Игорь Марченко - Глаза цвета стали
Тихон молча забрал из моих рук флягу и, как следует, приложился к ней. Довольно ухнув, занюхал рукавом и замолчал на целых пять минут.
– И что было дальше? – сгорая от любопытства, напомнил я, толкнув его локтем.
– С кем? – невпопад брякнул Тихон, посмотрев на меня рассеянным взором.
– С тобой и этой чертовой часовней!
– А, ну вот, я стал там всем заправлять, в смысле не жителями деревни этими суеверными олухами, а часовней. Ничего чудного в ней по правде не было, кроме старинных вещей.
– Ты это уже говорил старый пьянчуга! – перебил я, теряя терпение.
– Как-то восьмилетний сын доярки Марьи напросился в гости, чтобы посмотреть отпевание усопшего, а я ему говорю мол ”мать разрешит, тогда приходи”. Мать, не будь дурой, отказала бы, но эта дуреха разрешила, видите ли, к ней хахаль должен был прийти в гости, а родного сына девать некуда вот и сплавила мне. Ну ладно, пацан не глупый. Любознательный. Хоть и замучил он меня до смерти своими расспросами, зато какая никакая компания. Накануне днем в часовню ко мне наведался участковый со товарищи. Принесли мне покойничка, по роже так висельник, каких поискать, и требуют его отпеть, а мне что не все ли равно? Пришлось взять этого жмура. Значица, прочитал я пару молитв “За упокой” пока Сашка, Марьин пацан шарился да отирался по углам, закрыл часовню изнутри, да так и уснул сном праведника. Поспать мне этот непоседливый ребенок не дал. Сказал, что увидел, как у покойника открылись глаза. Я, разумеется, не поверил ему, но уж больно на лице мальчонки был неподдельный страх. Помянув всех бесов и, не забыв прихватить для аргумента топорик, которым колол дрова, я подошел к покойнику. Тот спокойно лежал на своем месте, где ему и полагалось все с той же гнусной гримасой на синюшней роже. Тогда я для верности взял свечку и капнул воском ему на щеку. Щека дрогнула, вот тут я не сдюжил ну и… приложил его, как следует топориком по черепушке, а потом еще пару раз лезвием по горлу для верности. Ох, и живчиком оказался этот усопший…
– Зомби? – лениво зевнул я, теряя к рассказу интерес.
– Какой к чертям зомби?! – воскликнул Тихон. – Бандит и душегуб! А подельнички поджидали его снаружи, когда он меня сонного порешит, а потом откроет им дверь. Я быстро просек их нехитрый план, спрятал Сашку в кладовую, а сам снова взял топорик и погасил лампу. Не успел щелкнуть запором, как в часовню ввалились двое пьяных долбанов с охотничьими ружьями наперевес, коих я в темноте прилежно и отоварил по затылку одного за другим. Когда я снова зажег лампу, все было кончено. Их головы были похожи на рубленый фарш…
Тихон глотнул из фляги и разразился нецензурщиной, сделавшей честь и пьяному боцману. Когда он закончил ругаться, я тактично поинтересовался что было дальше.
– А дальше разбирательство, понаехали стервятники журналюги из областной газетенки, все пытались из этого сенсацию раздуть! Священник-маньяк! Священник-убийца! А мне государство медаль дало за тройное убийство и за то, что спас святые реликвии! – Тихон так рявкнул, что остальные посмотрели в нашу сторону с раздражением. – Премию выписали и разве что зад не облизали и все за что? За убийство деревенских олухов решивших разжиться старинными вещичками! Не вышло! Как сейчас вижу мертвого участкового с пробитой башкой. После того случая я впал в глубокий запой. Шутка ли совершить тройное убийство – это же смертный грех и верный путь в ад! Мне вмиг стало все безразлично. Я вызвался замаливать грехи и, с благословения отца архимандрита, уехал на Курильские острова, а именно на Итуруп, но там проснулся вулкан, и я выбрал себе уголок поспокойней на Шикотане. Вот и вся история, а ты чего ожидал? Кровавые перестрелки, роковые блондинки и дьявольские откровения в стиле людоеда доктора Лектора? Господь еще воздаст мне за все мои грехи, когда придет час расплаты за все мои кровавые деяния…
К нам подошел Шепард и строго сказал:
– Ложитесь отдыхать, святой отец. Два часа пролетят как две минуты. А ты, Алешин, пройдем в кабину пилота. Мне нужно тебе кое-что сообщить, раз ты желаешь быть в центре событий.
Пожелав всем спокойной ночи, Тихон с тяжелым сердцем и затуманенными мозгами улегся на свой матрас. Через несколько минут он уже храпел как трактор на холостом ходу.
Пропустив вперед себя Дэна, я перешагнул через ворочающегося на тюфяке Соколика. Прислушиваясь к равномерному гулу двигателей, хотелось верить, что все спокойно и идет как надо. Эта конечно была иллюзия. У нас больше не было дома. Не было друзей и помощи Гнезда. Каждый из нас был сам себе островом и пребывал наедине со своими мыслями.
Следом за нами увязался Хет, которому было скучно в компании спящих людей. Шепард не стал возражать, а мне по большему счету было все равно. Так втроем мы и зашли в кабину, где среди приборов и светящихся экранов суетился Свиридов с неизменной чашкой чая в здоровой руке. Постучав протезом по указателю топлива, он мрачно посмотрел на Дэна.
– Я вас ни в чем не обвиняю Дэн, но Ваши ребятки могли бы сработать и тоньше…
– Что случилось? – потребовал я разъяснений. – Мало топлива закачали?
– В самый раз, только вот незадача, во время стрельбы продырявили топливный бак. У нас серьезная утечка, которую мы вскоре начнем ощущать. Нам может не хватить топлива.
– Хотите сказать, рухнем в море, так что ли?
– До Владивостока должно хватить, – сказал Шепард. – Мы тут посоветовались со Свиридовым и решили, что если горючее упадет до критической отметки, мы будем десантироваться в бухте Тихой. Первоначально я планировал приводниться в бухте Патрокла, но если не выйдет, сам бог велел добираться до берега своим ходом и преодолевать промышленную зону. Рельеф местности не внушает оптимизма, одни полуразрушенные береговые сооружения, брошенные бараки, а еще старые минные банки со времен последней войны. Нелегко придется это уж точно.
– А как же Свиридов? – спросил я. – Ему же не хватит топлива, на обратную дорогу!
Дэн, многозначительно переглянувшись с пилотом, почему-то отвел глаза в сторону.
– А разговора о возвращении не было, – вместо него спокойно ответил Степан. – Это был билет в одну сторону, поэтому я и вызвался добровольцем. Без крыльев мне все равно не жить, а миссия слишком важна, чтобы доверить ключ от успеха в руки бездарей. Разве мог я упустить такую удивительную возможность полетать напоследок как в былые времена?
– Не дури, это же какое-то безумие! Тебя примут назад как героя… – стал возражать я.
– Меня собьют на подлете. Не забывай, мы приземлялись в Токачи. Правила карантина, несколько ужесточились, чем при старом Совете. Ради призрачной опасности, островитяне собьют и собственную бабулю, если того потребует безопасность. Ты еще не догнал, парень? Мы все теперь хуже прокаженных. Пощады ждать не приходиться даже от своих. Особенно от них.
– Тогда пойдем с нами, места в машине хватит на всех.
– Хо-хо! И далеко я убегу на костылях? – пилот весело рассмеялся, в то время как в его глазах затаилась печаль. – Да и стар я для подобной беготни. Это раньше я был хоть куда и еще вам молодым дал бы фору в погоне за бабами и выпивкой, а сейчас я стал старым и ленивым. Моя судьба летать в небе и там же сгинуть. На твоем месте Алешин, я бы больше задумывался о собственном здоровье. Я свое давно отлетал и проку от меня более никакого.
– На севере города, судя по старым картам, есть аэродромы. Ты можешь попытать там счастье. Даже если полоса не пригодна, ты сможешь выжить… – сделал я последнюю попытку.
– Ты хоть понял, что предложил? – рассердился старый пилот. – Не в моем обычае скрести брюхом по земле. Все одно – смерть. Подыхать от скуки в ожидании нежити? Увольте! Или синее небо, или черная смерть, третьего не дано. Даже не думай, что я променяю костлявую на поганую жизнь в обличии некроморфа. Выбросить бы вас поскорее и забыть как дурной сон. Не травите душу постными рожам, словно собрались на моих похоронах. Вот выполните свое задание, а что дальше будете делать? Подумай над этим, а пока оставьте меня и не раздражайте своими “умными” советами. Мы все равно рано или поздно рухнем на землю и лучше позже, чем раньше. Проваливайте! Сообщу, когда топлива останется на маневр десантирования.
В подавленном состоянии я шел за Шепардом, решившим еще раз проверить парашюты, укрепленные на бронетранспортере. Мы внимательно осмотрели все крепления и тормозные ракеты, еще раз убедились, что ничего не забыли. Я с тяжелым сердцем улегся на свой матрас и попытался представить, что сейчас делает Мари. Обычно она до поздней ночи не ложилась, предпочитая коротать время за вышивкой. Помнит меня или уже забыла, найдя утешение в объятиях другого? Происшедшая в Токачи резня постепенно забывалась. Нервы отпускали. Сколько на моей памяти было подобных операций. Два десятка? Три? Но вспоминал я сейчас не жуткие гримасы умирающих чудовищ и не обстоятельства их смерти, а всех своих женщин, с которыми обретал временное спокойствие. Только вместе с любимыми я был счастлив.
