Сергей Волков - Амулет (Потревоженное проклятие)
Вокруг нас стояли машины, в основном «фуры» дальнобойщиков, тянуло дымком от мангала, где носатый шашлычник жарил на открытом пламени куски жирной свинины. Вокруг сновали люди, где-то, пробиваясь сквозь шум работавших двигателей, играла музыка.
Пеклеванный отправился купить «…чего-нибудь пожевать», а я, развалившись на сидении, равнодушно разглядывал людей, проходящих между машинами.
Неожиданно в дверцу постучали. Я приблизился к стеклу, посмотрел вниз. У машины стояла ярко накрашенная, большеглазая девушка, лет восемнадцати-двадцати, одетая в куртку-«аляску». Осветленные волосы рассыпались по плечам, а рука с длинными ярко-красными ногтями требовательно стучала в дверцу:
— Э! Алле!
Я опустил стекло и высунулся наружу:
— Что вам?
— До Пензы подбросите? В долгу не останусь!
Я замялся:
— Не знаю… Водитель придет, с ним поговорите!
— Ага… — разочаровано протянула девушка, отошла в сторону, закурила, посматривая на меня из-под длинных ресниц, в которых застряли комочки туши.
Пока она курила, вернулся Пеклеванный, держа в обеих руках картонные тарелочки с сосисками, политыми кетчупом. Я открыл ему дверцу, принял еду, и, откусывая сосиску, кивнул на окно:
— Тут подруга какая-то до Пензы просится!
— Да? — заинтересовался Саня, перегнулся через меня и поглядел в окно: — Вот эта, что ли? «Плечевая»! Возьмем? Ты вообще как, хочешь?
— Чего хочешь? — не понял я.
— Ну, потрахаться? Она же «плечевая», шлюха, катается по всей России, а за провоз натурой платит!
Я помотал головой:
— Нет, Саня, я пас!
Пеклеванный задумался, еще раз поглядел в окно:
— А ни че бабуська! Ладно, ты не хочешь — как хочешь, а я возьму! Со мной в спальнике переспит! Ты как, не стеснительный?
Я покачал головой — делай как знаешь. Пеклеванный обрадовано засуетился, отложил тарелочку с недоеденной сосиской, выбрался из кабины и рысцой оббежал машину, устремившись к девушке. Они недолго переговорили, и улыбающийся водитель под ручку повел «плечевую» к машине.
— Знакомтесь! Сергей! Анжелика! — представил нас Пеклеванный, когда девушка залезла в кабину и устроилась посредине, между нами.
Я сухо кивнул, она протянуло руку, слегка оцарапала меня своими ногтями, томно взмахнув ресницами:
— Анжела!
— Ну че, народ! — продолжил улыбающийся Пеклеванный: — Надо обмыть знакомство! Где тут у меня? Ага! Вот она, родимая! Оп-па!
Он извлек откуда-то из-под сидения бутылку «Столичной», раздал нам разнокалиберные стаканы, ловко разлил водку:
— Ну, за милых дам!
Анжела кокетливо отставила мизинчик, и мне стало смешно аристократка, твою мать!
Мы выпили, закусили сосисками, Пеклеванный налил еще по одной.
— Саня, тебе же завтра за руль! — напомнил я на всякий случай.
— Не боись, Серега! — подмигнул мне водитель: — Завтра все будет в ажуре!
Мы снова выпили, закурили, и Пеклеванный поинтересовался:
— Анекдот про «кальмарес» знаете?
Я промолчал — этому анекдоту было больше лет, чем мне, зато Анжела проявила к нему живейший интерес. Глядя на то, как заливисто она смеется, откидываясь всем телом, я вдруг подумал, что и она слышала его тысячу раз, вот в таких же кабинах, от такмх же шоферюг, вроде Пеклеванного, но все равно смеется и будет смеяться в следующий раз — это как часть игры, ритуала, подготовки к совокуплению — водка, анекдоты, сальные шуточки, потом в ход пойдут руки, и мне, пожалуй, придется пойти прогуляться — не буду же я сидеть тут, как дундук, наблюдая за их траханием!
Анжела тем временем уже расстегнула свою «аляску», под которой оказалась синяя эластиковая «олимпийка» с надписью «адидас», оголила коленки в сетчатых чулках. Пеклеванный выбросил бычок в окно, как бы незаметно полез Анжеле за пазуху, и я понял, что пора сматываться.
Подмигнув Пеклеванному, я громко обьявил, что иду за сигаретами, запахнул бушлат и спрыгнул с подножки кабины на мокрый асфальт, покрытый радужными бензиновыми пятнами. Анжела! Имя то какое-то профурсеточное!
Я обошел все ларьки и палатки, теснившиеся вокруг площадки для отдыха, лавируя между машинами, заглянул в местную забегаловку с претензиционным названием «ТрактирЪ», выпил стакан чаю без сахара, вышел на улицу, закурил, остро ощущая свою никчемность, и решил возвращаться — времени прошло достаточно, батальон можно было перетрахать!
В кабине «Камаза» горел свет. «Ага!», — подумал я: «Значит, закончили уже!».
На всякий случай я постучал в дверцу, не желая попадать в дурацкое положение. Мне открыли: раскрасневшаяся Анжела что-то поправляла в своем туалете, возвращая перекрутившуюся юбку на место, а на роже Пеклеванного можно было блины печь — так она лоснилась от удовольствия.
— О! Вот и Серега! Ну как там, снаружи?
— Дождик пошел! — угрюмо буркнул я, залезая в кабину.
— Да-а?! — деланно удивился Пеклеванный: — Пойду, посмотрю!
И прежде чем я успел остановить его, вылез из кабины и захлопнул дверь.
Анжела повернулась ко мне:
— Че, Серый, че ты тушуешься? Я девушка добрая, пользуйся, пока даю! Выпить хошь?
Я кивнул, чувствуя, что начинаю краснеть. Анжела разлила водку, сунула мне стаканчик:
— Давай, охрана! За знакомство! Как Саня сказал: За милых дам!
Мы чокнулись и выпили.
— А между прочим, Серый! Знаешь, какие бывают дамы? Не знаешь? Бывают: дамы, не дамы, и дам, но не вам!
Она захохотала, довольная своей остротой, и я вдруг подумал: «А чего я стесняюсь, как Наташа Ростова на балу? Что я, не мужик? Как говорила моя Катерина: «Все мужики — кобели!». Ну и я буду кобелем — как все!».
Я повернулся к Анжеле, взял ее руками за плечи, развернул, и взасос поцеловал в мокрый красный рот. Во мне поднялась какая-то волна — сжать, смять, ободрать одежду, согнуть, ворваться и обладать этой женщиной, как это делали завоеватели в древние времена, отдавая взятые города на три дня своим полчищам — на разграбление!
Анжелика погасила свет, и в темноте мы возились, как два борца, меняя позы, скрипя зубами от желания, сжимая друг друга в объятиях. Кабина раскачивалась, ходила ходуном, а когда произошел долгожданный взрыв наслаждения, и мы замерли, утомленные борьбой, снаружи раздался стук Пеклеванного:
— Эй! Народ! Вы че, дома в койке?! Дождь идет, холодно! Давайте быстрее!
Мы натянули на себя одежду, зажегся свет, и в кабину влез действительно мокрый Пеклеванный:
— Ну вы даете, екэлэмэнэ! Я битый час торчу возле машины, мужики уже ржать начали — «Камаз» качается, как на колдогребинах, дождь хлещет! Во, блин, потеха!
Мы допили водку и начали укладываться спать. Анжелика, сверкая ляжками, забралась в «спальник» к Пеклеванному, как они там разместиись ума не приложу, да меня это и не интересовало. Утомленный водкой и сексом, я забылся в тяжелом сне…
* * *Проснулся я, когда «Камаз» уже выруливал на трассу. Пеклеванный, взлохмаченный со сна, курил, вертя баранку, Анжелика, свесив нечесанные патлы, высунулась из «спальника», глядя на дорогу. Было еще темно, дождь не прекращался, судя по всему, всю ночь.
— Проснулся? — спросил Саня, не поворачиваясь: — Сейчас шесть часов утра, если все нормально будет, к ночи будем в Москве!
Мы переехали Волгу, без всяких приключений минули Жигули, как раз рассвело, я при дневном свете рассмотрел свою вчерашнюю пассию, и мне стало противно. Мы, практически молча, доехали до Сызрани, заправились, и к часу были возле Пензе, где нас остановили на посту ГАИ. Судаковские печати и тут «проканали», как говорил Пеклеванный, в кунг никто не заглядывал, и «Камаз» въехал в Пензу. Потянулись знакомые дома, ларьки, заправки… У одного из поворотов Анжелика вышла, послав нам на прощание воздушный поцелуй, и убрела куда-то в сторону, во дворы.
— А ни че бабца! — кивнул Пеклеванный ей вслед: — Ты вчера гандон-то хоть надевал?
Я отрицательно помотал головой.
— Ну и дурик! Я же тебя предупреждал — возьми!
— Я взял, да как-то не сложилось…
— Эх ты! Теперь, как приедем, сразу иди в «пиписькин дом»!
— Куда?
— В кожвендиспасер! У этих трассовых лярвов чего только не бывает — и трепак, и сифон, и кое-что похуже!
Мысль о том, что я мог подхватить какую-нибудь венерическую заразу от грязной трассовой проститутки, перепихнувшись с нею в кабине «Камаза» на Богом забытой площадке для отдыха водителей где-то под Самарой, здорово расстроила меня, в добавок простуда разыгралась с новой силой, и я только прохрипел в ответ: «Теперь же все лечиться!», скорее пытаясь успокоить себя, чем водителя.
Видимо, у Бога, в которого я не очень-то верю, для всех есть мера испытаний и бед, и мы свою исчерпали до дна, поэтому-то до самой Московской Кольцевой автодороги, к которой мы подехали в двенадцатом часу, ничего с нами не произошло.
