Макс Мах - Командир Браге (Авиатор – 2)
- Ошибаешься, Яков. Мы знакомы. Только тогда его звали иначе. Твой Седжвик это мой капитан ван Россом. Пират, бандит и убийца. Я, кажется, тебе рассказывала...
- Ты не могла ошибиться? - снова нахмурился Паганель. - Это серьезное обвинение, Лиза. Очернить человека легко, вернуть ему честное имя гораздо сложнее. Я должен с ним поговорить. Он джентльмен, и я не верю... Возможно, есть какое-то другое объяснение...
- То есть, моего слова тебе не достаточно? - ее, словно, по лицу ударили.
"Мое слово против его... И кому ты поверишь?"
История повторялась. То же самое произошло тогда во Владимире. И ведь Паганель ей не чужой. Он, несомненно, ее любит, и все-таки не может поверить ей на слово. Не может согласиться с тем, что люди, которых он знает, как джентльменов, способны на злодейство.
"Он просто наивен, как детя. Искренен... За это я его и полюбила " - Лиза пыталась успокоить себя, но у нее ничего не получалось.
"Он просто не знает, как это бывает в жизни!" - Но Лиза знала одно жестокое правило юриспруденции и, к сожалению, должна была с ним согласиться. Незнание законов не освобождает от ответственности.
Сердце уже не болело. Оно разрывалось. И слезы стояли в глазах.
- Уходи! - сказала она. - Уходи, Яков!
- Лиза! - вскинулся он, все еще ничего не понимая.
- Уходи, и не возвращайся! - сухо повторила она.
- Но почему?
- Потому что я не глупая шотландская барышня, Яков, - взорвалась она, дав волю бушевавшему в ней гневу. - Я офицер Флота Себерии. И если я говорю тебе, что твои друзья подонки, ты должен мне верить. Мне, а не им. Ты должен испытывать стыд за то, что знаком с этими людьми и не смог понять, кто они на самом деле. Но ты мне просто не веришь! Они джентльмены, и потому на них распространяется принцип презумпции невиновности. А на меня нет. Меня ты подозреваешь в наивности и глупости. Ведь я женщина, не так ли?
- Лиза, но согласись, такие обвинения...
"Господи! Ты так ничего и не понял!"
- Ты не понимаешь, Яков, - покачала она головой. - Не способен понять. Уходи!
***
Лизу выписали из больницы через два дня. Не было больше причин держать ee в стационаре. Все равно ведь никто, - даже консилиум медицинских светил, - ничего определенного о состоянии Лизы сказать не мог. Инхиберин, которым ее отравили, нашли в Лизиной крови в первый же день, но, к удивлению специалистов, лишь в следовых количествах. Посовещавшись, токсикологи пришли к выводу, что все дело в первоначальной дозе вещества и в ускоренном метаболизме пациента. Ну, с первым предположением все было, более или менее, ясно. Из-за передоза естественная реакция человеческого организма на инхиберин оказалась исключительно острой, и значительная часть вещества была попросту выведена из организма "естественным, хотя и не чистоплотным способом". Другое дело, как Лиза вообще пережила такую дозу? Шпионы - если, разумеется, это были английские шпионы, а не кто-нибудь еще, - явно ошиблись в своих расчетах, если, разумеется, преследовали именно ты цель, которую озвучила полиция . Такое количество инхиберина, какое вкололи Лизе, должно было убить ее на месте. Однако смерть от удушья не наступила. На вопрос, как это возможно, вызванный из Военно-медицинской академии профессор ответил просто:
- А вы просмотрите ее историю болезни, коллеги! Елизавета Аркадиевна у нас своеобразный медицинский феномен. Демонстрирует невероятную живучесть! Просто невероятную!
Ну, а с метаболизмом еще проще. Оказывается, Лизин обмен веществ был способен не только "переваривать" значительные количества алкоголя и наркотиков, - о чем Лиза уже догадалась и сама, - он, похоже, разложил на составляющие даже такую боевую химию, как инхиберин. Оттого и действие препарата оказалось не столь сильным и длительным, каким должно было быть. Впрочем, все эти объяснения подлинно научными считать нельзя. Всего лишь гипотезы, домыслы, и ничего более. Однако, так или иначе, но по факту Лиза была здорова, и, в конце концов, ее выписали.
Оказавшись дома одна, она, словно тигр в клетке, долго моталась по комнатам своих необъятных апартаментов, не находя себе места, но звонить никому не стала. Собрала вещи, села в "кокорев" и уехала в Кобонский Бор. Добралась до мызы, когда уже капитально стемнело, но оно и к лучшему. Никого не встретила, и никому не попалась на глаза. Чистое инкогнито. Мистер Икс гребаный, или, вернее, больная на всю голову миссис.
До двух часов ночи Лиза приводила в порядок дом, в котором не жила целую вечность. Потом парилась в бане и пила самогон, оставшийся с тех времен, когда она закатывала здесь, на мызе, веселые гулянки с друзьями Нади и Клавы. Из бани вышла усталая и разомлевшая с жару. Упала в кровать, натянула на себя одеяло и провалилась в сон.
Следующие восемь дней она сидела в Кобонском Боре безвылазно. Смотрела радиоскоп, - так здесь называли телевизор, - читала книжки, гуляла по лесу, купалась в реке. Простая жизнь без затей. Прекрасная возможность "остановиться и оглянуться". Понять, осмыслить и примириться с тем, что у нее есть, чтобы не скорбеть бесконечно о том, что безвозвратно потеряно.
Первым в списке потерь стоял Паганель. Он был хорошим человеком, - Лиза в этом нисколько не сомневалась, - но оказался чужим. Любить Джейкоба она могла, - и он был более чем хорош в постели, - но вот остаться с ним никак не получалось. Ей было хорошо с ним, пока их отношения не перешли на тот уровень, который предполагает полное взаимопонимание и уж тем более - доверие. Но именно взаимопонимания и доверия между ними не возникло. Можно было плакать, или еще что, но, по сути, жалеть об этой потере не стоило. Лучше раньше, чем позже. Было бы печально осознать все это однажды в недалеком будущем, являясь уже леди Паганель.
"Не срослось... а жаль!"
Если честно, Лизе фатально не везло с мужчинами. Причем именно с теми, с которыми ей хотелось быть. Сначала Петр, - черт бы его побрал! - потом Тюрдеев, а теперь вот Паганель. Не успеешь влюбиться, как понимаешь - не он. И это еще мягко сказано! Один изменил ей, затащив в супружескую постель Лизину двоюродную сестру, - "Это надо же до такого додуматься!" - другой посчитал агентом преисподней и вместо любви предложил девять граммов свинца в лоб, ну а третий... Третий оказался слишком "джентльменом". Увы.
Итак, мужчину своей мечты она потеряла. Возможность стать адмиралом, скорее всего, тоже. Не сложились у нее отношения с Флотом. И случилось это почти так же, как с Паганелем. Сначала легкий флирт, переходящий в аргентинское танго. Шампанское. Фейерверк. Мечта. Ей прощали даже такое, за что обязаны были вышвырнуть вон. Все, как во время "первого подхода", когда даже недостатки женщины кажутся мужчине ее достоинствами. А потом - словно, мордой об стол, - приходит суровая действительность, в которой нет места сантиментам.
"Но, с другой стороны, оно мне надо?"
Хотела ли Лиза, проходить всю свою молодость в застегнутом на все пуговицы мундире? Была ли готова, соблюдать субординацию и бездумно выполнять приказы?
"Нет уж, дудки! Плавали, знаем!"
Не стоило и губу раскатывать! Карьера флотского офицера не для нее. А летать можно и на "Звезде Севера". На ней даже лучше. Там Лиза сама над всеми начальник, и никто ей - кроме совести, - не указ. Опять же ходить на бриге, предвещало приключения в неведомых землях, поиски невероятных сокровищ, и все это в компании симпатичных Лизе и симпатизирующих ей людей.
Эти две темы - Флот и Паганель - занимали ум Лизы большую часть проведенного на мызе времени, вызывая к тому же нешуточные перепады настроения. Однако все когда-нибудь кончается. Закончились и терзания Лизы. Остались печаль без гнева и сожаления без угрызений совести.
"Аминь! Так тому и быть!"
Все эти дни - чтобы не мотаться по лавкам, где все, наверняка, станут на нее глазеть, как на невидаль заморскую, - Лиза ела простую здоровую пищу, то есть все то, что нашлось в ее доме. Гречневую и пшенную кашу с топленым маслом, суп из сушеных грибов и картошку, жареную, вареную и печеную. Меню разнообразили рыбки, выловленные в реке: жерех, красноперка, карась. Не так уж и плохо, особенно после африканского меню.
"Африка... Что ж, не самое худшее, что случилось в моей жизни".
Парадоксально, но факт. Воспоминания об африканском "сафари" вызывали у Лизы преимущественно теплые чувства. И это еще мягко сказано. Там, в Африке, как, впрочем, и здесь, на войне, Лиза оказалась на своем месте. Признаваться в этом было стыдно даже перед самой собой, но, с другой стороны, "это правда, и другой у меня для вас нет!"
"Авантюристка! Ера!"
Бедовая голова? Да, наверное. И ее безумие в этом смысле очевидно и безупречно, и в то же время, не отвратительно и не смертельно. Просто факт, о котором следует знать, и принимать таким, как есть. Лиза обдумала это и приняла. Приняла и сразу успокоилась, решив больше по этому поводу не переживать.
