и поведение Сумеречного Эльфа. Казалось, спутник нарочно прочел мысли и играл теперь на нервах, хотя… Вряд ли.
Сварт снова украдкой глянул в небо с усмешкой, точно издеваясь над своими явлениями в полусне, но замер на миг: черная птица все так же неподвижно висела в незатемненной синеве, в просвете сгущающихся туч. Он решил не думать о ней, надеясь, что это уже другая реет на ветру. Он не был уверен, что эту птицу видят Мани и Скерсмол, которые, как по приказу, тоже поглядели в небо и только слегка сощурились на солнце. Оба улыбались, каждый на свой лад.
– Может быть, если я буду просить мира, мир настанет? Что если каждый из нас своими просьбами поддерживает его? Просите мира… – все доносился отрешенный голос Сумеречного Эльфа.
Он видел сквозь миры, он видел сотни судеб. Читал без свитков то, что начертали линии Вселенной. И содрогался от боли.
«Нет, он не асур, – задумался Сварт, глядя на Сумеречного Эльфа: – В любом случае, он сумасшедший: за чужих сердце рвет, потому что своих нет. А у меня тоже нет, но я же не рву сердце. Вот и живу счастливее намного. Счастливее… В чем это? Не сейчас. А вот когда верну время, тогда заживу! Лишь бы он не солгал. Да, я отправлюсь на край света, чтобы вернуться в тот день. Я не могу простить себе этот проигрыш, этот провал. Я отомщу, прекрасно отомщу. Будет ли потом счастье? Надеюсь? Нет, я привык знать, а не надеяться. Но что остается сейчас? Надежда на этого сумасшедшего? Мне нужно что-то понадежнее».
О ясности своего рассудка Сварт не переживал. Считал его своей главной силой. Рассудок и беспощадность – два столпа, на которых он выстраивал все свои замыслы. Раздражало, что теперь его окружают совсем не злые люди. Он считал их ничтожествами, всех, кто умел испытывать сочувствие и симпатию. Впрочем, озлобленных безмозглых пиратов из прошлой команды он тоже не считал равными себе, ни в коем случае. Он был чудовищем и не страдал от этого.
В отличие от Сумеречного Эльфа, который кривым зеркалом показывал все его пороки, привнося в них свои переживания. Страж Вселенной мысленно прокрутил папирус судьбы, где Сварт почти с наслаждением размышлял о собственной чудовищности.
В какой-то мере капитан считал себя исключительным, не подозревая, какой ценой и почему получил эту «исключительность» хладнокровного монстра. Об этом не догадывался даже мастер Вейяча. И только Сумеречный Эльф знал, но пока не пришло время вмешиваться. Пока линии мира не велели, и узор пробелов в свитке не позволял. Но туманный взгляд Стража Вселенной сквозь миры застила красная пелена.
«Я еще доберусь до тебя! Как видишь, ключ у меня», – внезапно прорычала тень. Всполохнули, как два вулкана, алые глаза. И Страж Вселенной резко захлопнул ментальный канал восприятия. Призрачное сердце бешено подскочило в груди. Этот голос… Король асуров в мире Бенаам. Ради борьбы с ним их всех и создали, всех Тринадцать. И теперь у этой твари находился свиток капитана Сварта, опасного психопата и убийцы. С какой целью? Сумеречный Эльф мог только догадываться, но с каждым днем опасения все больше захватывали его душу. И боялся он не за пирата, а за давнего друга, мастера Вейячу, Грифа Риппера – древнего дракона с тысячей имен. Дракона, который сражался с самим Змеем Хаоса, другим королем асуров. Дракона, в чьих ранах незримо остались отравленные когти…
– Ну, пора собираться, а то до дождя не успеем, – потянулся Сумеречный Эльф.
– Я здесь отдаю команды! – не преминул напомнить Сварт.
Они доели кроликов и коренья, вишни оставили про запас. После наполнили украденные в городе бурдюки водой из мелкой речонки, зеленоватой, лесной, но незамутненной промышленными стоками. Затем сочли, что этот ручей подойдет, чтобы поочередно отмыться от тягот жизни. Сварт наконец решил облачиться в новую одежду. У Мани выбора не было. Она разве что простирнула свои обноски, вытряхивая клопов. Скерсмол же ежился и охал, посчитав воду слишком холодной.
Сумеречный Эльф зашел по пояс и долго глядел в ручей, точно тот обладал символическим значением, то ли сама вода, то ли пребывание в реке. Он боялся увидеть не собственное отражение, а пару красных глаз короля асуров.
Уже давно он видел на небе силуэт каменного ворона, проекцию себя. Из будущего? Из прошлого? Птица предостерегала, обещая великие несчастья. Конец света? Неужели и в мире Большого Дерева линии должны были почернеть? Страж Вселенной боялся, что не успеет спасти еще один сдвинувшийся с оси мир.
Хранители на вершине кроны, эти дети долгого покоя, оказались слепы. Один только мастер Вейяча уловил грядущую опасность.
– Долго ты еще там? – проворчал Сварт, и Сумеречный Эльф встряхнул головой, чтобы отогнать наваждения.
Они отправились дальше, навьючив два кожаных бурдюка на Скерсмола, который немедленно начал отставать, точно не привык к переносу тяжестей. Скорость, с которой он постоянно нервно двигал пальцами, и обстоятельства, при которых его нашли, выдавали в нем не печального философа, а заядлого и неудачливого шулера. Но его способности, хотя Сварт и ненавидел «подарки асуров», действительно могли пригодиться.
– Дождь будет через четыре часа, – как говорящий барометр, отрапортовал Скерсмол, принюхиваясь. – Ожидается порывистый ветер и гроза.
Небо все больше хмурилось, как и предсказывал их сухопутный навигатор. Сумерки тянулись с запада. Тучи клубились и набухали грядущим ливнем.
Сварт шел быстро, для него это не составляло труда. Остальные еле поспевали. Мани не жаловалась, шла рядом с Сумеречным Эльфом, как будто ощущая себя в безопасности в его присутствии. Но больше они не перемигивались и не корчили рожи. Скерсмол сильно отставал, бормоча себе под нос жалобы на судьбу, на тяжелые бурдюки, на порванный пиджак – на все-все-все. Он вообще любил поныть. Но все-таки двигался вперед, потому что выбора у него не оставалось. Как у всей компании.
Они двигались
