Алексей Евтушенко - Танкист
– Я… в порядке, – чуть запинаясь, говорит Оля. – Прости, любимый, что так вышло… – Она всхлипывает и умолкает.
Лукас сглатывает комок в горле.
– Достань их, Дабл, – хищно скалится Валерия. – Они же трусы все. Только с женщинами воевать и способны…
Картинка гаснет.
– Достаточно? – спрашивает Оливье.
– Вполне. Я согласен. Десять миллиардов. Со вчерашнего дня акции опять растут.
– Смешно. Четыре.
– Девять.
– Хм. Пять. Это абсолютный максимум.
– Абсолютный максимум – это нонсенс. Максимум или есть, или его нет. Девять. И ни энерго меньше.
– Спасибо за урок русского, который нам обоим не родной. Надеюсь, вы понимаете, что жизнь ваших дам для меня мало значит?
– Понимаю. Но вы действуете не от себя лично. Передайте вашим хозяевам мои условия. Скажите, Левицкий согласен продать компанию за девять миллиардов энерго. Хоть завтра. Да, и передайте это тем, кто действительно принимает решения. – Он сделал акцент на слове «действительно». – С шестерками я общаться не намерен. Сколько вам нужно на это времени?
– От ситуации зависит. От полутора до четырех часов, я думаю. Вы начали торговаться, а это не всегда быстро.
– Неужели вы думали, что я сдамся без торга? – Лукас рассмеялся. – Все, жду сообщений.
– Хорошо. Главное, пока будете ждать, глупостей не наделайте. Вроде обращения за помощью к СПС и прочего в том же духе.
– Не дурак.
Дабл отключается и пять секунд стоит, отрешенно глядя в пространство. Он боялся, что Оливье ответит: «Десять минут». Или пятнадцать. Десяти и пятнадцати минут слишком мало. Расчет был на то, что у Оливье нет прямой связи с настоящими хозяевами ситуации. Ну, то есть теми, кто считает себя таковыми. Но Оливье сказал «от полутора до четырех часов». Значит, расчет Лукаса оправдался. Полутора часов хватит. Должно хватить.
Он встает, запирает входную дверь в кабинет и подходит к Стаффу.
– Сними пиджак и рубашку.
Андроид подчиняется беспрекословно. Под одеждой – идеальное мужское тело, созданное лучшими дизайнерами-роботехниками.
Три нажатия в нужных местах, и в груди робота распахивается полость, за которой виднеется углеритовая пластина с кодовым замком.
Лукас набирает код.
Откидывается крышка. Дабл протягивает руку, нащупывает и вытаскивает продолговатый футляр, отдаленно напоминающий те, в которых лет двести назад носили очки. С небольшим углублением сбоку – как раз поместится подушечка большого пальца.
Вот она, созданная полусумасшедшим гением матрица Искусственного Интеллекта. Он добыл ее после жестоких, смертельно опасных испытаний двадцать с лишним лет назад в месте под названием Железный Бастион. Сейчас о нем почти забыли. Но он будет помнить всегда… На секунду взгляд Лукаса затуманивается.
Он снова видит застывший, со свороченной набок башней, проклятый неуязвимый танк «Мамонт», распахнутый люк и за ним – искалеченное, обожженное, но еще живое тело аватара-танкиста, внутри которого – он знает это точно! – спрятан футляр, чем-то напоминающий древний футляр для очков. Рука Лукаса тянется к поясу и вынимает из ножен тяжелый десантный нож…
Лукас трясет головой. Нет времени для воспоминаний. Совсем нет. К тому же они и так преследуют его достаточно часто.
«Ну? – спрашивает он сам себя и сам же себе отвечает. – Да, сейчас. Другого выхода нет».
Палец ложится в углубление. Поворот, сдвиг, еще поворот, сдвиг обратно. Стоп.
Три ярких зеленоватых огонька вспыхивают на верхней панели футляра. Лукас знает, что всего их шесть. Но все шесть ему не нужны. Все шесть означают, что Искусственный Интеллект, заключенный в матрице, обрел полную свободу. Что за этим последует, не знал точно даже его полусумасшедший создатель, и Лукас тем более не собирается это выяснять. Особенно сейчас.
Дабл производит все манипуляции в обратном порядке. Робот терпеливо ждет.
– Одевайся.
Стафф одевается.
– Странно, – вдруг говорит он изменившимся голосом, в котором появляются человеческие нотки. Его руки замирают на пуговицах рубашки. – Не понимаю…
Лукас молчит.
– Меня зовут Стафф? – говорит робот неуверенно. – Или… Робин?
– И так, и эдак, – сообщает Лукас. – Но сейчас мне нужен Робин.
– Хорошо. Я – Робин. Что я здесь делаю?
– Подчиняешься моим приказам. Меня зовут Лукас.
– Да, верно. Лукас, чьим приказам я подчиняюсь. Мне кажется или я тебя помню?
– Это сейчас не важно. Важно лишь то, что люди в опасности.
– Плохо. Надо устранить опасность.
– Хороший мальчик. Вот только опасность представляют другие люди. Их надо найти и уничтожить. Если быть совсем точным, это один человек.
– Знакомо. Но проблем я не вижу. Я – Робин, и я не подчиняюсь Трем Законам Роботехники. Им подчиняется только Стафф. Я могу отключить Стаффа.
– Отключай.
– Сделано.
– Активируй боевую программу.
Секунда молчания.
– Есть.
– Теперь программу глобального поиска.
– Сделано…
На основе тех данных, что предоставляет Лукас, и новых, полученных самим Робином с помощью мгновенного анализа сотен и тысяч мельчайших фактов, казалось бы, не имеющих прямого отношения к делу, местоположение господина Оливье и его пленниц становится известно ровно через восемь минут. Заброшенный особняк посреди одичавшего сада на окраине города. Как романтично.
– Скрытно подобраться можно?
– Да. – Робин выводит на дисплей карту-схему. – Вот здесь, совсем рядом, проходит старый канализационный коллектор. Если спуститься тут, – он показывает, – а выйти здесь…
– Я понял. Идем.
– Ты идешь со мной?
– Обязательно. Подожди.
Лукас уходит в другую комнату и через минуту возвращается. В каждой руке – по подмышечной кобуре. В каждой кобуре – тяжелый двадцатизарядный армейский специальный «Глок-54». Сработанный некогда в стране под названием Австрия и с тех пор ни на год не устаревший.
Робин привычно, как будто занимается этим всю жизнь, цепляет на себя кобуру, проверяет пистолет, вгоняет патрон в ствол, ставит оружие на предохранитель, прячет, надевает пиджак и вопросительно смотрит на Лукаса.
– Пошли, – говорит Лукас.
На личном лифте, ведущем в личный подземный гараж Дабла, они спускаются вниз и через минуту, никем не замеченные, покидают здание штаб-квартиры компании «Левицкий «ВТО».
– Что было дальше? – спросил Олег.
Лукас осмотрел пачку, обнаружил, что она пустая, смял и бросил в траву.
Двенадцать танков замерли на пологом левом берегу неширокой речушки. В двадцати шагах дальше начинался лес, в который ныряла старая грунтовая дорога. Вдали, за невысокими обрывами правого берега, было видно, как в разных местах поднимаются и тают в небе черные клубы дыма. Это горел Киев.
Около часа назад, уничтожив во встречном бою три «Викинга», два «Диктатора», два «Хорнета» и один «Мамонт», ведомые аватарами, клан «Десять жизней» вместе с примкнувшими к ним на своих танках Лукасом и Валерией, вырвался на оперативный простор, прошел по пересеченной местности тридцать с лишним километров, преодолел лес, болото, снова лес, недавно убранное поле и речку и теперь остановился, чтобы отдышаться, оглядеться и принять решение, что делать раньше. Здесь, сидя на травянистом берегу речушки, Лукас закончил рассказ о том, что произошло.
– Я никогда не думал, что Стафф, то есть теперь уже Робин, способен двигаться так быстро, – сказал Дабл. – И так быстро убивать. Там было семеро охранников, и он убрал шестерых. Совершенно бесшумно. Мне нужно было довериться ему, но я решил помочь. Это было ошибкой. Охранника я убил, но… В общем, Макс что-то услышал и насторожился. Когда Робин ворвался в комнату, они выстрелили одновременно – Макс и Робин. Не знаю, что за оружие было у Макса, но уж никак не слабее наших «глоков». Пуля пробила в груди Робина дыру. Как раз напротив полости, в которой хранится футляр с матрицей. Футляр она не повредила, но углеритовую крышку прошла. Видимо, этого хватило. – Лукас опять умолкает.
– Для чего?
– Ну, я же говорил, – устало продолжил Лукас. – Я активировал Робина только наполовину. В этом состоянии он подчинялся только мне. Когда я вбежал в комнату… Макса Оливье уже не было, он выскочил в окно и исчез. Сообразительный сукин сын, понял, что с Робином ему не тягаться. Робин сидел на полу с очень задумчивым видом. Пистолет в руке…
– Он сказал: «Извини», – подала голос Валерия.
– Да, – подтвердил Лукас. – Он извинился.
– За что? – спросила Германия.
– Они выстрелили почти одновременно, – поправила Лукаса Валерия. – Оливье на сотую долю секунды раньше. Не знаю, как ему это удалось. Продал душу дьяволу, не иначе. Поэтому Робин промазал. Его пуля ушла в сторону, срикошетировала от какой-то дурацкой металлической стойки и… Оля умерла мгновенно. Думаю, она даже ничего не почувствовала.
– Надеюсь на это, – сказал Лукас. – Оля умерла мгновенно. Макс Оливье выскочил в окно и скрылся. А в груди Робина горело шесть огоньков. Шесть, а не три. Это означало, что искусственный интеллект по имени Робин наконец получил полную свободу.
