Марик Лернер - Дорога к новой жизни
Ты до Города не доехал после каравана, а то бы имел удовольствие видеть у себя в приемной несколько кандидатов на переселение подальше от этого закона. Магиню твою постесняются напрямую просить. У нас с этим проблема. Сильных магов очень мало и моментально на службу в общину рекрутируется, каждый себя очень высоко ставит. Тоже важная причина неприязни к общим детям. У людей намного чаще встречаются способности и по наследству передаются. Мы вторую форму, а они свои умения. Совсем неплохое сочетание. Если всерьез задуматься, то со временем будет совсем другой вид, не похожий ни на нас, ни на людей.
Последние годы под крышкой в горшке, в который превратилась наша община, варится очень новое блюдо. Если ее вовремя не приподнять — взорвется со страшным грохотом. Только нашего Вождя так просто не объедешь. Спускать давление она уже лет сорок с лишним умеет профессионально. Первый шаг Клыкастая уже сделала, показав смутьянам в твою сторону. Будет и второй, и третий. Медленно и постепенно. Снимут запрет, — убежденно сказал Габи, — так что лови своих добровольцев, пока есть возможность.
— Э? — показав на него, изобразил руками женскую фигуру.
— Правильно понимаешь, — согласился он. — Жениться пока не собираюсь, но прятаться по углам тоже надоело.
Вопросы будут, а то я уже не помню, с чего все началось?
— Будут, — обрадовано говорю. — Много.
— Вопрос первый. А как вас нормально зовут и почему у всех человеческие клички?
— А чтоб общаться легче было, никакая не страшная тайна. Тоже врастание в людское общество. Меня зовут Акинтолган. А если на конце «О», то имя женское — Адегбенро, например. Только это имена семейные в документах не отражаются. Попробуй быстро сказать Адемолегун, — с сарказмом ответил он. — Не каждый с первого раза правильно произнесет. Ты вот тоже по документам Ярослав.
— А почему я не вижу младших?
— А чего им здесь делать? — удивился Габи. — Есть пограничная рота «Укус», базируется на возможных местах прорыва крыс через горы. Там не меньше трех сотен и у каждого собственный напарник из наших. Людям трудно понять их сигналы, а мы с детства приучены.
— В каком смысле трудно понять? Они что, не разговаривают?
— Как это возможно? — не понял он. — Глотка не приспособлена.
— У нас могут, — поясняю. — Есть такой специальный ошейник, вместо динамика работает. Там стоит переводчик, который расшифровывает движения мускулов гортани и языка, и преобразовывает в человеческую речь.
Он резко наклонился вперед и уставился мне в глаза.
— Когда можешь показать образец, как сделать, и сколько стоит? — тщательно выговаривая слова и разделяя их, так что казалось, падают увесистые камни, спросил Габи.
— У нас гости, — сообщил негромко Сэм.
— Договоримся, — поднимаясь посмотреть, сказал я, обращаясь к капитану. — Не думаю, что это неподъемное дело.
Орки особо и не прятались. Ночь была без Луны, очень плохо видно, но здешние места зеленые должны были прекрасно знать. Шли уверенно и с приличной скоростью. На экране четыре десятка черно-зеленых силуэтов были совершенно одинаковы и различались только оружием. У этих было огнестрельное и ко всему еще они тащили крупнокалиберный пулемет.
— Мало, — сказал Габи. — Пусть проверит по тропе дальше. Не мог князь с таким малым количеством дружинников идти на прорыв. Или эти нас отвлекают, или авангард другого отряда.
Картинка плавно сдвинулась, и самолет пошел дальше, не дожидаясь команды. Говорили, обсуждали, недовольно подумал я, все равно лезет со своей самостоятельностью. Зачем лишнее внимание привлекать? Дождись прямого обращения, а потом уже работай.
Офицеры роты, сгрудившись вокруг нас, напряженно уставились в экран, рассматривая местность. Скалы и камни, скалы и камни...
— Есть! — сказал Сэм, тыкая пальцем. — Длинная темная гусеница из множества двуногих и четвероногих растянулась по тропе, целеустремленно сокращаясь и растягиваясь на узкой тропинке. Звука не было, но очень хорошо можно представить и тяжелое дыхание зеленых, и стук копыт вьючных животных. Самолет медленно шел по кругу, показывая все новых орков, направляющихся следом за передовым отрядом разведчиков.
— Вот теперь, другое дело, — довольно сказал капитан. — Куда им еще идти кроме нашего перевала и соседнего. Поворот уже прошли, значит, к нам направляются. Ждем до последнего момента, пока разведка в нас не упрется. Сразу после этого, — он показал на минометчика, тот, соглашаясь, кивнул. — По задним, чтобы не ушли и просто вынуждены были идти на нас. Вывалишь все, что есть. Заодно и поучимся корректировке через самолет.
Ну что парни, — обращаясь к собравшимся офицерам, сказал он, — задача ясна? Тогда по местам. Полчаса, я думаю, у нас еще есть. Проверить всех. А ты, — повернувшись ко мне, приказал, — сидишь здесь и никуда не суешься. Ты мне стал неожиданно страшно дорог, — пробурчал он уже на ходу.
Когда разведка зеленых подошла метров на 50-60 одновременно заработали оба пулемета, кося в упор орков. Рядом дружно стреляли экономными очередями из автоматов. Немногие уцелевшие залегли, отстреливаясь. Шансов на почти открытой местности у них не было никаких. Попытки подняться, чтобы одним броском уйти из зоны огня и спрятаться за валунами, неизбежно кончались очередью и еще одним трупом. Очередное тело, брызгая кровью, катилось вниз. Особенно страшно выглядело, когда свинцовая строчка из 12,7 мм пулемета накрывала очередного беглеца. При попадании двух-трех пуль, его буквально разрывало на куски, так что ноги-руки и туловище летели в разные стороны.
Через секунду после открытия огня заработали минометы, посылая мины вниз с противным визгом. Стрельба шла почти на предельной дальности с конвейерной скоростью и размерностью. Минометчик сначала положил две пристрелочные мины и проконтролировал попадание через самолет, а затем перешел на подавление. Внизу был самый настоящий ад, на узкую полоску тропы беспрерывно падали мины, разбрасывая вокруг осколки, орки и животные падали, пытались спрятаться в малейших ямках и залезть повыше, надеясь избежать неминуемой смерти, но кто бы там не командовал, среагировал он точно и вместо того чтобы бессмысленно идти вперед отдал команду на отход. Большая часть отряда, неся потери, сумела уйти вниз и достать их уже не получалось.
Минометчик, иногда отдавая команды, заглядывал в блокнот. На мой заинтересованный взгляд, он с усмешкой пояснил, что таблицы стрельбы по размеру не меньше Истории 2 мировой войны и таскать с собой такую дополнительную тяжесть он не желает. Поэтому то, что может понадобиться, выписывается себе в блокнотик. Гораздо легче и удобнее. Компьютер еще удобнее, но бывали случаи, когда они неожиданно отказывались работать, и особенно часто это случалось в горах, не смотря на любую защиту, так что лучше уж по старинке от руки написать, чем потом, в самый ответственный момент, за голову хвататься.
Вся стрельба продолжалась не больше десяти-пятнадцати минут. Потом мины просто кончились. Вернее по десятку на каждый миномет оставили на непредвиденный тяжелый случай, но никто после подобного уже не ожидал нападения. Из сорока орков, первыми угодивших в засаду, одиннадцать с разными ранениями сдались. Никаких ужасов с расстрелами и прочими пытками не последовало. Их перевязали, а тяжелораненым даже руки связывать не стали. Тут работала какая-то совсем другая психология, чем в наших войнах с зелеными на равнинах. Дружинники выполняли присягу, данную своему князю и вины за ними никакой нет. Даже если в бою погибает один из наших, последствий для пленных не будет никаких. Война — это война. Сумел убить врага — молодец и достоин уважения. Случайно пострадали посторонние — не слишком хорошо, но все бывает. В зоне боевых действий всякое случается.
Другое дело, если без военной необходимости убивали гражданских лиц, женщин, детей, сжигали дома или такие вещи совершали специально. Ограбить — это в порядке вещей, но для любых действий имеются достаточно четкие границы. Пересек — и вот тут кончался малейший гуманизм.
Горнострелки, а за ними и вся остальная армия, исповедовали закон кровной мести и брали за одну такую жизнь десять вражеских. И не важно, что сам не участвовал. Не остановил такого убийцу — непременно ответишь. И ты, и твой товарищ, и все присутствующие при подобных действиях. И обязательно заплатит жизнью отдавший приказ. Именно поэтому Дьулустана будут ловить долго и упорно, не останавливаясь ни перед чем. Продавать огнестрельное оружие вне котловины было запрещено для всех. Тем не менее, оно уходило родственникам и союзникам, и на это смотрели сквозь пальцы, как и на нас. Мы не представляли угрозы ни сейчас, ни даже в далеком будущем. А вот продавать крысам — значит непременно получить очень тяжелые последствия, они общих правил не придерживаются.
