Один в поле воин - Виктор Иванович Тюрин
Наши дни в Париже прошли ровно и спокойно, за одним-единственным случаем, которым стала маленькая певичка, девочка-француженка, лет восьми. Мы уже заканчивали ужинать в кафе, расположенном недалеко от нашей гостиницы, как дверь открылась, и на пороге появился прелестный ангелочек с большими голубыми глазами и светлыми волосами. Прошла, сняла свое пальтишко и берет, затем встала в проходе и запела детскую наивную песенку о цветке, который скоро погибнет, потому что пришла осень. Малышка сумела удержать нужный тон и грустное выражение лица. Немногие посетители с удовольствием ей хлопали, стоило ей закончить. Я повернулся к Марии, чтобы похвалить маленькую певицу, как заметил на ее глазах слезы и растерянность на лице Генри. Ничего не сказав, снова повернулся к девочке, начавшей петь новую песенку. Она называлась «Море».
Море,
Видно, как оно танцует
Вдоль прозрачных заливов
В серебряном отражении.
Море,
Отражения переливаются
Под дождем.
Море
В летнем небе смешивает
Белых барашков
Со светлыми ангелами…
Снова бросил незаметный взгляд на Марию. Она успокоилась, но при этом не отрывала взгляда от девочки. Догадки строить не стал, а вместо этого бросил короткий взгляд на Генри. Тот слегка покачал головой, говоря тем самым, не обращай внимания. Когда девочка допела свой репертуар, она взяла свой берет и пошла мимо столиков, собирая деньги. Монеты, падая в берет, звякали, ударяясь друг о друга. Мария посмотрела на мужа, тот достал из портмоне две банкноты в пятьдесят и сто франков, после чего отдал жене. Я тоже думал отделаться парой монет, но вместо этого пришлось вытащить бумажку в пятьдесят франков. Генри незаметно, на этот раз одобрительно, кивнул мне головой. Когда малышка остановилась перед нами, в ее берет легли три банкноты. На какое-то мгновение она растерялась, широко распахнув глаза, потом опомнилась и поблагодарила:
– Спасибо большое, месье и мадам, – после чего кинулась со всех ног к двери, ведущей к кухне, откуда выглядывала женщина, судя по всему, мать девочки.
Мы рассчитались, поднялись и ушли. В этот вечер мы расстались рано. Мария, сославшись на головную боль, ушла вместе с Генри в свой номер.
В Мадрид мы прилетели в два часа дня. Испания встретила нас ярким солнцем, одиннадцатью градусами тепла и тонким, еле уловимым ароматом. Я еще только подумал о том, что сейчас цветет, как получил ответ.
– Миндаль цветет, – тихо сказала Мария. – Сколько лет прошло, а я помню этот запах. Нежный запах медовой пыльцы и весенней свежести.
В ее голосе звучала тихая печаль. Мы прошли с толпой пассажиров по взлетному полю до аэропорта. Это было длинное и изогнутое в виде лука здание, на втором этаже которого располагались смотровые площадки, а над ними высилась диспетчерская. Получив вещи, вышли из аэропорта, но только я хотел направиться к стоянке такси, где стояло полтора десятка черных машин с красной полосой, как заметил только что вылезшего из автомобиля представительного мужчину, который размашисто и решительно зашагал к нам. Помимо черного итальянского «фиата», который привез этого испанского господина, стояло еще два точно таких автомобиля. Из третьей машины вылезло трое плечистых мужчин, лет тридцати – тридцать пять, в широких плащах и шляпах. Судя по тому, как они встали, где каждый взял на себя сектор обзора, это были агенты испанских спецслужб. Испанец подошел к нам. Поздоровавшись, представился, продемонстрировав при этом отличное знание английского языка, чиновником Министерства иностранных дел Алберто Серрано.
– Господин, госпожа Вильсон, нас прислали за вами. Извините нас за столь скромную встречу, но таков был приказ моего начальства. Если разрешите предположить, то мне кажется, что все было согласовано с вашим руководством, господин Вильсон. Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас сенатор?
– Не надо. И извинений не надо, так как это было действительно сделано по моей просьбе.
– Раз так, то мы можем ехать. Прошу вас, – и он жестом показал на черные автомобили.
– Если позволите, то у меня к вам будет еще одна просьба, господин Вильсон. Мне хотелось бы сказать вам кое-что конфиденциально, поэтому хочу предложить вам поехать со мной, если, конечно, это не вызовет возражений вашей супруги.
Возражений не было, поэтому мы с Марией поехали на второй машине, а в конце нашей небольшой колонны ехали агенты. Я высоко оценил значение Генри Вильсона для Испании как представителя США по этой «скромной» встрече.
Мне была не интересна миссия Вильсона, но догадаться о его роли было несложно: представитель Соединенных Штатов в Испании. Его высокий статус косвенно подтверждали доверительные беседы сенатора с английским и американским послами в Москве. Четверть времени, что он был в Москве, он провел в их обществе, и как мне думается, не за стаканом виски. К тому же, это мне уже сказала Мария, он несколько раз работал с документами в посольстве, которые хранились в сейфе у посла.
За месяц с лишним, глядя на отношения между Генри и Марией, я невольно пришел к выводу, что у них, как пишут в романах, настоящая, большая любовь. Если к этому добавить нежелание жить в доме, где все напоминало об их сыне, и обсуждавшееся в правительстве США назначение своего эмиссара в Испанию, то становится понятным их решение попробовать начать жизнь с чистого листа. Снова жизнь не начнешь, прошлое всегда будет с нами, но если уйти от привычного образа жизни, есть неплохие шансы увидеть в новом свете как окружающий мир, так себя в нем. Похоже, они пришли именно к таким выводам, раз решились так резко сломать свою жизнь. Какое ждет будущее эту семейную пару, когда Генри завершит свою миссию, мне не было известно, зато я знал, что сенатор богатый человек с большими связями, как в политике, так и в бизнесе, и без сомнений, он найдет себе дело.
Обо всем этом я мог догадываться, но вот что точно не знал, так это то, что Генри ехал в Испанию не только в качестве эмиссара американского правительства, но и как представитель группы банкиров и промышленников, которые были готовы, по отмашке сенатора, начать внедряться в испанскую экономику. Пока еще закрытая из-за международной изоляции страна представляла для любого рода бизнеса лакомый кусок. Это понимали не только американцы, но и промышленники и финансисты Европы, поэтому стоило в 1949 году закончиться дипломатической блокаде, как вслед за послами в Испании, правда, с большой осторожностью, стали появляться представители бизнеса. Открыто завязывать отношения с генералом Франко мало кто осмеливался,
