Михаил Ахманов - Дальше самых далеких звезд
Он ощущал сотрясение почвы – роботы, бесчувственные к атаке пернатых, шагали за ним, несли контейнеры с прахом минувших тысячелетий, что пролетели над планетой боргов. Вспомнив об этом, он подумал, что Десмонд, возможно, не ошибается – их экспедиция могла принести людям тысяч миров бесценное сокровище, дар из вселенной, к которой Творец был щедрее, чем к Великим Галактикам. Если чей-то труд лежал в основе Мироздания, если первопричиной его стали чья-то воля и разум, то щедрость Высшего Существа измерялась в конечном счете не светом солнц, не множеством пригодных для жизни планет, не богатствами земель и океанов, не мириадами тварей, отданных Вседержителем людям во власть. Время, отпущенное человеку, вот главный знак благоволения Творца! Боргам Он дал его втрое, вчетверо больше, но стоит ли ревновать к их удаче и порицать Владыку Всех Миров?.. Не за этот ли щедрый дар назначена плата безумием и гибелью?..
Калеб снова выстрелил. В тоннеле, пробитом излучением, возник серебристый борт авиетки. Он бросился к летательному аппарату, сжег десяток птиц над ним и нырнул в раскрывшийся люк. В кресле слева от пилотского маячила массивная фигура Десмонда, за переборкой, отделявшей пассажирскую кабину от грузового отсека, возились и топотали роботы. Скрежетали когти птиц, клювы колотили по обшивке. Иногда пернатая тварь налетала на фонарь кабины с такой силой, что падала замертво.
– Безумие, – пробормотал Калеб, – безумие…
Перед его мысленным взором встало перекошенное лицо Ниркауна, бесноватого торговца рыбой. Наверное, он долго жил, двести или триста лет, подумалось Охотнику. Жил долго, но кончил плохо.
Десмонд включил свет и молвил:
– Надо продуть грузовую камеру. Там широкий люк, и вместе с роботами могли проникнуть птицы.
– Сначала взлетим, – ответил Калеб. Сбросив плащ и сняв шлем, он потянулся к рукояти старта. Авиетка начала неторопливо подниматься.
Пернатые за бортом безумствовали. Каждую секунду сотни легких тел били о корпус аппарата, птицы сворачивали шеи, ломали крылья; их трупики градом сыпались вниз, хороня тела и кости боргов под серым перистым ковром. Прозрачный фонарь кабины начал покрываться слизью; кровь, перья и раздавленная плоть смешались в вязкую массу, и Калеб уже не видел ничего, улавливая лишь чуть заметные содрогания авиетки и непрерывный монотонный стук. Они поднимались, но птицы упрямо следовали за ними, отстав лишь на высоте четырех километров.
Калеб продул грузовой отсек, смыл птичьи останки с корпуса. Теперь можно было разглядеть метавшихся под авиеткой птиц. Стая вернулась к утесам над Ямой, но кинха все еще не успокоились – теперь они с яростью налетали на склоны ущелья и гибли тысячами.
– Эффект лемминга, – меланхолично заметил Десмонд, посматривая вниз.
– О чем ты?
– Лемминги, мелкие грызуны с твоей родной планеты… ныне ископаемый вид… Иногда они собирались в огромные стаи, двигались к реке или морю и миллионами гибли в пресных либо соленых водах.
– Почему?
Ксенобиолог пожал плечами.
– Загадка, как и с самоубийствами других животных – в частности, земных дельфинов и китов, что временами выбрасываются на берег. Неблагоприятные условия, давление среды, чрезмерный рост популяции, генетические дефекты… Животные, как и люди, подвержены безумию.
– Никогда не слышал о таком, – промолвил Калеб. – Я знаю, что любая тварь, мелкая или крупная, до последнего борется за жизнь.
– Выходит, не всегда. – Губы Десмонда растянулись в привычной улыбке, но голос был мрачным. – Взгляните вниз, Охотник. Видите этих птиц? Что вы можете возразить?
Но Калеб лишь покачал головой и развернул авиетку к морю. Над его лазурной гладью блистало солнце, плыл караван пушистых облаков и парили птицы – огромные, белые, совсем не похожие на безумных кинха.
Глава 15
Город и корабль
– Цефеида… какая еще цефеида… что за хрен собачий… – ворчал капитан Ковальский, сидя в рубке и просматривая данные спектрофотометра. – Чтобы с этим разобраться, годы нужны, годы и даже века тщательной обсервации… А тут вынь да положь… Надо же, цефеида! Как ее опознаешь за десяток дней?
– Вы не правы, капитан, – раздался тонкий голосок Людвига. – В принципе, и за декаду можно выявить тонкие колебания светимости, ее рост или упадок. Очень слабые перемены, но все же выше порога флуктуаций. Времени для этого вполне достаточно.
– Гнилое дело, – пробурчал Ковальский, но все же спросил: – Ну и какое твое мнение?
– Солнце Борга – не цефеида. Никаких признаков, даже самых ничтожных. Наоборот, весьма стабильная звезда.
– Хмм… Тогда налей мне стаканчик… Выпьем за Борг, за его обитателей и выпавшую им удачу… – Опрокинув горячительное в рот, капитан сказал: – Я не сомневался, что эта идея сьона Аригато – не из самых умных. Населенный мир под нами, таких не бывает в системах переменных звезд.
– Опять вы не правы, капитан. При изменении светимости на доли процента жизнь на планете возможна, жизнь и даже развитие цивилизации. Есть такие прецеденты.
– Есть. – Капитан помрачнел. – Полярная, прокляни ее оба Бозона! Полярная, откуда братец Хакко к нам явился! – Он выпил еще стакан, помрачнел еще больше и буркнул: – Гадючник… вонючий гадючник… сжечь бы его, а пепел развеять…
Людвиг нерешительно откашлялся.
– Боюсь вызвать ваш гнев, но что до брата Хакко… Нет, произошедшее в нашем мире на его совести – резня на Шамбале, гибель множества людей, голод, разруха… Но это не принесло ему радости. Как-то я говорил с ним и понял, что он очень одинок и, в сущности, несчастен.
Ковальский взбесился. Лицо его налилось кровью, борода встопорщилась.
– Несчастен! – рявкнул он. – Несчастен! Удавил бы крысу своими руками! С большим удовольствием!
– Ну вот, вы рассердились, – сказал Людвиг. – Хотите еще коньяка?
– Давай! – Стиснув кулаки, капитан с сожалением произнес: – Удавил бы, да не добраться мне до его шеи! Ну ничего, ничего… у нас контракт с Охотником… зря я, что ли, его поил… он целую бочку выдул из моих запасов…
– Неправда! Всего шесть с четвертью литров! У меня точные данные! – с возмущением отозвался Людвиг. – Калеб пьет очень умеренно!
– Что выпито, то выпито, – сказал Ковальский, пригубив третий стакан. – У нас, повторяю, контракт, и я надеюсь, Охотник не подведет.
– Может быть, сменим тему? – Голос Людвига сделался жалобным. – Согласен, брат Хакко не самый лучший из людей, но все эти мысли об убийстве меня нервируют. Вы же знаете, капитан!
– Ну извини, извини… я и правда перегнул палку… – Капитан повернулся к экрану наружного обзора – там маячила на фоне звезд огромная сфера синтезатора. Пару секунд он взирал на нее, затем поинтересовался: – Как дела с ферментом, который наши спецы нашли в мозгах у боргов? Ты можешь воспроизвести эту хрень?
– Нет. Я пытался, капитан, но полагаю, что такую операцию не выполнить без специального оборудования.
– А синтезатор? Машинка планетарного класса? – Ковальский снова покосился на экран.
– Не подходит. Строительные материалы, продовольствие, лекарства, даже яды… любая неорганика и органические вещества определенного уровня сложности… это пожалуйста… Но строение энзима боргов я не могу расшифровать.
– Доктор Аригато будет огорчен, – промолвил капитан Ковальский. Потом, вспомнив про Дайану Кхан и Охотника, усмехнулся и добавил: – Впрочем, не в первый раз за время нашей экспедиции.
Людвиг не откликнулся. Психика искусственного интеллекта была ранимой – чужие горести и беды погружали его в ту же печаль, что и мысли об убийстве.
Ковальский, развернув кресло, уставился на боковой дисплей. Там пылало солнце Борга, жаркая голубая звезда, пока что безымянная, даже еще не занесенная в каталоги Архивов. Светило казалось вполне благополучным.
– Не цефеида… – задумчиво произнес капитан. – И в окрестностях нет ничего угрожающего… ни астероида, который мог бы врезаться в Борг, ни пылевого облака или какой-нибудь паршивой кометы… А население вымирает, как сообщил наш доктор Аригато… С чего бы? Еще и режут друг друга, режут без пощады… Почему?
Он вывел на экран запись сражения между Окатро и Парао, взглянул, поморщился и отключил дисплей. Затем спросил:
– Людвиг, что ты думаешь по этому поводу? Вроде солнце у них не гаснет, земель довольно, пищи тоже, и хоть живут они три века, перенаселение не грозит… Что им нужно, этим боргам?
Молчание. Потом раздался тихий голос:
– Люди умирают по многим причинам. Иногда им просто не хочется больше жить.
* * *Брат Хакко сидел на циновке в харчевне, притулившейся рядом с морем. Он находился здесь вчера, и позавчера, и в другие дни, так что его вид уже не вызывал удивления. Симг, хозяин кабачка, уже привык, что он не требует мяса, рыбы и вина, ест плоды и хлеб, но платит щедро. Симг обращался к нему уважительно – гость с неба, небесный вождь! – и охотно принимал за еду и питье кусочки серебряной проволоки.
