Александр Мазин - Утро Судного Дня

Грива приглушил свет и запустил программу.

— Послушай пока, я скоро.

В пробитом прожектором световом тоннеле бежали длинные океанские волны. Катер шел со скоростью двенадцать узлов, но качки почти не было. Яхта была современная, оснащенная волногасителями.

Грива-старший сидел в высоком капитанском кресле, в ручки которого были встроены управляющие сенсоры и рулевая консоль. Но в сам процесс управления не вмешивался. Курс задан, скорость выставлена, компьютер справится сам. Грива-старший следил только за результатами лоцирования окружающего пространства. И слушал онлайновую сводку.

— Ну как тут? — спросил Артём. — В порядке?

— Нормально, — ответил Грива-старший. — Через час будем в Сан-Франциско.

Но в его голосе Артём уловил напряжение.

— Что-то случилось?

— Три минуты назад в сводке передали: разбилась наша вертушка. Вероятная причина катастрофы — взрыв, возникший вследствие пробоя аккумулятора. Вертушка упала в океан.

— Взрыв? — удивился Грива. — Что за вздор? Там нечему взрываться.

— Это не ко мне, — буркнул отец. — Это — к репортерам. Завтра будут организованы поиски.

— Ты полагаешь — это именно наша вертушка?

— Полагаю. Потому что в новостях сообщили также, что арендовал ее я. И что погибших — трое. Данные — со спутника. Это всё. О тех, кто ее взорвал, ни слова.

— Ясное дело. Для наших систем заблокировать американский полицейский спутник — как тебе орешек проглотить. Батя, успокойся. Это же замечательные новости!

— Тёма, я не нахожу ничего замечательного в том, что ваш Комитет сбивает гражданские вертушки, — сухо произнес Грива-старший.

— Да нет, я не об этом. Хорошо, что вертушка упала в океан. Утра они, конечно, ждать не будут, но им потребуется время, чтобы вытащить вертушку и убедиться, что нас в ней не было. Ты гений, батя!

— Спасибо на добром слове. Но по моему гениальному мнению, ваши «аладдиновцы» — просто преступники. И их следует наказать.

— Доказать ты все равно ничего не сможешь, — покачал головой Артём. — А худшее наказание для тех, кто нас ловит, — если им не удастся нас поймать. Прибавь скорость, батя. Время дорого.

— Не стоит. Выиграем пятнадцать минут, не больше. А если мы пойдем слишком быстро, это вызовет подозрения.

— Разумно. Тебя сменить?

— Зачем? Иди-ка ты вниз. Я тут и без тебя обойдусь.

Даша сидела на диванчике, поджав ноги. Слушала, как темнокожая звезда европейского гало исполняет хит десятилетней давности. Световые блики прыгали по сосредоточенному лицу Даши. Не похоже, чтобы музыка двадцать первого века произвела на нее такое уж сильное впечатление.

Грива устроился рядом, микшировал звук.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Не знаю, — неуверенно произнесла Даша. — Поет красиво… Я и не знала, что можно петь так. Но все равно как-то плоско, неинтересно.

Грива выключил звук.

— Не понял. Что ты имеешь в виду?

Даша задумалась на минутку…

— Вот послушай, она поет так…

И очень точно пропела несколько тактов песни. Точно не только по мелодии, но и по языку. Французский в ее устах звучал немного непривычно, но произношение было очень хорошим. Пожалуй, не хуже, чем у Гривы.

И голос у Даши оказался неожиданно глубоким. Артём раньше слышал, как она поет, но это было совсем другое пение. Так сказать, аборигенское. А сейчас Грива подумал, что Даша вполне могла бы сделать певческую карьеру. Если их война с «Аладдином» закончится благополучно.

Но сюрпризы на этом не закончились.

— Так поет она, — сказала Даша. — А можно было бы спеть иначе, вот так…

И еще раз пропела ту же музыкальную фразу. Нет, уже не ту.

Грива был не слишком большим специалистом в музыке и не мог бы сказать, что изменилось в мелодии. Но его, что называется, пробрало до костей. Раньше на него так действовал только один из каприсов Паганини.

— Тебе не нравится? — с беспокойством спросила Даша, увидев, как изменилось выражение его лица.

— Нет, что ты! Наоборот. Просто замечательно!

Даша облегченно улыбнулась.

— Скажи, а она живая?

— Певица? Да. Только она не здесь, а очень далеко. В этом… окошке ее сохраненное изображение. Я тебе когда-нибудь объясню, как это делается.

Грива решительно отключил монитор. У него появилась другая идея.

— Давай я тебя поучу моему языку.

Похоже, это будет не так уж сложно.

На Артёма произвело впечатление то, как Даша пела по-французски.

Однако всё оказалось не так просто.

Выяснилось, что Даша легко запоминает слова. И их значение — тоже. Но вот составлять из них предложения у нее не получается. В ее родном языке был совершенно другой синтаксис. Возможно, и Грива был не лучшим педагогом. В конце концов он выбрал наиболее простой путь. Называл русское слово, а потом его эквивалент на Дашином языке. Вернее, эквиваленты, потому что то же слово «учить» на Дашином языке имело аж восемнадцать синонимов, причем каждый нес свой оттенок.

В итоге Дашин словарный запас расширился на сотню слов. Не так уж плохо для часового урока.

Глава одиннадцатая

Крыса

Пришвартовались на пристани частного яхт-клуба. Приятная новость: у причала их никто не ждал. И сторож яхт-клуба тоже не стал чинить им препятствий, поскольку мирно дремал в своей прозрачной капсуле, полагаясь на собачек. Однако с собачками Грива «договорился» и даже «послал» их проверить, есть ли кто-нибудь на стоянке у ворот. Но там тоже никого не было.

Брать вертушку не стали. Воспользовались одним из клубных наземных модулей.

После десятиминутного «вверх-вниз» по крутым улицам Сан-Франциско Грива-старший остановил модуль на темноватой и довольно запущенной улочке напротив русского консульства.

Двери консульства были закрыты. Неудивительно для этого времени суток. Однако справа от дверей имелась прозрачная панель, за которой обнаружился унтер в черной форме российской жандармерии. Унтер смотрел что-то по монитору. Судя по его азартной физиономии — весьма увлекательное.

Грива постучал по пластику.

Унтер дернулся, вскинул голову, увидел, что это не начальство, а некто неизвестный, расслабился и махнул рукой: мол, иди отсюда.

Грива постучал сильнее.

Унтер скривил недовольную рожу.

— Гоу эвэй, бой! — раздалось из динамика.

— Вход открой, — сердито сказал Грива.

— Русский, что ли? — усомнился унтер.

— Нет, зулус! Открывай быстро!

— Быстро, мальчик, в дерьме мухи плодятся, — поведал унтер. — Богадельня закрыта. Завтра приходи.

— Ах ты…

— Погоди, Артём, — остановил готового вспылить сына Грива-старший.

Он поднес к сканеру свою личную карточку:

— Вынужден напомнить вам, офицер, что подданные Российской империи имеют право беспрепятственного входа на территорию русского консульства.

— А я разве спорю, — пожал плечами унтер. — Завтра приходите — пропущу без вопросов. А сейчас консульство закрыто. Спокойной ночи!

— Скажи ему: пусть вызовет дежурного по учреждению, — негромко произнес Артём.

— Дежурного по учреждению? Это еще зачем? — искренне удивился унтер.

— Затем. Или, обещаю, у вас будут очень серьезные неприятности, — пообещал Грива-старший.

— Не надо меня пугать, — проворчал унтер.

Но активировал вызов.

Дежурный появился минут через десять. Физиономия у него была заспанная и очень недовольная. Жандармский китель застегнут на три пуговицы. На кителе — погоны хорунжего.

— В чем дело? — спросил он.

— Вот тут, рвутся к нам.

— Кто такие? — Дежурный неприязненно уставился на отца и сына.

Грива-старший еще раз поднес к сканеру карточку.

— Грива Алексей Андреевич, — прочитал дежурный. — Ага… А второй?

— Мой сын, — сказал Грива-старший. — Там указано.

Хорунжий долго, с полминуты, разглядывал Артёма. Слишком пристально разглядывал… Значительно дольше, чем данные на сканере.

— Сын, значит… Проверим…

И дежурный полез в Сеть.

«Что-то не так», — подумал Артём.

— Разве на карточке нет твоего послужного списка? — вполголоса спросил он отца.

— Почему нет? Есть.

Однако!

Младший офицер, усомнившийся в личных данных депутата Государственной Думы, пусть даже и бывшего, либо дурак, либо совсем тупой служака. Дураков в иностранном корпусе жандармерии не держали. Совсем тупых вроде бы тоже…

— Ага, — изрек дежурный минут через пять. — Есть такой. Грива Артём Алексеевич. Тридцать четыре года? — Дежурный с сомнением посмотрел на Артёма. — Ты же не станешь утверждать, паренек, что тебе — тридцать четыре года?

— Стану, — буркнул Грива. — И я тебе не паренек. Сетчатку проверь. Или отпечатки пальцев.