Олег Кулагин - Русские сумерки
Она не ответила. Распахнула дверь в гостиную – туда, где спали остальные члены «бригады». Только Миха не спал – сидел на полу у двери и недоумённо хлопал глазами.
– Подслушивал? – прищурилась Настя.
– Ага, – честно кивнул он и простодушно добавил: – Интересно ведь, чего вы тут замышляете!
Она усмехнулась. И прошла к своему рюкзаку. Обернулась, укоризненно качнула головой:
– Миха, опять ты брал спутниковый телефон?
– Ну и что? – пожал он плечами. – Нельзя глянуть? Между прочим, я ещё днём у тебя просил!
– Нашёл игрушку…
– А эмэмэски через него можно скидывать?
Я вздохнул.
Блин. Пятнадцатилетний ребёнок. И этого тащить с собой в Зону?
Настя посмотрела на экранчик телефона.
– Работает? – спросил я.
– Сейчас попытаюсь дозвониться… – Она вышла из квартиры.
Ясно. Разговор не для наших ушей.
Я смерил Миху осуждающим взглядом:
– Харламов, ты ещё не понял, что это не игра?
Он улыбнулся:
– Вся наша жизнь игра, Глеб Антонович. Это ещё Пушкин сказал!
– Не знаю. Он не был моим напарником.
– Разве трикстеры живут иначе?
Я поморщился:
– Молокосос ты – а не трикстер!
Если б было можно, связал бы его и тут оставил – под охраной Белки. Жаль, я не уверен, что нам удастся тем же путём вернуться…
Или рискнуть?
Вдруг именно так будет безопаснее?
Я подошёл к окну. Далёкое зарево уже не пылало в небе. Одинокая звездочка выглянула в просвет между облаками…
Я опять подумал о словах Михи.
В чём-то он прав? Может, я и дерьмо. Алкаш, пережравший «сталкеровки», адреналиновый наркоман, который рвётся в Зону, словно «торчок» под кайф, – из-за того, что не находит места среди обычных людей, по эту сторону периметра.
Но я всегда ставил на кон лишь свою жизнь. И никогда не играл чужими.
Мне никогда не понять тех, кто стоит за Настей…
Хм-м… И чего она так долго звонит?
Пойти, что ли, проверить?
Вышел на лестницу и едва не столкнулся с «учительницей».
– Ну? Дозвонилась?
– Сильные помехи. Половину слов не разобрать… Я возьму мотоцикл, подальше отъеду от периметра.
Глупо с ней спорить.
– Как хочешь, – нахмурился я.
Проводил её до двора. Вернулся в подъезд и умостился в углу тёмного тамбура с автоматом между колен.
Это удивительно, но я задремал.
Потому что ясно увидел перед собой отца. Точь-в-точь как в последний день – с перебинтованной ногой, в разодранной куртке. Он посмотрел на меня внимательно, строго. И чётко, будто наяву, произнёс:
«Найди свой путь, Глеб!»
Я вздрогнул и открыл глаза.
Откуда-то из-за домов приближался шум мотоциклетного мотора.
Спустя минуту Настя не въехала, а почти влетела во двор. Тормознула лишь у самого дома – так что камешки брызнули из-под колёс.
«Лихачка сраная», – поморщился я.
Вслух уточнил:
– Удалось поговорить?
– Они будут перед рассветом. Мы должны ждать их в Зоне!
– А чего так неслась? Боялась, что передумаю?
– Видела на дороге БТР. Он едет в сторону посёлка!
– Один БТР?
– Один.
Я усмехнулся:
– Тогда это Керим со своими недожаренными отморозками.
Им таки удалось поставить на колёса и отремонтировать свою колымагу! Можно сказать – я их недооценил. И Керима – недооценил. Реально – настойчивый, гад!
– Мотоцикл спрячь в подъезде, – приказал я Насте. – Через минуту выходим!
Взбежал по ступеням на второй этаж, в квартиру. На секунду замер у порога гостиной.
Миха пытался изобразить, что дремлет. Но Роман и Белка – правда крепко спали.
Бедная моя сестрёнка здорово умаялась за последние сутки.
Я так хотел больше не рисковать её жизнью. Думал оставить в безопасном месте. А вышло только хуже.
И сейчас опять тащить её с собой…
Снова от моего фарта и опыта будет зависеть жизнь тех, кто мне дорог. Белка, Ромка, Миха… Опять у нас общая судьба – одна на четверых.
– Подъём! – сухо скомандовал я.
Никого не пришлось уговаривать долго. Собрали пожитки, навьючили рюкзаки – те, у кого они были, – взяли оружие и метнулись вниз по лестнице.
Выпрыгнули через выходившие в сторону леса окна первого этажа. А спустя минуту уловили где-то за спиной низкий рокот мотора.
Керим и его уроды – легки на помине!
Но это – самая меньшая из проблем…
Лес мы одолели без приключений. Я шагал впереди, остальные двигались цепочкой, след в след – всё, как я учил. Настя шла замыкающей.
У опушки остановились.
Было непривычно тихо.
Небо над Зоной только иногда озарялось сполохами, и сейчас – густая тьма окутывала периметр. Но глубокая и широкая борозда, оставленная червём, угадывалась даже во тьме.
Мы успели проползти вдоль неё половину минного поля, когда от ближайшего бункера ударил яркий столб света.
Охрана включила прожектор!
Не знаю, имелись у них особые, лишённые электроники, звукоуловители. Или они действовали наугад?
Я замер, вжавшись в изрытую землю.
Яркое пятно ползло к нам. Вот уже осветился неровный вал сбоку борозды… И луч задержался.
Так, словно они что-то заметили?
Гнетущее, напряжённое, как струна, безмолвие давило на нервы хуже гула мясорубки.
Знаю, охрана не рискнёт вылезать из бункера.
Но там, в башенке, обязательно есть пулемёт. И несколько сот метров, которые отделяют нас от бункера, – сущая мелочь для хорошо пристрелянного «ПКМ».
А ещё имеются гранатомёты…
– Ой, мамочка! – прошептала Белка.
Я стиснул зубы – только истерики нам не хватало.
В это мгновение луч света скользнул дальше.
И я пополз вперёд.
Лишь минут через двадцать мы оказались по ту сторону периметра. Повернули за угол ближайшего дома. Я включил фонарик и глянул на карту.
Она достаточно подробная. Жаль, что полугодичной давности. И совсем паскудно, что ориентироваться надо в кромешной тьме.
Ни один ловкач не сунется ночью в плохо знакомую Зону. Город-то я помню. Но всё остальное изменилось слишком сильно.
Сейчас бы пригодились «ночные глаза». Ещё лет пять назад в сети курсировали байки о новом компактном устройстве. Дескать, хороший обзор в темноте даже в условиях сильной аномальности.
Оказалось, чья-то дурацкая шутка.
А мне сейчас не до юмора…
Я осмотрелся.
Судя по карте, вон там, за соседним кварталом, начинаются поля фиолетовой плесени. А точка, где у нас встреча с двумя посланцами от хозяев Насти, расположена к северо-востоку.
Напрямик не пройдёшь, надо двигаться влево.
Я выключил фонарик. Перешёл разбитый тротуар, остановился посреди улицы, заросшей низенькой травой. Постоял, ожидая, пока зрение полностью адаптируется, и махнул рукой – можно!
Группа поняла без слов и двинулась за мной.
Шли не торопясь.
Но следующие двести метров оказались одними из самых трудных в моей биографии. Не потому что было страшно.
Да, неприятно застывать, вслушиваясь в каждый подозрительный шорох. Когда ветер катит мусор по грязным тротуарам, а тебе чудится шелест лап прыгунца. Когда силуэт разлапистой ветки – как готовый к броску живоглот.
Но сердце колотится не из-за этого. И не от этого – холодные капельки пота на висках…
Самое трудное – знать, что за твоей спиной люди, которые в тебя верят.
– Уф-ф! – выдохнул я, едва дома заслонили нас от бункеров ОКАМа. И снова включил фонарик.
Посветил перед собой, прямо, налево. И аккуратно обошёл воронку.
В темноте её заметить куда труднее…
Мы повернули направо.
Обошли груду ржавчины, сохранившую смутные очертания троллейбуса. И дальше двинулись по обычному проспекту в спальном районе города.
То есть лет двадцать назад он был обычный. А сейчас дома густо оплела какая-то коричневатая хрень, напоминающая лианы.
Никогда не видел её раньше. Но рассматривать это вблизи нет ни малейшего желания.
Я держался посреди проезжей части, не поднимаясь на тротуары, покрытые стекловидной плёнкой. Там, где плёнка растрескалась, сквозь щели пробивалась трава. Частью – изменённая.
На проезжей части трещин не меньше. Она вообще вся неровная, бугристая – будто ей лет сто, не меньше. Но почему-то здесь ни хрена не растёт.
И, кстати, машин тоже нет – бесформенные ржавые кучки изредка видны только во дворах.
Это даже подозрительно.
Я помню, что в день Первого Выброса, перед тем как опустились сумерки, все окраины были забиты транспортом. Масса народа ломанулась из города на своих автомобилях – и большая часть навсегда застряла в пробках. Так и остались вместе с машинами в клубах серого тумана…
Стоп!
Кажется, зря я подумал о тумане… Накликал на нашу голову!
Только не серый.
Луч фонаря выхватил ярко-лимонные языки, не стелившиеся по земле, а спускавшиеся откуда-то сверху.
Там, между двумя длинными домами, густые клубы сливались в непроглядную пелену.
