Вороний закат - Эд Макдональд
– Вы опоздали, – сказал я выбравшейся из фургона Каналине. – Где Клаун?
Она отвела меня на несколько шагов – суровая, с каменным от злости лицом.
– Клаун не придет, его больше нет.
– Как так?
– Самоубийство. Похоже, он застрелился в своей башне.
Бедняга Клаун. Но ведь этот беспомощный бездельник был еще и капитаном «Черных крыльев». Воронья лапа наверняка взбесится.
– Вы уверены в самоубийстве?
– Дверь была закрыта изнутри, а других выходов там нет. Разве что убийца спрыгнул с пятого этажа. Мне пришлось выжечь замки. Клаун лежал на столе с пистолетом, воняющим порохом, в руке… Вот эгоистичный ублюдок!
М-да. Я же видел его отчаяние. И ничего не сделал. Теперь бы нам не помешал еще один капитан «Черных крыльев». Тем более, что я своими руками прикончил Василова и Сильпура. Остались только мы с Амайрой.
– Иной раз и более сильные встают на ту дорожку, – вспомнив про Венцера, заметил я. – Лучше не злословить о мертвых. Способности Клауна нам бы пригодились, но мы управимся и без них. Прошу, ни слова остальным. Настроения им это не поднимет.
Маршал Венцер гонял птиц на крыше ближайшего дома.
Каналина угрюмо кивнула и посмотрела на Малдона. Ему приходилось изображать слепого, поскольку лицо его было обмотано шарфом. Малдон откровенно скучал и нарочно задавал детские вопросы, ответы на которые прекрасно знал.
– Что здесь делает ребенок? – спросила Каналина.
– Это мое средство навигации. Не тревожься, он уже привык.
А как еще я мог объяснить присутствие Малдона?
– Серьезно?! Вы берете в Морок ребенка?
– Какие времена, такие и методы, – буркнул я.
Правдой это было лишь наполовину. Но, честное слово, отвращение в глазах Каналины задевало. Вот же хрень. Я пожертвовал буквально всем, от репутации до крыши над головой, и переживаю из-за взглядов тех, кто хотел растянуть меня на дыбе.
Болван Галхэрроу.
Когда я ступил на землю Морока, все в одночасье изменилось. Будто сквозь подошвы в меня полилась сила, словно невидимый хор запел, захлебываясь от счастья. Морок был как ледяная вода в душный летний день. Он наполнил меня и обрадовался, встретив свои утерянные частицы. Надоевшая боль чудесным образом испарилась, а усталость обернулась пьянящей легкостью. Я кинулся в объятия Морока, вдохнул его чудесный экзотический запах.
– Капитан, я рада, что ты снова с нами, – сказала Ненн. – Куда направляемся?
– В Адрогорск, куда еще? Там началось это длинное путешествие – там оно и закончится. Странно было бы завершить его в другом месте.
– Думаешь, ты справишься лучше, чем в прошлый раз? – осведомился Бетч, любовник Ненн.
Он положил руку ей на плечо. Тонкий прямой разрез от ножа на его шее пылал алым в лучах Риоки.
– Попробую, – ответил я.
– Мы кое-что припасли – отметить начало пути, – сообщила Ненн.
К моему удивлению, она протянула мне флягу, похожую на солдатскую, – пузатую, с широким горлом, но сделанную из серебра. Надпись гласила: «Всегда с тобой». Я отвинтил крышку, понюхал.
Бренди.
– Никогда больше не стану пить, – буркнул я.
– Никогда – это слишком долго.
Валия подъехала ко мне, и Бетч с Ненн растворились в воздухе. Я поспешно сунул флягу в карман. О духи, как красиво небо подсвечивало волосы Валии – сине-фиолетовое гало. Но я моргнул, и тут же иллюзия пропала. Валия натянуто улыбнулась. Она пыталась уяснить, как сочетать движения лошадиной спины и своих бедер. Вот уж кто не был прирожденным наездником! Но я знал, что беспокоит ее на самом деле не лошадь.
– Со временем станет лучше, – пообещал я. – Не ешь пока лакрицу. Чем позже начнешь, тем легче пойдет.
– Я долго жила возле Морока, но понятия не имела, каково это – войти в него, – задумчиво произнесла Валия. – Кажется, что он медленно просачивается в глаза, ноздри, десны. Словно зимний холод пробирает до костей.
– Скоро привыкнешь, – соврал я.
Привыкнуть к Мороку реально, но лишь изменившись самому. Как я понял с годами, Морок и был концентрированной сущностью непостоянства. Для изменения чего-либо нужен повод. Морок этим поводом и становился. Он, словно вечно открытые врата перемен, все на свете делал иным. Наверное, я мог бы написать философский трактат о Мороке. Но, боюсь, те, кто не прожил там несколько лет, трактата моего не поймут.
Фургоны покатились по песку отравленной пустыни. Путешествие началось.
Я точно определил момент, когда Глубинный король Акрадий ступил на землю Морока. У меня словно что-то заревело в теле, в самых костях.
Лучшие наши ученые и мудрецы не знали, кто же они, Глубинные короли. Об их происхождении говорилось лишь в обрывочных, туманных легендах. Глубинных одолели Безымянные – или, может, кто и пострашней – и заперли под океаном. Плененные короли пробыли там, ослабленные, сотни человеческих поколений. Ну а потом они восстали и победили, их сила превзошла силу Безымянных. Исполины. Боги. Человек для них – как для нас муравей. В самом сердце Машины Нолла я столкнулся лицом к лицу с королем Шавадой. Он был полон чудовищной силы тьмой, одно его присутствие заставило меня упасть на колени. А Шавада даже не понял, что я рядом.
Император Акрадий стоял неизмеримо выше Шавады. Если счесть, будто я муравей, а Шавада человек, то Акрадий тогда – гора. Его необъятный разум обрушился на меня, и лишь благодаря Мороку я удержался на ногах. А вокруг бушевал ураган, завывал вихрь из десятков тысяч душ. Я увидел мир теней, стоящий за нашим миром, но Морок поднялся мне на помощь, и вихрь душ сделался просто ветром.
Гора заметила меня, заглянула внутрь – зловещая, жуткая, столь безграничная, что я почувствовал тяжесть и тьму океанских глубин. Пусть я и муравей, но Акрадий распознал мое присутствие. Нас разделяли сотни миль изменчивых отравленных равнин, засыпанных песком и щебнем, но Акрадий почуял меня, увидел во мне врага, с которым стоит сразиться.
– У тебя сердце моего брата, – сообщил император Глубины, но не словами, а коснувшись сознания.
Словно из-за сотен миль в мою душу прилетали каменные глыбы. Но я ощутил некий раздор. Акрадий не был единым существом. Нечто небольшое, но цепкое и ядовитое, впилось в него, расползалось плесенью, проникало внутрь, поглощало. Акрадий, превзошедший иных Глубинных королей, привязал себя к малой части Спящего, и та стремилась к спрятанному в железном ящике сердцу сородича.
– Это моя земля. Ты понял, с кем теперь имеешь дело? – спросил я.
Меня окутало тьмой, по истерзанной пустыне пронесся рык. Но страх не пришел – я находился в материнских объятиях.
– Извращенное чудовище, – прошептал Акрадий. – Голос того, что не нуждается в голосе, ключ его слабости, раб расколотого неба.
– Значит, понимаешь: я должен остановить тебя.
– Знаю, ты попытаешься, смертное орудие великих. Но эти предатели жестоко враждуют между собой. Они грызутся за обрывки силы и власти,
