Игорь Осипов - Измеритель

Алина поморщилась, как от зубной боли. «Вот вечно Ирка занимается нравоучениями. Училка, она и есть училка – не может без этого. Мне только сейчас ее нотаций и упреков не хватает». Она отмахнулась здоровой рукой.

– Что ты машешь на меня? Если бы ты меня послушалась, сидела бы сейчас в тепле и уюте.

– Отстань, Ирка. Не видишь, что мне плохо?

– Плохо ей! – сестра не унималась и зудела, как рассерженный голодный москит. – А мне каково? Голова болит? А у меня сейчас ничего не болит, благодаря тебе. Вставай! Поднимайся, тебе говорю! – Ира со злостью пнула девушку по ноге, от чего та дернулась и спина отозвалась болью. – Вставай, рохля. Рано тебе еще умирать.

– Что ж ты такая приставучая? – Алина с трудом разлепила тяжелые веки. Ее ногу теребил странный зверь похожий на огромного кота. Увидев, что его ужин вместо того, чтобы спокойно ожидать, пока его съедят, начал шевелиться, громко зашипел и отскочил в ближайшие кусты и там… растворился. Причем растворился в них в прямом смысле этого слова.

В сумраке неумолимо надвигающейся ночи было довольно прохладно. Зябкий влажный туман уже подкрадывался из низин, касаясь раненого человека своими ледяными руками. Алина огляделась. Вокруг никого: ни сестры, ни ящера, ни этого странного пугливого зверя. Она совершенно одна – сидит, как на сцене, посреди пустого перекрестка. Только куст, в котором исчез зверь, вылупился на нее немигающими круглыми желтыми глазами.

– Это бред! – произнесла Алина вслух, убеждая скорее себя, чем любопытный куст. По-другому свои видения она объяснить не могла. Но было в них и рациональное зерно – умереть она всегда успеет. «Пока жива, надо бороться».

Она повесила автомат на плечо и погрозила кусту кулаком, на что куст сузил зрачки до маленьких щелок и угрожающе заворчал.

Здоровой правой рукой она подвинула онемевшую левую. Острая боль прострелила ее от плеча до самых кончиков пальцев. Алина вскрикнула от неожиданности и закусила губу. Боль постепенно отступила, оставив неприятное ощущение покалывания тысяч иголок по всей руке. Намотав ремень автомата на непослушную конечность, девушка рывком поднялась и чуть не упала обратно на пятую точку. Весь мир закрутился вокруг нее, как на взбесившейся карусели из детских воспоминаний.

«Надо спрятаться. Забиться в какой-нибудь закуток и отлежаться. Далеко я в таком состоянии все равно не уйду».

Без противогаза дышалось очень легко. Ей почему-то казалось, что стоит ей снять маску, и она умрет в муках. А тут даже приятно, как холодный влажный воздух обжигает горло.

А может, она умерла? И Ира умерла, потому она с ней разговаривает. «Нет, не может быть! Она же сказала, что мне еще рано умирать, значит, я жива! Но тогда где сестра? Почему ее нет рядом?»

От этих мыслей стало совсем плохо. «Нет, только не сейчас. Мне только свихнуться не хватало». Она снова посмотрела на куст. Глаза никуда не делись. Они по-прежнему изучающее разглядывали девушку. «Точно свихнулась!» – Сделала вывод Алина и, хихикнув, погрозила любопытному кусту пальчиком в резиновой перчатке.

Спотыкаясь, она пересекла пустую улицу. Очутившись перед небольшим холмом, на вершину которого вела полуосыпавшаяся лестница, она остановилась, опершись на ржавый поручень. Наверху темной громадой возвышались руины дома, а рядом с лестницей зиял черный, как глубокая пещера, вход в подвал, над которым висела вывеска, выцветшие буквы гласили: «MaxIma ». А чуть ниже: «Вход – Выход».

Что такое «махIта», Алина не знала, и как это может быть одновременно вход и выход, тоже себе не представляла, но списала все на помрачение рассудка и трезво решила, что хуже, чем исчезающая в никуда и появляющаяся из ниоткуда сестра и подсматривающие деревья, уже точно не будет. Она заглянула в проем.

«Только темно очень, а единственный фонарик был у Ирки. Наверное, она туда и пошла. Куда она еще могла деться – только что со мной стояла. Только почему она меня бросила… одну?» Шаркая разорванным бахилом комбинезона, постоянно оглядываясь на опрокинутый трамвай, от которого приковыляла к этому непонятному «входу-выходу», она осторожно спустилась. Потянув на себя грязную стеклянную дверь, Алина с опаской заглянула внутрь. Мрачный зал был заполнен мешками, на стенах висели узкие полоски бумаги с выцветшими рисунками. А в углу была свалена в кучу кафельная плитка, намного красивее, чем та, которой были выложены душевые в бункере.

– Это какое-то плиточно-мешочное царство, – произнесла девушка и громко чихнула. Поднятая ногами пыль клубилась облаками в свете, проникающем в приоткрытую дверь. Алина схватилась за противогазную сумку, но, вспомнив, что оставила маску на улице, собралась уже вернуться за ней, как вдруг увидела, что на полу среди ковра пыли маячила явно протоптанная дорожка, уводящая куда-то, за прилавки. Оборачиваясь, как бы раздумывая, может, не стоит, девушка побрела по заметным следам, обошла небольшой стол с потрескавшимся монитором компьютера и остановилась возле закрытой двери.

– Все равно надо где-то ночь переждать, – она потянула дверь за ручку. – И это место ничем не хуже… – На улице отчетливо прозвучал рык зверя, с которым они встречались в начале своего путешествия. Только теперь Алина осталась одна, да и патронов в автомате хватит разве что застрелиться. Тихонечко взвизгнув от ужаса, Алинка заскочила в комнату-подсобку и, подперев своим телом дверь, очутилась в кромешной темноте. Поскуливая и размазывая слезы здоровой рукой по грязному лицу, она села прямо возле порога, проклиная свою пропащую судьбу.

* * *

Сначала он подумал, что наконец-то нашел дорогу назад. Древние лабиринты, выложенные кирпичом, закончились, и Максимыч, скрючившись, уже на протяжении часа ползал по бетонным трубам, постоянно надеясь найти хоть какой-нибудь знакомый ориентир. Но трубы и коллекторы были все как близнецы-братья, и даже знаки дикарей исчезли. Напрашивалось два вывода: или он забрался так далеко, где не бывали даже подземные жители, или они так хорошо тут ориентировались, что никакие знаки им были не нужны. Максимыч уже никого не хотел найти, он просто желал выбраться на поверхность. И вот, когда он окончательно уверился в этом, где-то впереди послышались голоса. Нет, сначала это был просто ритмичный гул, который вскоре стал расщепляться и распадаться на множество голосов. Люди громко вторили одному и тому же человеку, и это напоминало какое-то хоровое пение. Максимыч, сложившись в три погибели, уселся в трубе и попытался разобрать слова. Нет, как ни силился, смысла понять не смог – какие-то сплошные завывания, прерываемые мерным стуком по металлу. Одно понятно: он их нашел. Кого их – еще пока не ясно. Но логика ему подсказывала, что, кроме засранцев, как их звал Данила, в этой клоаке никто жить не будет. Так он рассуждал, продолжая ползти по трубе, постоянно поправляя сползающий на живот автомат и норовивший залезть на голову увесистый рюкзак. Полз в полной темноте, не решаясь подсветить себе фонариком и постоянно матюгаясь себе под нос, и неожиданно уперся в металлическую решетку. Снаружи в трубу пробивался мерцающий свет множества факелов. Максимыч скосил глаза. Прямо под решеткой вниз уходил желоб, который спускался в огромный бассейн. Больше ничего не было видно – слева и справа стальные пандусы перекрывали весь обзор. Вот где-то под ними и собрался весь этот сумасшедший хор, завывая на все лады, вторя своему солисту.