Ваше Сиятельство #3 - Эрли Моури
— А кто с этим спорит? Ты не просто хорошая — ты великолепная в постели, — от свежих воспоминаний мой утренний стояк стал мучительно невыносим.
Сжав губы, она застонала, то ли от моих слов, то ли от пальчиков, все-таки добравшийся до ее заветного места. Ножки ей пришлось раздвинуть, и я мог играть между них, снова исследуя влажную щелочку и ныряя тесную пещерку. Сдернув с виконтессы одеяло, я потянулся губами к ее груди. Ленская обхватила мою голову руками, с желанием прижала себе, позволяя, даже заставляя терзать ее тверденькие соски.
— Ненасытный… мой хороший… — шептала она, извиваясь подо мной. — Все! Уже замучил! Войди скорее! — ее голос стал хриплым, тело задрожало.
— Быстро на четвереньки! — повелел я.
— Да, мой господин! — она перевернулась на живот, согнув колени подняла попу.
Несколько мгновений я любовался возмутительным видом. Ее великолепные ягодицы, которые дразнили меня на школьных переменах, теперь голые, нежно-розовые и тугие были доступны для самых горячих игр. Я провел пальцами по розовым губкам, мокрым, ведущим в заветную пещерку. Они вздрогнули, призывно раскрылись.
— Хватит издеваться! Возьми! — застонала Ленская.
Я шлепнул ее по левой ягодице, несильно, но хлестко, так что на какие-то мгновения остался след пятерни.
— Войди, колдун! — захныкала она. — Сейчас кончу! — ее рука потянулась к лону, пальцы начали нетерпеливо ласкать его.
И тогда я вошел. Пронзил ее киску сразу глубоко, притянув виконтессу за бедра к себе.
Она вскрикнула от сладкой глубокой боли, заводила вправо-влево тазом, подстраиваясь под мой ритм.
На миг возникла мысль, что если мама будет идти по коридору, то непременно услышит нас. Но сейчас меня это мало заботило, а госпожу Ленскую тем более. Она отдавалась со всей возможной страстью, все резче двигаясь мне навстречу. Я чувствовал, как с каждым толчком ее тело наполняется священным трепетом. И вот ее разум забрали небеса, а тело затряслось от божественного оргазма.
Как она восхитительна в эти мгновения! Я навалился сверху, крепко сжал ее, смял беспощадно и меня в ответ пробрала огненная волна. С опозданием вспомнил, что кончать в виконтессу нельзя, но уже случилось. После первого взрыва не было смысла вытаскивать, и я домучил свою прекрасную жертву до конца, влил все, что скопилось к утру.
Пару минут мы лежали тихо, прижавшись друг к другу, остывая от любовного жара и отдаваясь приятной истоме.
— Нельзя было в меня, — напомнила Светлана.
— Прости, слишком завелся, — я повернул ее к себе, целуя в губы. — Давай в ванную отведу?
— Да, говорят, надо скорее все вымыть, — она обтерлась вчерашним видавшим кое-какие виды полотенцем, встала, ища халат.
— Ты же не бросишь несчастную девочку, если что-то случится? — Ленская накинула халат, завязала ремешок и взяла свежее полотенце из шифоньера.
— Как можно о графе Елецком такое подумать? — я даже возмутился, одеваясь, и добавил: — Ты же моя.
— И даже женишься? — на ее губах заиграла улыбка.
— А ты этого хочешь? — ответил я вопросом и тоже улыбкой.
Она медлила с ответом, потом признала:
— Да, хочу.
Теперь уже виконтесса ждала, когда я справлюсь с джанами и отвечу на ее каверзный вопрос.
С джанами я справился, а на вопрос не ответил. Открыл дверь и сказал:
— Идем, — хитровато улыбнувшись.
Пусть помучается. Не только же ей, актрисе, так плутовски играть с беззащитными перед ее чарами парнями.
— Елецкий, ты не сказал, — полушепотом напомнила она в коридоре.
— Да что ты говоришь? — я усмехнулся. — Пусть это будет тайной. Пока тайной.
— Это нечестно! Я же ответила тебе! — она больно ущипнула меня за руку.
— Нечестно, зато интересно. Тебе же интересно, да? Представь, что ты зритель и на первом ряду в первом акте спектакля. Смотришь и не знаешь каким будет финал, — пояснил я, пропуская ее в ванную.
— Только маленькая поправка: я не зритель, а участник этого как бы спектакля, — возмутилась она. — У меня в нем не последняя роль, правда же? Саш, я должна знать весь сценарий. Скажи!
Когда она возмущается, она тоже прекрасна: эти розовые щеки, сверкающие глаза и часто вздымающаяся грудь. Ну как такую не захотеть?
От завтрака виконтесса отказалась, даже не стала пить кофе. Сразу, как мы спустились, поцеловала меня у дверей, вышла и унеслась на своей серебряной «Электре». А у меня, глядевшего ей вслед, встал член, будто он сам, без моей воли тянулся за ней. Ладно, свидимся, может быть даже сегодня, если я попаду в школу. Хотя с утра намечается много дел, попасть хотя бы к четвертому уроку я должен.
Когда я вошел в столовую, мама сидела за столом. Явно, графиня пришла недавно — Ксения только подносила ей омлет с овощами и овсянку с горкой мелконарезанных фруктов.
— Доброе утро, ваше сиятельство! — радостно чуть более, чем следовало, приветствовала меня толстушка. — Что изволите на завтрак? Есть…
Я не стал выслушивать утреннее меню — сразу сказал:
— Ксюша, то же самое что маме. Вполне доверяю ее изысканному вкусу, — и подмигнул Ксении и сел напротив графини.
— Саш, а ты, оказывается, подхалим, — в этот раз улыбка Елены Викторовны была доброй. — Как прошла твоя ночь на новом месте?
— Мам, тебя в самом деле интересуют все подробности? — я поднял взгляд к потолку, вспоминая самые пикантные моменты.
— Меня интересует только крепко ли тебе спалось. Например, мне спалось не очень. Ладно, оставим этот вопрос. Ленская не соизволила с нами завтракать? Наверное, ей стыдно передо мной, — графиня звякнула вилкой и взяла нож.
— Конечно, ей очень неловко. Я же сказал вчера: она не знала, что нам предстоит ночевать вместе, — я повернулся к окну. Где-то там за поворотом исчезла ее стремительная «Электра». И надо признать, Ленская за эти дни и ночь меня очень зацепила.
— Но, когда она узнала о твоих коварных намерениях, ей ничего не мешало возмутиться и уехать домой. Не нравятся мне такие девушки, — графиня разрезала омлет на кусочки.
— А мне она очень нравится. На самом деле Светлана хорошая девушка, умная и очень талантливая, — ответил я и поблагодарил кивком Ксению за поднесенный завтра. — Помимо школы ходит в студию актерского мастерства, выступает в любительском театре, рисует картины.
— Ах, она еще и актриса, — Елена Викторовна поморщилась, словно омлет был горьким. — Все, не хочу больше о ней. Давай решим, что делать с твоей комнатой.
Зря я это сказал. Вспомнилось, что прежде мама ни раз говорила, что дворяне не должны лицедействовать ни в какой форме и осуждала двоюродную сестру отца
