Год 1914-й. До первого листопада - Александр Борисович Михайловский
В лозунг «победить Второй Рейх до первого листопада», как вариант «до Рождества», кадровым офицерам и генералам не верится совершенно. Германская армия – это признанный эталон дисциплины, организованности и боевой мощи, немецкое государство в состоянии большими партиями производить любые промышленные изделия, в том числе лучшие образцы оружия и боеприпасов. Такую армию желательно встречать на рубежах долговременной обороны, проложенным вдоль естественных препятствий, в самых ответственных местах усиленных крепостями первого класса, – но по факту крепости разоружены, крепостные батальоны расформированы, зато всемерно усилена полевая армия, предназначенная для активной маневренной войны. Десять лет назад Россия не смогла победить несчастных японцев, только-только вылезших чуть ли не из каменного века, а сейчас некоторые ура-патриоты, отчаянные головы, надеются с налету победить Германию, пусть даже две трети ее армии сейчас оттянуты на Западный фронт и победоносно наступают на Францию.
Генерал Горбатовский ничуть не сомневается, что именно эти неожиданные успехи германской армии, прошедшей через Бельгию как раскаленный нож через кусок масла, и вызвали истерическую реакцию российского многоглавого командования, потребовавшего немедленно начать Восточно-Прусскую наступательную операцию. И это несмотря на то, что еще не все запасные прибыли в свои части, да и передислокация дополнительных корпусов из внутренних округов России еще далеко не завершена. Впрочем, если Третья республика будет разгромлена и выйдет из войны, то положение России тоже осложнится до невероятности. Тогда ей придется сражаться не из чувства союзнического долга по отношению к Франции, и не ради свободы Сербии, а только лишь для собственного выживания.
И вот на этой «оптимистической» ноте огоньки свечей в шандале неожиданно дрогнули, и в комнате, на мгновенье озарившейся ярким полуденным светом, повеяло запахом мирры и ладана. Генерал Горбатовский обернулся – и остолбенел. На него со знакомой иронично-саркастической усмешкой между пышных усов и бородкой клинышком смотрел Роман Исидорович Кондратенко, десять лет как покойный. А за правым плечом у него, завуалированная полутьмой, недвижимо стояла еще одна человеческая фигура в офицерском мундире. Но как раз присутствие неизвестного командующий девятнадцатым армейским корпусом проигнорировал, потому что все его внимание было обращено на старого знакомого.
– Здравствуй, Владимир Николаевич, – сказал призрак начальника сухопутной обороны крепости Порт-Артур, – извини, что я к тебе по-простому, без приглашения…
– Свят-свят-свят… – забормотал генерал Горбатовский, усиленно крестясь и произнося молитву «Отче наш», но призрак исчезать не желал.
– Ты это, Владимир Николаевич… – сказал нежданный визитер, – перестань креститься, ибо я тебе не кажусь, а присутствую тут во плоти, как есть. Вот тебе в этом святой истинный крест.
Кондратенко перекрестился, прочитав «Отче Наш» под отдаленные грозовые громыхания – и генерал Горбатовский вдруг понял, что так оно все и есть, ибо сатанинские порождения, даже приняв облик знакомых людей, не в силах ни положить на себя святой крест, ни произнести Имя Божие. А ведь десять лет назад он своими глазами видел мертвого генерала Кондратенко, когда того вытащили из-под развалин форта номер два, разрушенного попадания снарядов сверхтяжелых осакских[20] осадных гаубиц…
– Ты уж извини, Роман Исидорович, – сказал Горбатовский, опуская занесенную для крестного знамения руку, – но я никак не пойму, как ты можешь заявиться ко мне живой и невредимый, когда я сам видел тебя мертвым?
– Ну как тебе сказать, Владимир Николаевич… – ответил Кондратенко, – здесь в вашем мире, двадцать шестого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года я мертв уже почти десять лет, а там, у себя дома, двадцать третьего марта года тысяча девятьсот пятого – жив и вполне здоров. И, более того, Порт-Артур у нас не пал, Япония была разгромлена во втором генеральном сражении на реке Шахэ и признала свое поражение, а все предложения иностранных держав о посредничестве были с негодованием отклонены государем-императором Михаилом Александровичем…
– Михаилом Александровичем? – переспросил ошарашенный Горбатовский. – А как же государь император Николай Александрович – неужто его у вас убили эсеровские бомбисты?
– Да нет, – пожал плечами Кондратенко, – с Николаем Александровичем все в порядке, просто он понял, насколько невыносима для него тяжесть ноши государственных забот. Поэтому он подал в отставку и, передав трон брату, удалился в частную жизнь.
– Да как такое вообще могло получиться, чтобы государь подал в отставку!? – воскликнул Горбатовский. – Невиданное же дело! И скажите, каким образом из своего тысяча девятьсот пятого года вы смогли прийти ко мне в тысяча девятьсот четырнадцатый?
– Обыкновенно получилось, – вздохнул Кондратенко, – как и все прочее хорошее у нас на Руси. Случилось чудо. В последний день обороны горы Высокой, когда гибель Артура казалось, предрешена, на выручку к нам с большим войском пришел самовластный Великий князь Артанский господин Серегин – с одной стороны, русский офицер и смертный человек, а с другой, младший архангел, носитель титулов «Защитник Земли Русской» и «Бич Божий». Первое, как вы понимаете, для таких как мы с вами, а второе – для всяческих негодяев и охотников за русскими богатствами. Силы, брошенные им в бой, и ярость нашего гарнизона, наконец получившего возможность отомстить за мучения осады, оказались таковы, что в течение одних суток враг был отброшен от стен Артура и полностью истреблен, а фронт вновь установился по Цзинчжоускому перешейку. Но это было только началом. Господин Серегин, когда берется за дело, бывает очень энергичен, а так как полномочия защищать и укреплять Россию даны ему самим Творцом Всего Сущего, то в приложении своих усилий для него не существует никаких сословных ограничений. Если какое-либо официальное лицо не способствует усилению и процветанию России, то ему должно оставить свой пост и удалиться в частную жизнь. А если тот человек не захочет уходить по-хорошему, то может пенять на себя.
– Так что же, Роман Исидорович, – воскликнул генерал Горбатовский, давно позабыв о нереальности разговора с давно умершим для него товарищем, – этот ваш господин Серегин попросту сверг государя, подставив на императорский трон нужную ему креатуру? А то мне как-то сложно представить государя-императора, добровольно подавшего в отставку…
– Плохого же вы мнения о Великом князе Михаиле Александровиче, – выступил из полутьмы спутник генерала Кондратенко, – если бы к его брату была применена хоть толика насилия, то он непременно отказался бы садиться на трон – настолько он строг и щепетилен, в первую очередь, по отношению к самому себе. Стоило мне показать вашему императору и его супруге неизбежные итоги их царствования, как они сразу согласились на рокировку
