Лариса Петровичева - Изгнанник
– А вы любите цветы, Софья? – осведомился Луш.
Девушка кивнула и радостно ответила:
– Очень люблю, ваше величество. Но, к сожалению, они уже отцветают. А так жалко!
Лето в Аальхарне было недолгим, и местные цветы постепенно увядали, грустно склоняя головы к траве. Луш довольно улыбнулся и взял девушку под руку – Софья вздрогнула от неожиданности, но руки не отняла.
– Тогда вам стоит побывать во дворцовой оранжерее, – произнес государь и повлек Софью к лестнице.
* * *Успев за два часа карнавала устать от шума и пестроты масок, Гвель присела на кресло в той части зала, которая традиционно отводилась для отдыха монарших особ, и принялась приводить в порядок макияж, который, впрочем, нисколько не нуждался в коррекции. Настроения развлекаться и веселиться не было. Никакого. Гвель чувствовала, что сейчас расплачется. Фрейлины, которые при ее появлении заговорили было о театре и нашумевшей трагедии Дрегиля, дружно умолкли, повинуясь нервному мановению кисточки для пудры в руке госпожи.
И все ведь смотрят на эту гадкую девчонку! Даже старики министры, из которых еще в прошлом веке песок сыпался, глазок своих масленых с нее не сводят, что уж говорить о молодежи! Гвель шмыгнула носом и энергично плюнула в коробочку с тушью для ресниц, представляя, что плюет в физиономию этой девки. Так ей, так! Сперва бриллианты, а затем изумруд. И какой изумруд! Такого даже языческие государи не носили, а они-то знали толк в драгоценностях. Кому нужны эти жалкие камешки, которые сейчас украшают шею и руки государыни? Никто на них не смотрит, никто ее не видит, никому она не нужна – даже собственному мужу, который уже куда-то удрал под шумок. Наверняка напивается с кем-нибудь из старых приятелей, а до жены ему и дела нет.
– Ваше величество, добрый вечер.
Гвель оторвалась от своего зеркальца и увидела декана Торна. Ну надо же, трезвый. Кто бы мог подумать! Вроде совсем недавно все кабаки в столице обошел – а еще лицо высокого звания! – а сейчас только поглядите, благородный кавалер.
– А я на вас обижена, господин декан, – без обиняков сообщила Гвель и отвернулась.
Фрейлины вспорхнули со своих мест, словно стайка пестрых экзотических птичек, и исчезли, оставив владычицу вдвоем с собеседником. Шани присел рядом на банкетку и осведомился:
– Чем же я успел заслужить вашу немилость?
Гвель презрительно усмехнулась.
– Тем, что ваша дама носит неподобающие ее статусу украшения. В конце концов, это неприлично. Где вы ее откопали, эту… – Гвель сделала паузу, пытаясь подобрать словечко похлеще, но в итоге произнесла просто: – Кокетку?
Шани невозмутимо пожал плечами.
– Да там же, где и все откапывают, ваше величество. У Яравны.
Гвель задохнулась от гнева. Какая-то продажная девка, которая живет по желтому билету, какая-то жалкая лоретка – и щеголяет при дворе! В таких украшениях! Нет, надо снова звать лекарника: похоже, у нее опять будет разлитие желчи, но на сей раз от ярости и гнева.
– Вы беспардонный наглец, каких белый свет не видывал! – воскликнула Гвель. – Вы… вы негодяй! Вы бессовестный бесстыдник! Привели во дворец свою куртизанку! Где ваша совесть, в конце концов? Вспомните, какой пост вы занимаете!
Шани понимающе усмехнулся и взял Гвель за руку – крепко и уверенно, словно имел на это полное право. Гвель захотела было вырвать руку из его твердых сухих ладоней, но подумала – и не стала. Слишком уж властным было прикосновение.
– Госпожа моя, ну разве к лицу вам такая зависть? – негромко спросил Шани. – Вам, главной звезде на нашем небосклоне, стоит ли завидовать случайному метеору, который погаснет через несколько мгновений, и никто о нем не вспомнит? Подумаешь, какие-то украшения. Вы и сами прекрасно понимаете, что это мелочи.
– Мелочи? – воскликнула Гвель и нервно принялась обмахиваться пушистым веером из белых перьев. – Ну знаете!
– Знаю, – кивнул Шани. Его холодная уверенность почему-то успокаивала Гвель и одновременно внушала ей какое-то странное, незнакомое чувство – словно ее подхватило ураганом и несет неведомо куда, но от этого не страшно и не больно, а тепло и сладко. – Если я надену этот изумруд на пса, то разве вы сочтете собаку соперницей? А моя нынешняя подруга рядом с вами даже меньше, чем собака.
Гвель кокетливо улыбнулась, и нервные движения ее веера стали более спокойными и плавными.
– Что ж, ваша неусыпность, вы очень убедительны, – промолвила она ласково и добавила: – Пожалуй, я вам поверю.
– Замечательно, – откликнулся Шани. – Мне слишком тяжело быть у вас в опале, – он осмотрелся, что-то быстро прикидывая, и спросил: – А как вы отнесетесь к тому, чтобы мы сейчас покинули весь этот шум и отправились прогуляться… ну, скажем, в оранжерею?
* * *Домой они снова добирались по отдельности, но Софья почти заснула, когда внизу хлопнула дверь, и голос камердинера сонно забубнил, докладывая о том, что случилось днем. Выбравшись из постели и быстро накинув халат, Софья выскользнула из спальни и вышла на лестницу. Камердинер помогал хозяину дома снять плащ и уличную обувь и обстоятельно толковал о том, что на углу поставили нового будочника, ужин уже поставили разогревать, а из Квета Запольского пару часов назад пришло толстенное письмо от некоего Алека Вучича.
– Добрый вечер, – сказала Софья.
Шани поднял голову и взглянул на девушку.
– А, ты уже здесь? – спросил он. – Не думал, что его величество отпустит тебя так рано.
– Что вы, – усмехнулась Софья и стала спускаться по лестнице. Камердинер уже шустро растапливал камин в гостиной, что-то негромко напевая себе под нос. Шани выписал этого деятельного маленького человечка с севера, с податных земель Шаавхази: ведь прежний домоправитель педантично доносил о каждом слове и звуке в доме. Впрочем, Шани сперва начал выдавать при нем заведомо ложную информацию, а потом и вовсе прогнал с места. – Он бы ни за что меня не отпустил, но я услышала шорох в розовых кустах и подняла плач. Дескать, тут кто-то есть, и честь моя навеки погублена.
– Слышал-слышал, – кивнул Шани, проходя в гостиную и на ходу распечатывая письмо от Алека. Его часть договора была выполнена, несколько дней назад Алек покинул столицу, с тем чтобы обосноваться в Квете – небольшом, но уютном городке, где на его новое имя уже был куплен дом. Узнав о том, что Алек уехал навсегда, и они больше не увидятся, Софья испытала неожиданную тихую печаль. Ей даже захотелось попросить, чтобы декан тоже отправил ее в Квет – после того как все закончится, и она, наконец, получит обещанную свободу и новое имя.
– Это ведь вы шумели? – осведомилась Софья, усаживаясь в кресло.
Камердинер уже нес чашки с дымящейся ароматной кевеей. Шани невозмутимо пожал плечами и ответил:
– Что ты, как можно. Я был тих, как рыба в пруду. Это ее величество не сдержалась.
– То есть вы?.. – Софья едва не рассмеялась в голос.
– То есть да, – с деланой мрачностью ответил Шани, отпивая кевею из чашки и нетерпеливым жестом отсылая камердинера прочь. Когда тот удалился, Шани закончил фразу: – Мне всегда приходится делать самую грязную работу, но я привык и не жалуюсь. Каждому свое. Кому пышки есть, кому королеву любить.
Впервые за много недель Софья вдруг почувствовала необыкновенную легкость. План, открытый ей несколько месяцев тому назад, выглядел совершенно невероятным, и Софья готова была поставить голову против разбитого горшка, что у хитроумного декана инквизиции ничего не получится. Однако сегодня основная часть замысла воплотилась в жизнь, причем без особого труда и умственного напряжения со стороны Софьи, и все оказалось гораздо проще, чем она предполагала. Видимо, в самом деле, миром правит похоть – повидавшая жизнь именно с этой стороны, Яравна знала, о чем толкует.
– Я не ожидала, что будет настолько легко, – сказала Софья. – Все прошло, как вы и предполагали.
– Когда ты снова встречаешься с его величеством? – осведомился Шани.
– Через два дня. Как мы с вами и договорились. Я упиралась, ломалась, говорила, что он меня не щадит и погубит.
– А то, что я тебя отколочу, сказала?
Софья кивнула и расхохоталась, вспомнив реакцию государя, который пообещал утопить мерзавца Торна в реке, потом руки отрубить, чтоб неповадно было, а потом снова утопить. Будет наука.
– Сказала. Все идет по плану?
– Так точно, – улыбнулся Шани, но сиреневый взгляд оставался сосредоточенным и твердым. Софья отвернулась, пытаясь скрыть улыбку и смотреть посерьезнее. Ей вдруг подумалось, что именно сегодня, сейчас, на волне эйфории от выигранного сражения, можно, наконец, спросить, для чего все это.
– Шани… – окликнула она. – Можно задать вам вопрос?
– Разумеется, – ответил он, складывая уже прочитанное письмо и убирая обратно в конверт.
– Вы только не сердитесь, пожалуйста, но мне правда надо знать, – сказала Софья и поняла, что такая вводная только портит дело, и выпалила: – Зачем вы хотите отомстить государю?
