Вячеслав Шалыгин - Провокатор
— Два ноль пять.
— Ну, с таким ростом ты и без меня оттуда выпрыгнешь. — Дед снова усмехнулся. Правда, теперь не снисходительно, а холодно, даже с оттенком презрения. Но тон не сменил. — Лезь, драгоценный мой, не раздражай.
Ворон недовольно поджал губы, повесил автомат за спину и молча направился к яме. Подход он выбрал явно неудачный. С той стороны ямы Фил набросал особо высокий бруствер, в основание которого легла самая сырая, а значит, и самая скользкая земля. Под тяжестью Воронцова земля поехала и осыпалась в яму. Вместе с грунтом в могилу съехал и командир расстрельной команды.
Какое-то время Ворон возился на дне, чертыхаясь и громко сопя, затем пробормотал что-то неразборчивое, но явно нелестное, правда, непонятно в чей адрес, и, наконец, выдал раздраженную реплику:
— Куда она его зашвырнула? Нет нигде.
— На двух квадратных метрах сориентироваться не можешь? — недовольно проскрипел Дед.
— Так ведь грязюки по колено! — ответил из ямы Воронцов. — И кровищи… как с кабана.
— Так много? — Дед насторожился. — И что, небось течет до сих пор?
— А пойми ее! Где же эта железяка? Мистика какая-то!
— Тело переверни, — приказал Дед, — может, под него соскользнул.
— Может, — проворчал Ворон. — Еще дохлятину я не ворочал. О! Что-то есть!
Несколько секунд из ямы доносились какие-то шорохи, сопение Воронцова и чавканье грязи, затем что-то громко хрустнуло, и снова чавкнула грязь.
Дед зачем-то поднял лопату штыком вверх, словно готовясь оглушить того, кто покажется из ямы, и сделал один осторожный шаг к брустверу. Выбираться из чужой могилы Ворон не спешил. Может, в качестве компенсации за моральные неудобства шарил в карманах казненного, или же дело было в чем-то еще? Чтобы разобраться, следовало заглянуть в яму. Иначе никак.
Дед присел, вынул из кобуры на лодыжке небольшой револьвер, встал и вытянул шею, в попытке заглянуть за бруствер… и в этот момент над лобным местом прокатился короткий отзвук выстрела. На этот раз его хлопок не был искажен отражением от стенок могилы, поскольку стреляли не вниз, а вверх. Конкретно в Деда. Малейшие сомнения в этом факте развеялись со скоростью пули. Той самой, что ударила в штык лопаты и проделала в двухмиллиметровом железе аккуратную дырочку.
Дед вскинул руку с револьвером, не целясь выстрелил в яму, затем отшвырнул испорченную лопату и, поскальзывая, как начинающий лыжник на заледенелом насте, попятился к зарослям. Новый выстрел из могилы пришелся в белый свет, но Деду было достаточно самого факта ответного огня. Кто бы ни палил из ямы, продолжать с ним «слепую» перестрелку Дед не собирался. Он прекрасно знал, что и Ворон, и Грин стреляют гораздо лучше него, поэтому финал дуэли представлялся Деду непредсказуемым. И кому она нужна, эта рулетка?
«Нет, мы пойдем другим путем! — решил особист. — Более надежным. А таких путей у нас много».
Он резко развернулся и бросился наутек…
* * *…Бойцы Ворона примчались на выстрелы достаточно быстро, минуты через три-четыре, но все равно поспели к шапочному разбору. На полянке было пусто и тихо. Только березы вокруг шептали что-то невнятное, касаясь друг друга мерзлыми ветками. Что тут произошло несколько минут назад, было неясно. Бойцы бегло осмотрели полянку, но то, что они нашли на лобном месте, ситуации не прояснило. Даже наоборот, только еще больше все запутало.
Во-первых, в могиле не оказалось тела Грина. Вместо него там лежал бездыханный Воронцов. Во-вторых, исчез Дед. Судя по следам и сломанным веткам, ушел он быстро и куда-то в глубь лесопарка.
Кто затеял стрельбу, бойцы тоже так и не поняли. То ли Дед почему-то выстрелил в Ворона, то ли, наоборот, Воронцов жахнул, пытаясь помешать загадочному контролеру унести тело Грина, и получил в ответ. Впрочем, в этот скользкий нюанс никто особо не вникал. Не для рядовых бойцов это занятие — вникать в игры Особого отдела при штабе Сопротивления, начальником которого и являлся товарищ по кличке «Дед».
— Наше дело сторона, — мрачно и немного растерянно произнес Учитель, теперь временный лидер группы погибшего Воронцова. — Хоть и непонятно, за что командира так круто… он еще много пользы мог принести.
— Мог, — на выдохе сказал Танк, выталкивая из ямы на бруствер тяжеленный труп Ворона. — Только вряд ли это Дед сотворил. Гляньте, где входное. На виске. Если бы они с Дедом перестрелку затеяли, то Воронцову в лоб должно было прилететь.
— И чего? — наивно хлопая глазами, удивился Боря. — Ворон сам застрелился, что ли?
— Погодите. — Учитель наморщил лоб. — Дед ведь без оружия был, его «ПМ» Вика в яму уронила.
— Значит, Ворон ему пистолет из ямы достал, вернул, а Дед его… — Танк выбрался из могилы и повертел головой. — Хотя нет. Фигня какая-то. Тогда был бы один выстрел, а их три было. И следов многовато. Вот тут Ворон подошел, спрыгнул… и все. А тут кто топтался?
— А гильзы? — присоединился к обсуждению Рыжий.
— Чего гильзы? — Танк поднял одну бровь.
— Гильзы где? Одну я вижу, вон валяется. Это Вика стреляла. А еще три куда делись?
Танк секунд на пять завис, остекленело глядя на Рыжего, затем вернулся к яме и, присев на бруствере, заглянул вниз. Еще несколько секунд спустя он встал и обернулся к товарищам. На губах у него играла глуповато-растерянная улыбка.
— Насчет трех не знаю, но две точно… там, внизу.
— Точно? — Учитель смерил Танка строгим взглядом.
— Я без глаз, что ли?!
— Я спрашиваю — точно две?
— А-а, ну да, вроде бы две. Там грязюка…
— Странно. — Учитель покосился на Рыжего.
Тот нахмурился и покачал головой: «Беда».
— И самого пистоля нет, так? — уточнил дотошный Учитель у Танка. Тот помотал головой. — Дела-а.
— Хорошо, «калаша» не прихватил, — сказал Рыжий.
— Хорошо, — нехотя согласился с ним Учитель. — Только все равно ничего хорошего. Похоже, попали мы, мужики. Как куры в ощип.
— О чем ты? — забеспокоился Боря. — Вы все. О чем? Что происходит?
— Произошло уже. — Танк устало махнул рукой. — Пошли Деда искать, может, ему помощь нужна.
— Танк, Рыжий! — Борис занервничал еще сильнее. — Учитель, ты же человек, не то что эти гамадрилы! Объясни!
— Ворона Фил продырявил, — коротко ответил лидер группы. — Возможно, он и Деда достал. С огневой подготовкой Грин всегда дружил.
— Ты шутишь, да? — глаза у Бориса заблестели, а голос дрогнул. — Грина ведь Вика убила!
— Выходит, не убила. — Учитель взял парня за плечи и развернул в сторону дороги. — Шагай к машине, там Вика одна-одинешенька, да еще и в отключке. Охраняй.
— Я один?! — уже и вовсе с нотками паники в голосе спросил Боря. — А вы?!
— А мы Деда окрест поищем и тоже придем, — он слегка поддал Борису коленом пониже спины. — Шагай! С-сопляк…
* * *…Ощущения были что надо. Лучше бы сосредоточился на одном только звуке. Впрочем, тут хоть сосредоточься, хоть расслабься, не поможет. Когда по черепу щелкает «макаровская» пуля, пусть и вскользь, на пик нагрузки выходят все ощущения разом. Правда, тут же сворачиваются в тугой комок, который сначала мечется с набатным звоном под сводами черепа, а затем взрывается где-то глубоко в сознании, перед внутренним взором, фейерверком крупных желтых искр. В принципе, это даже красиво. Только невероятно больно. А когда фейерверк гаснет, становится очень уж темно и страшно.
Фил провел ладонью по шее, утирая стекающую за воротник теплую кровь, а затем осторожно, кончиками пальцев, прикоснулся к округлой ранке на щеке.
Все-таки предвидения не обманули! Все случилось именно так, как обещал в одной из последних бесед голос извне! Были и паника, и отчаяние, и дрогнувшая рука палача, и мучительная боль, и счастье, оттого что эту боль чувствуешь. Все, как по сценарию. Пуля вошла в шею справа, ниже затылка и вышла из-под правой скулы. Причем почти ничего важного не задев. Порванное небо, мышцы, кожу и пару выбитых зубов можно не считать. Такое впечатление, что Вика намеренно выстрелила именно сюда, ведь она бывший стоматолог, знает, где что расположено в этой части головы. Может, так оно и было? Может, Вика только притворялась, что ненавидит Грина, а на самом деле пыталась его спасти? В таком случае совсем хорошо. То есть не совсем, но гораздо лучше, какая-никакая моральная поддержка.
А вот что крови много вытекло, это плохо. До сих пор полный рот и полжелудка. Филипп кое-как сплюнул. Нет, рот был уже не полный, и кровь не равномерно красная, а с темными прожилками и сгустками. Вроде бы кровотечение пошло на убыль. И то хлеб. Да что там «хлеб»! Для покойника самочувствие было почти отличным! Голова страшно болела и кружилась, шея отекла и занемела, в районе верхней челюсти что-то противно и будто бы само по себе похрустывало, ноги подкашивались, тошнило, как после трехдневного мальчишника, но сейчас все эти неприятные ощущения Фил воспринимал через призму главного калибра — через призму жизни. Чувствует тот, кто живет! Лучше, конечно, чувствовать что-нибудь поприятнее боли и мигрени, но это смотря в какой ситуации. Сейчас Грину было не до капризов. Сейчас любое ощущение было для него приятным и желанным, поскольку лишний раз напоминало о главной хорошей новости на всей его памяти. Филипп Грин продолжал жить!
