Мария Симонова - Привычка умирать
— Я прошу вас пройти со мной, генерал, — сказал начальник КОЗа. — Думаю, что вам, в отличие от него, еще предстоит многое сделать.
* * *Станция агонизировала, как хищный космический зверь, долго сидевший в засаде, и вдруг атакованный изнутри — пораженный внезапным недугом прежде, чем вонзить во врага свои смертоносные зубы-ракеты и выпустить сверкающие лазерные когти, способные терзать сталь. Огромный корпус озарялся вспышками, словно от метких попаданий, но это сами собой замыкались, взрывались и приходили в негодность одна за другой ее системы, пытавшиеся открыть по нас огонь. Судорожно замерцало и погасло защитное поле, на самом деле бывшее станции уже без надобности: огромное ее тело без единого выстрела с нашей стороны, просто перестав быть послушным, начало необоримо заваливаться, как и у всякой издыхающей твари, больше неспособной противостоять гибели. Вдоль обращенного к нам борта вспыхнула серия ослепительных взрывов — сдетонировали ракеты, так и не покинувшие корпус станции, вместо этого рванувшие в своих гнездах и образовавшие в ней чудовищную рваную рану. Это был конец: что-то в ней еще искрило и вспыхивало, но постепенно станция перешла в безвольное падение, медленно наискосок уводящее ее к планете.
И падала она не в одиночестве: вместе с нею и обгоняя ее, вниз по прямой уже стремился темный округлый предмет, похожий на большую черную коробку, имеющую форму многогранника.
Это была сброшенная нами “губительница планет”.
Почему-то она показалась мне сжавшимся в комок пауком.
Незадолго до входа в стратосферу, словно почуяв близкую добычу, бомба начала разворачиваться.
Нам, летящим в это время прочь, было видно все, поскольку я дал на смотровой экран полный обзор происходящего.
Сначала бомба напоминала раскрывающийся цветок; это выглядело бы даже красиво, не будь так пронзительно-страшно. Наборные лепестки выгнулись, показав мягко светящуюся лицевую сторону, и сомкнулись: бомба как бы вывернулась наизнанку. Все. С этой минуты ее уже ничто не могло остановить. Теперь она походила на драгоценность из короны властителя неба, заключенную в равномерно светящуюся сферу. На сером лике планеты появилось множество сверкающих точек — оттуда навстречу бомбе шла стая ракет. Миновав стратосферу и устремившись к цели, снаряды стали один за другим исчезать — они пропадали, как по волшебству, без взрыва, даже без легкого пшика. Радиус действия бомбы был достаточно велик: захваченная в него лишь краем, погибшая станция потеряла треть корпуса — ее словно ровненько рассекли гигантским острейшим ятаганом и тут же проглотили откромсанную часть. Окончательно изуродованная крепость хвасталась малоаппетитным нутром, но “доедать” ее никто не собирался: впереди лежал куда более жирный кусок — планета.
Это чем-то смахивало на погружение соломки в чашу с прозрачным коктейлем, где плавают завихренные пенки — облака. Стоило бомбе войти в атмосферу, небесный “коктейль” пришел в ленивое движение: облачные спирали циклонов стали деформироваться, двинувшись отовсюду в направлении одной, точки — к концу гипотетической “соломки”, чей другой, высасывающий конец находился где-то на краю мироздания. Глядя на пертурбации в атмосфере, можно было лишь догадываться о том, какие бури неслись сейчас по планете, сметая с поверхности все, что только поддавалось сметению, и унося это во всепожирающий “глаз”. Обычно планетарные катастрофы изображают в виде кругов, расходящихся из критической области. Здесь наблюдалось обратное — все стремилось к одному месту. Светящийся нимб “губительницы” вскоре скрыла пылевая завеса, сгустившаяся в центре создаваемой ею воронки.
— Я уже видел действие “убийцы” в записи, — сказал Гор, резко, словно клинки в землю, роняя слова. — Скоро она пойдет сквозь мантию, и на поверхности все на время уляжется — когда миллионы тонн сорванных грунтовых пород забьют за нею канал. Потом она поработает внутри, и планета сначала как будто сожмется — страшноватое зрелище. Потом начнет разбухать, пойдет багровыми трещинами и распадется, выплеснув в космос остатки внутренностей. А их еще будет более чем достаточно. Поэтому нам не стоит дожидаться финала.
— Предлагаешь “прыгнуть” к астероиду? — спросил я, с трудом отрывая взгляд от экрана, не в силах забыть о том, что на этой планете, уже неминуемо обреченной на смерть, остался генерал Лосев. Мы не смогли его спасти, и оба сейчас избегали говорить об этом. — Все еще уверен, что там сработала всего лишь мантра? — продолжал спрашивать я. — А как тебе версия о вселенском разуме?
— Сейчас не время для домыслов, — поморщился Алекс. — Ну, допустим, мы приняли эту версию — завод создан и охраняется не людьми, а некими высшими силами. Ну и что? Какая разница? Не забывай, что у нас теперь двойной “режим благоприятствования”! А насчет того, что там сработало… — Он обернулся к Кройцману: — Профессор, насколько я понял, на завод-изготовитель посылались только военные формирования, исключительно с целью захватить его или уничтожить?
— А? Что? Да-да, именно так, — рассеянно ответил Кройцман, не сводящий глаз с экрана.
— Профессор, — вновь окликнул его Гор, — отправляйтесь-ка сейчас к себе, мы начинаем готовиться к прыжку. И молодого человека захватите, — кивнул он на нашего специалиста по ПСИ, так же завороженно глядевшего на экран. — Иначе вам придется устроиться на полу, потому что мы здесь долго не задержимся, — предупредил он.
— Да-да, разумеется… — согласился Кройцман, но даже не подумал двигаться с места. Молодой специалист вообще не откликнулся.
— Так вот, — продолжил Гор, — теперь вспомни пропавший граберовский эскорт.
Грабер, кстати говоря, тоже находился поблизости — сопел где-то над моим ухом. При последних словах сопение замерло — очевидно, Грабер более внимательно относился к упоминанию своей личности в наших беседах.
— Все они были настроены его защищать, то есть имели ярко выраженные агрессивные намерения. А он таковых не имел, полагая себя под защитой. Результат — ему единственному выдают сердечник, остальных уничтожают.
— Я понял, к чему ты клонишь: тамошняя система защиты срабатывает на агрессию. Но как мы можем появиться там с мирными намерениями, если наша цель — уничтожение этого завода?
— Кто сказал уничтожение? — приподнял бровь Алекс. — Я говорю — просто выключение. Мы хотим знать, как остановить производство, и не более того. Поставить на профилактику, если хочешь. Потому что уничтожить его мы все равно физически не в состоянии — корабль не обладает для этого достаточной мощью, а единственная имевшаяся у нас бомба уже израсходована.
— Но экипаж-то достаточно агрессивен. Я не беру, конечно, Жен и профессуру (Жен сидела справа с таким видом, словно на экране изуверски долбили бомбами ее собственный дом), а президентский эскорт, уже измаявшийся в каютах от безделья? Твои драбанты наверняка рвутся в бой, и стоит им узнать, что мы расправились с планетой КОЗлов и теперь прыгаем в самое логово…
— А кто им скажет? — усмехнулся он. — Дело драбанта — выполнять приказ. И мой приказ им будет — отдыхать. Копить силы к возвращению, пока мы совершаем дополнительный прыжок в целях, ну, скажем, рекогносцировки.
Я хмыкнул: какая может быть рекогносцировка в космосе? Алексу, конечно, виднее, и все же я спросил:
— Неужели поверят?..
— Эти солдаты — ядро гвардии, они не сбежали, даже узнав о смерти, приходящей через коминс. Они скорее усомнятся в собственном дыхании, чем допустят сомнение в словах или в намерениях начальства. Решай поскорее, Дик, потому что из этой системы пора уходить.
Мы вместе поглядели на планету: атмосфера улеглась уже некоторое время назад, но теперь создавалось странное впечатление, будто эта неприветливая земля как-то вмиг состарилась или слегка страдальчески съежилась, покрывшись новыми морщинами, в ужасе перед тем неизбежным, что ей вот-вот предстоит. Я понял: планета, как и предсказывал Алекс, начинает сжиматься. Зрелище действительно было страшноватым, в чем-то, наверное, даже пострашнее, чем взрыв, то есть свидетельство окончательной гибели.
— Отдавай распоряжение драбантам, — сказал я. — Пусть во время рекогносцировки смотрят мультики, у Жен их целая коллекция; как очнемся от перехода, сразу и врубим.
И торопливо стал готовить корабль к прыжку.
Когда я отдавал команду к старту, планета, уже разбухшая, распертая пылающими трещинами, полыхнула нестерпимым пламенем.
Она закончила свое существование, на короткое время превратившись в звезду, выбросив нам вдогонку оторванные куски коры.
Они догоняли корабль с невероятной, безумной по человеческим понятиям скоростью.
Гибель казалась неизбежной. И в этот миг нас поглотило безвременье гиперпрыжка.
* * *— Вообще-то астероиды можно разыскивать довольно долго.
