"Та самая Аннушка", третий том, часть первая: "Гонка за временем" - Павел Сергеевич Иевлев
— Что-то в этом роде, — уклончиво ответил я.
— Тут, Лёха, всё зависит от того, кто принимает, что принимает и как принимает. У людей бывают разные степени толерантности к алкоголю, ты знаешь? Одним бутылки вина достаточно, чтобы спиться, — Мафсала отсалютовал мне бокалом, — а другие пьют по бутылке виски в день, и хоть бы что.
— И ничего не по бутылке, — буркнула Аннушка. — И не каждый день.
— Так и тут. Кто-то с одной дозы уйдёт в штопор, перенапряжёт энергетику души, а кто-то принимает его всю жизнь. Долгую-долгую жизнь!
— И что, вообще никаких последствий?
— Когда как. Сенсус бывает разный. Дешёвый — боль, кровь, смерть, война. Его много, несложно добыть, всегда в наличии. Да вот, у меня с собой… — Мафсала достал из сумки шарик размером с теннисный мяч, багровый, с прожилками коричневого и чёрного. — Не хочешь оценить букет, подружка?
— Иди в задницу, Маф, — отказалась Аннушка.
— То-то. Девушка понимает. Любовь дороже, в чистом виде почти не встречается, да и спрос на неё так себе, потому что штырит мощно, но отходняк тяжёлый. Самые дорогие — это заказные купажи, слоистые, сложные, структурные, созданные точно под заказчика. От этих чистая польза, но только если специалист подбирал. Сам-то человек никогда не знает, чего именно ему не хватает, потому и мается всю жизнь, как дурак, вместо того чтобы прийти к старине Мафу и заплатить. Да, Аннушка?
— В глаз дам, — пообещала она.
— Но если кто-то будет без ума упарываться дешёвым сенсусом, то кончится это плохо, тут ты, Лёха, прав. Захочет такой много жизни прямо здесь и сейчас, рубанёт овердозу мортального, и так его накроет, что назад пути нет.
— И что с ним станет?
— Сенсус прожжёт каналы души, превратив его в безумное, одержимое смертью чудовище. А потом его кто-нибудь убьёт, хоть это и не просто. Потому что оставлять в живых таких нельзя.
— А соскочить с сенсуса никак?
— Ну, технически перестать принимать можно. Не помрёшь. Но желание-то из себя не вытравишь! Вот ты мог мир вертеть на залупе, а вот ты никто и звать никак. И знаешь, что никчёмным никем доживёшь отпущенное, потому что вырабатывать свой сенсус твоя душа уже не может, ты навеки потребитель. Голодный на чужом пиру, жадно ловящий крошки разинутым ротиком. Завязавшие либо чахнут от тоски, либо кидаются в омут чужой сенсус-активности — войну, беду, горе, смерть, — впитывая по мере возможности свободно летящие брызги. Кто посильнее и похитрее — создаёт эту активность сам, делая всё возможное, чтобы насытить мир вокруг страданием, которое люди переработают в сенсус, а он, если не сожрёт, то хоть тарелочку оближет. Из таких выходят террористы, заражающие чумой водопровод, провокаторы, вызывающие кровавые бунты и прочие поджигатели войны. А из самых сильных получаются природные дизрупторы, способные зажечь мир коллапсом, чтобы убить его фокус и впитать убогие крохи рассеивающегося сенсуса. Насытить на секунду голод и направиться в следующий мир… Так что пусть лучше, Лёха, этот бедолага придёт к старине Мафу и купит сенсус у него. Вот, вкратце, так. По бокальчику на прощание?
И мы не отказались.
* * *
Остановились на привал не потому, что устали, а просто так, посидеть, подумать. Ну и четыре бутылки вина сказались, не без того.
— Знаешь, солдат, — сказала Аннушка, устроившись в складном кресле у костра. — Чем дальше мы в это лезем, тем меньше я понимаю, что происходит.
— Надо же, думал, я один такой. У всех такие умные лица вокруг…
— Нет, ну серьёзно. Когда мы с тобой встретились, всё было просто. Мне прострелили бак, я искала топливо, ты дрых в куче мусора…
— Это был не мусор. Просто собрал в магазине тряпки, чтобы не на полу лежать.
— Неважно. Хотела тебя пристрелить, потому что меня гоняли какие-то уроды, и я была на паранойе, но у тебя было разжижение мозгов от кайлитского колдунства, поэтому ты в меня втрескался как ненормальный, мне стало интересно, откуда тут кайлиты. И понеслось.
— Я не поэтому втрескался…
— Заткнись, я не о том. Тогда было понятно — интрига Мелехрима, что же ещё. А теперь? Откуда-то высралась Ольга Громова, но не та. Причём хоть она и не та, но с Лейхом говорит от имени Коммуны. Та ли это Ольга-два, которая когда-то создала Комспас, или какая-то третья? Если она заняла в Коммуне место той, первой Ольги, то многое объясняется — характерные флаеры и оружие, умение появляться как чёрт из бутылки и прочее. Коммуна забрала себе технику и технологии Комспаса, у них была какая-то своя очень крутая логистика, связанная с реперной сетью. Но чего им надо — ума не дам. Дальше больше — какие-то упыри давят из людей сенсус, зачем-то распихивают кристаллы по маякам, каким-то образом у них оказываются корректоры, Мелехрим ведёт себя чем дальше, тем страннее, Грета берёт приз «Худшая мать Мультиверсума» и хочет меня убить, Алина внезапно разродилась девочкой и сдала её нам на передержку… Да у меня ум за разум заходит, когда я пытаюсь все это уложить в голове! Как будто несколько мозаик перемешали, а мне нужно сложить из них одну. Тут дыры зияют, тут несколько слоёв смешиваются, а тут не то часть картины, не то просто кем-то насрано. И что со всем этим делать, солдат?
— Забить, — ответил я просто.
— В смысле?
— Не искать ответов. Получить их все просто нереально, потому что чем дальше будешь копаться, тем больше вопросов будет возникать. На войне та же фигня — ты никогда не видишь всей картины, не понимаешь причин и следствий, никто не объясняет тебе смысл происходящего. Просто делаешь то, что нужно в данный момент, и всё. Куда мы там собирались? За Дашей? Вот и поехали за ней.
— А если я не права, если Дашу нам специально подсунула Грета? Через неё она может нас найти! Может, Даше нужно не сенсус дать, а пулю в башку?
— А ты сможешь? Пулю?
— В моменте да. А так нет.
— Ну, и не парься. Поступай так, как кажется правильным сейчас.
— А если это неправильно?
— То исправим.
— А если не сможем?
— Значит, не сможем. Примем последствия и будем жить
