Алексей Ерошин - С.Л.О.М.
Игорь откинул одеяло и рывком сел в кровати. Озноб отпускал его медленно и неохотно. Сердце неслось неровным галопом. Нашарив на тумбочке склянку с акишинским зельем, Игорь торопливо выдернул пробку и отпил большой глоток. За портьерой в оконное стекло скреблась метель.
- Тебе снова приснился кошмар?- спросил Ганимед.
Игорь вытер простыней холодный пот и ответил вопросом:
- А ты чего не спишь?
- Это плохо. Ты должен сказать об этом кому-нибудь.
- Не могу.
- Это может плохо кончиться для тебя.
- А для того, кто в моей голове? Ты ведь все знаешь. Уже все книги в доме перечел. Ты в курсе, что такое фатальная экстракция. Я никогда себе не прощу, если он умрет по моей вине.
- Но вы можете погибнуть оба.
Игорь сунул ноги в холодные тапки.
- Со мной все в порядке. Спи, Ганя.
- Я не могу.
- А что такое? Тебе же нравилось видеть сны. Как будто кино.
Ганимед в темноте скрипнул пружинами раскладушки.
- Да. Но это не кино. Это память. Человеческая память. Что, если я в самом деле не я, а этот самый Андрей?
- А ты что, наяву вообще ничего не помнишь?
- Иногда кажется, что вспоминаю. Но не знаю - было ли это на самом деле. Мои это воспоминания, или чужие. Кто я - биокиборг, бывший человеком, или человек, ставший биокиборгом?
- А какая разница - для нас?
- Разница в правовом статусе. Должен ли я по-прежнему следовать первому закону, если есть риск для моей человеческой составляющей? Или не должен рисковать человеческим сознанием ни в каком случае? Это логическое противоречие. Я не знаю, как нужно поступать.
- Тогда поступай, как люди. Как сердце прикажет.
- Сердце - орган кровообращения. Оно не может приказывать.
Игорь в темноте усмехнулся:
- Это же образное выражение. Идиома. Как сердце прикажет, как совесть подскажет. Согласно категорическому императиву. Ты вчера Канта листал - знаешь теперь, что это?
- Да. Но свойственны ли мне человеческие чувства?
- Ты сомневаешься? Значит, мыслишь по-человечески.
- Да. Сомневаюсь. А что делать - не знаю.
- Спи, вот что.
Игорь на ощупь зашлепал к двери.
- А ты куда?
- Да спи ты уже. Пить хочу. Попью и приду, куда я денусь.
Он побрел в на ощупь в ванную, лениво размышляя: "Главное - не проснуться до конца, иначе больше не уснуть. Открыть кран, дать воде немного стечь и подставить рот под ледяную струю. Это прогонит чертов экскаватор, приостановит сердце и даст забыться в остаток ночи". Мысли ползли тягуче, перебиваемые то наслоениями обрывков сна, то какими-то лицами, среди которых иногда мелькали очень знакомые. А незнакомые странным образом не казались незнакомыми. Они сменяли друг друга, то крича, то смеясь. "Чертова бессонница,- подумал Игорь.- Вечная ночь. Бред. Бреду, как в бреду. Бреду. В полусне. В полубреду".
Слова цеплялись друг за друга, сами собой складываясь в строчки:
- Бессонница, бессонница -
В горячечном бреду
По бесконечной полночи,
По полуснам бреду…
Игорь замер посреди коридора, не открывая глаз, чтобы не спугнуть внезапно сошедшее на него наитие. Словесный арифмометр в голове продолжал щелкать, выдавая результат:
Бессонница хоронится
В портьере у окна.
Лучом свечи, луной в ночи
Плывет ко мне она.
Я в ней повис, увяз - она
Узлами простыней
Ко мне навек привязана,
А я привязан к ней.
Она растворена во мне -
Мне век ее нести,
Навеки с ней наедине
В полубреду брести…
"Надо записать,- подумал Игорь,- утром все вылетит из головы. А так вроде складно вышло… Олег удивится. А может, это только в полусне кажется. Утром глянешь - чушь какая… Придется включить свет и записать…". Он промахнулся рукой мимо стены и приложился лбом к дверному косяку. В глазах полыхнуло и завертелись яркие искорки. Остатки сна как ветром сдуло. Яростно растирая ушибленное место и чертыхаясь шепотом, Игорь включил свет в ванной. Из глубины зеркала на него глянула почти чужая, вытянутая, помятая физиономия со свежей ссадиной на лбу.
Намочив полотенце, Игорь приложил его к шишке. Рифмы еще вертелись в голове и просились на бумагу, опасаясь превратиться к утру в смутное недоступное воспоминание. Игорю это чувство было в новинку, зато уж Олег знал это наверняка: ночами частенько включал свет и лихорадочно рыскал по комнате в поисках блокнота. Сейчас блокнот очень удачно валялся на стиральной машине. Игорь открыл его на заложенной карандашом странице. Олег набрасывал мысли обрывочно, торопливо, часто не дописывая слова. Игоря всегда влекло таинство словосложения, он не упускал случая заглянуть в этот мыслесборник, но не всегда разбирал ночные каракули брата, накарябанные в полусне. Однако здесь почерк был удобоварим - так Олег записывал уже оформившиеся стихи:
Опять, вопросами томим,
Гляжу в зеркальный сумрак хмурый,
Который камерой-обскурой
Переворачивает мир
Наоборот,
Где все вокруг
Не так,
Как видится привычно,
Где обитает закадычный
Мой враг
И мой заклятый друг -
Фантом,
Двойник,
Второе "я",
Мой неизбывный Альтер Яго,
Ко мне влекомый той же тягой
Познанья тайны бытия…
Он, как и я,
Прильнув к стеклу,
К незримой амальгамной грани,
Проводит пальцами по раме,
Пытливо вглядываясь вглубь
Дыры, где двух миров края
Сомкнулись
В точке сопряженья.
Но кто
Всего лишь отраженье
Из нас двоих -
Он или я?
Дальше лист был исчеркан так, что разобрать что-то связное было сложно. "Из нас двоих…" Игорь пристально взглянул в глаза своего двойника. "Какой, однако, популярный вопрос… Но кто знает ответ?.."
***
Семен Семенович опустил фонарь и приник ухом к двери. Некоторое время послушав, но так ничего и не дождавшись, он тихонько стукнул рукояткой о косяк и шепотом позвал:
- Эй, лошадь, ты тута? Слышь?
В ответ с другой стороны двери раздался глухой удар в пластиковый паркет, и кто-то шумно задышал в щель.
- Тута…- с удовлетворением отметил сторож.- Слышь, скажи что-нибудь. Правду говорят, что умеешь, али врут? А я тебе морковки под дверь просуну. А? Поговори. А то ночью такая тоска нападает… Не хошь? А сама себе под нос бубнишь, я ж слышал…
С другой стороны послышался еще один глухой стук, и сопение в щели усилилось.
- Не хошь - как хошь,- заключил Семеныч.- Покедова тогда: мне обход закончить надо. Ить они, наши мыслители, какие? Как дети малые. За ними глаз да глаз нужен. Свет повключают, и оставят. А то двери на ночь запереть забудут. А это непорядок,- сторож вздохнул.- Так что, говорить не хошь? Ну, ладноть, бери морковку за так, мне она без надобности - жевать уж нечем.
Семеныч перочинным ножиком разрезал корнеплод повдоль, просунул половинки под дверь и снова удовлетворенно хмыкнул, когда те втянулись внутрь. Вздохнув, он зашаркал по коридору к выходу из подвала, на ходу проверяя, заперты ли двери. Когда шаги его затихли, Феликс тряхнул гривой, повернулся и принялся, фыркая, обнюхивать карманы комбинезона своего гостя.
- Никакой тебе заботы нету, только сахаром хрустеть,- беззлобно укорил его Фаер, вытряхивая рафинадные крошки на серую жесткую ладонь.- Тебя, небось, тоска не мучает?
Пони перестал жевать и отвернулся.
- А-а, понимаешь. Лошадь - и та понимает. А ты ведь куда больше, чем лошадь. Верно?
Пони после небольшой паузы утвердительно стукнул копытом в паркет и вздохнул.
- Влипли мы с тобой, Феликс. Ты-то хоть не по своей воле. А я - по собственной дурости. Все чего-то большего хотелось. А теперь вот ничего не хочется, только назад вернуться. Но что толку? Вернусь ли я прежним? И куда? Разве могу я теперь вообще стать прежним? А? То-то…
Киборг привалился спиной к тюкам сена, уставившись на пыльную лампочку. Пони снова вздохнул, сунул теплую мягкую морду ему под мышку и засопел. Фаер теребил его светло-рыжую гриву и говорил:
- Как ни крути, а выбора у меня нет. Но так просто им свою папку не получить. Сначала они вернут меня в меня. А потом пускай делают, что хотят. Тогда мы посмотрим, кто кого, док. Тогда посмотрим. Поиграть решил? Нашел себе живые игрушки? А, Феликс? Мы все для него - только игрушки. Прототипы. Поиграет - и в утилизатор. Так у них принято. Понимаешь?
Пони снова утвердительно стукнул копытом. Потом принялся отстукивать еще: "Феликс хочет уйти".
- Отсюда нельзя уйти,- вздохнул киборг.- Самое главное - куда? В зоопарк, детишек возить?
"Феликс хочет уйти,- упрямо стучал пони.- Совсем уйти".
- Почему? Тебе плохо здесь?
"Феликс один,- ответил пони.- Феликс гуляет один. Феликс ест один. Спит один. Феликс грустит. Совсем один. Феликс не хочет один. Феликс думает. Феликсу плохо. Феликс хочет уйти. Совсем".