Роман Злотников - Руигат. Рождение
Проснулся он поздно — уже один — и несколько мгновений лежал, удивляясь, почему это его сегодня утром не колбасит так, как обычно, то есть ему совершенно не хочется рыдать от восторга и его не охватывает тоска от того, что в этот миг Интенель нет рядом с ним. А затем внезапно вспомнил все, что с ним случилось ранним утром, и торопливо, с некоторым испугом, вытянул вперед руку. На этот раз рука не дрожала. Ликоэль некоторое время, затаив дыхание, разглядывал ее и так, и эдак, потом облегченно выдохнул и, закинув руку за голову, уставился в потолок, принявшись вспоминать, что ему известно о лечебных свойствах жуткого пойла. Согревающее? Да, но он явно не чувствовал себя замерзшим. Антистресс? Тут уже у Ликоэля особенной уверенности не было. Еще недавно он, как любой житель Киолы, совершенно не разбирался в медицине — даже на примитивном уровне. Зачем? Все негативные изменения организма устранялись «кубами», травматизма из-за наличия защитной сферы практически не существовало, а если случалось нечто экстраординарное, то под рукой всегда был широкий набор медицинского оборудования до регенераторов включительно. Но год на острове очень сильно продвинул его в этой области. В первую очередь потому, что личные защитные сферы там были отключены и всем курсантам пришлось на практике научиться фиксировать переломы, вправлять вывихи и справляться с переохлаждением организма. Ну и, конечно, с посттравматическим шоком, истерикой и еще доброй дюжиной, так сказать, боевых и пограничных психических расстройств. Так что кое-какие, пусть и примитивные, прикидки можно было сделать… Поразмыслив, Ликоэль пришел к выводу, что более всего это состояние напоминает ему то, что инструктор майор Скорцени на занятиях по психологической подготовке называл «состоянием нервного истощения» и объяснял, что оно часто наступает у солдат, вынужденных долго вести интенсивные боевые действия в тяжелых условиях и под угрозой поражения, например в окружении или при отступлении. А вот сержант Банг, хохотнув, тогда добавил: «Ага, а также, если баба мужика решит до ручки довести…» Поскольку тяжелых боев в окружении или при отступлении Ликоэль в последнее время не вел, наиболее предпочтительным выглядел вариант инструктора сержанта Банга…
Мастер несколько мгновений лежал, недоумевая, отчего столь вопиющее предположение не вызывает у него приступа яростного неприятия, но затем где-то внутри него глухо шевельнулся, казалось, напрочь похороненный под неисчислимыми пластами восторга, умиления и любви руигат… и в его голову пришел следующий вопрос: почему, если это действительно было нервное расстройство, он дошел до такого состояния? И тотчас память подсказала ответ. С того момента, как Интенель вернулась к нему… то есть нет, скорее, с того момента, как он сказал, что должен доделать работу до своего отъезда, он ни разу не подошел к «кубу». Всё, даже его любимый ледяной сэлли, ему приносила Интенель…
Когда появилась Интенель, мастер уже почти успокоился и сидел за терминалом, внося последние штрихи в заказанную работу. Все основное он сделал еще до путешествия по побережью, остались только технические детали, которые как раз наиболее подходили к его нынешнему настроению. Если бы он продолжал пребывать в восторженно-вдохновенном состоянии, то, скорее всего, постоянно отвлекался бы на какие-нибудь переделки, а сейчас просто скрупулезно заносил в план-задание для «цилиндра» требуемую номенклатуру тканей, покрытий и пленок.
— Привет, милый, — явно довольная чем-то, проворковала Интенель. — Ну ты сегодня и разоспался — я не смогла тебя разбудить.
Ликоэль ответил улыбкой, которая, впрочем, была ею проигнорирована. Девушка проследовала через весь зал и остановилась у отражающей голоповерхности, оценивающе разглядывая себя. И руигат внутри мастера шевельнулся еще раз. Но тут Интенель удовлетворенно кивнула и, оторвавшись от собственного отражения, подскочила к «кубу».
— Хочешь сэлли, милый?
Ликоэль даже не успел ничего ответить, как она метнулась к нему, протягивая стакан с его любимым напитком. Мастер автоматически взял стакан, машинально отхлебнул, и в то же мгновение Интенель гибко скользнула к нему на колени.
— Милый, — проворковала она, — я раздобыла два приглашения на выступление Избранных, они показывают свою новую программу. Ты рад?
И Ликоэль почувствовал, как внутри снова поднимается волна счастья, заметно подкрепленного раскаянием. Какие глупости ему тут лезут в голову! Интенель его любит, она с ним, а он напридумывал себе невесть что… Он одним глотком допил сэлли, отставил стакан и сжал любимую в объятиях…
Вечером, когда мастер уже одевался, ему опять пришли на ум мысли, которые взбудоражили его сегодня утром. Ликоэль замер, бросил взгляд на уже расправившийся ковеоль, с которого они с Интенель не вставали почти три часа, о чем теперь напоминали только четыре стакана из-под сэлли, сиротливо стоящие у края ковеоля, и нахмурился. О боги, какая же ерунда мерещится человеку, когда он болен! Слава богам, что он не успел обидеть Интенель каким-нибудь дурацким вопросом. Вернее, не богам, а самой Интенель, потому что именно она не дала ему возможности совершить подобную глупость. А затем его мысли плавно вернулись в русло, в котором текли все предыдущие дни, то есть, снова взяли курс на поиск аргументов по поводу того, что он вовсе и не обязан куда-то ехать. Почему бы остальным… этим… как их?… ах да, «руигатам» не обойтись без него? Он имеет полное, подтвержденное всеми законами и традициями Киолы право устроить собственную жизнь так, как ему пожелается. К тому же он ведь всего лишь один из двух с половиной десятков. Ну что так уж особенно изменится, если число инструкторов уменьшится на единицу? Ничего же существенного не произойдет… Нет, свой голос за то, что Потерю надобно вернуть, далее и таким способом, он отдать готов. И если кто его спросит, он непременно поддержит все усилия иномирян и своих товарищей по возвращению Потери. Устно. Если спросят. Но каждый же имеет право на свою гармонию, и почему он, мастер по внешнему облику, должен… Тут размышления Ликоэля обычно прерывались — иногда появившейся Интенель, которая в последнее время не оставляла его надолго, и в таких случаях мастера охватывала волна любви и восторга, а иногда им самим, потому что дальнейшие рассуждения о том, что и кому он должен и на что он имеет непреложное право, почему-то начинали вызывать у него некое чувство гадливости… ну, как будто он засунул руку в собственное дерьмо, затем старательно извозил в нем какую-нибудь драпировку, а теперь объясняет всем, что это не испорченная тряпка, а наоборот, эксклюзивный, экстрамодный и просто взрывающий устаревшие представления метод самовыражения…
Но в этот раз Интенель еще была занята своим туалетом, а с мастером произошло нечто, помешавшее ему прервать размышления обычным образом. Когда он, заканчивая облачение, полез рукой в дальний угол блока, в котором держал аксессуары и который у него отобрала Интенель, забив своими побрякушками… наткнулся на что-то острое. В первый момент мастер дернул рукой, не понимая, чем это он мог так уколоться. Потом вспомнил, что этот блок занят вещами Интенель, которая сейчас готовится к появлению на публике, принимая паровую ванну в купальне, и слегка смутился от того, что чуть было не начал рыться в вещах любимой. Но затем ему пришло в голову, что ведь и Интенель может так же уколоться. Эта мысль обдала его таким страхом, что он тут же сунулся в блок — и с изумлением обнаружил, что укололся он о кокарду скомканного и засунутого в самый дальний угол собственного берета. Ликоэль несколько мгновений недоуменно пялился на неизвестно как попавший сюда берет, а услышав голос Интенель — она выбралась из купальни, что-то напевая себе под нос, — поспешно сунул берет под легкую тунику, в которую только что облачился. Почему он сделал так, мастер поначалу и сам не понял. Возможно, потому, что берет был скомкан так тщательно, будто его специально спрятали.
— О, милый, ты уже готов? — проворковала Интенель, входя в комнату. — Или я помешала тебе окончательно оформиться в знаменитом стиле Ликоэля?
Мастер поспешно улыбнулся:
— Ну как ты можешь мне помешать, любимая? Я уже готов.
Интенель окинула его оценивающим взглядом:
— Точно? Я бы этого не сказала. Не хватает какого-нибудь шикарного завершающего штриха. Ну подумай, милый. Я бы хотела, чтобы сегодня ты выглядел ошеломляюще. Там будут многие, перед которыми мне хотелось бы похвастаться сногсшибательным кавалером.
У Ликоэля из головы тут же вылетел берет, который он собирался тихонько переложить куда-нибудь, когда Интенель отвернется, и он, наморщив лоб, уставился на себя в отражающую голоповерхность, прикидывая, какой ему изобразить завершающий штрих.
— А если… вот так? — спросил он, накидывая на себя ярко-алую драпировку и закалывая ее на плече изумрудно-зеленой брошью как раз под цвет глаз Интенель.
