Йода. Свидание с тьмой - Шон Стюарт
Фиделис вручил падаванам бокалы с ароматной лиловой жидкостью, которая пахла конфетами и на вкус была как душистый перец в дождевой воде. Лазутчик выпила пенящийся напиток до дна.
– За мастера Лим и мастера Марука.
– И это все? – зло сказал Уи. – Это все, что вы собираетесь делать? Жрать? Макс и Джей Марук мертвы, а вы думаете лишь о том, чтобы набить животы?
Лазутчик виновато посмотрела на него, слизнув языком крошки крекера с губ.
– А как насчет найти Вентресс? – продолжал Уи. – Как насчет заставить ее заплатить за то, что она сделала? Что для джедаев важнее – правосудие или десерт?
– Профитроли «Юкио», – негромко вставил Фиделис. – С начинкой из карамельного ганаша.
Йода отправил в рот очередную ложку супа.
– Почтим жизнь, наслаждаясь ею, падаван. Убивая, можно почтить только смерть; только темную сторону.
– Ну, тогда темная сторона ныне в большом почете, – с горечью произнес Уи.
– Малыш, ты уже много часов как не спал, – сказала Лазутчик.
– Не называй меня малышом, – угрожающе прошипел Уи. – Я тебе не младший брат. Это я присматриваю за тобой, Таллисибет, а не наоборот. Джей Марук был прав насчет тебя. Если бы мне не пришлось защищать тебя в космопорту, я мог бы успеть спрыгнуть вниз и не дать ей убить их обоих.
– «Защищать меня»! – возмущенно закричала Лазутчик. – А кого дроид-дворецкий притиснул к перилам, когда я бежала вниз по лестнице? И вообще, кто сбежал от нас на тот верхний уровень, чтобы слушать байки о так называемой настоящей семье? – добавила она, побелев от гнева.
Йода с сожалением поставил чашку рядом с собой.
– Слышите вы, как она действует?
– Кто действует? – отрывисто спросил Уи.
– Темная сторона. Всегда нашептывает она нам что-то, гнездясь в нашей боли. В нашем горе. Она вливает нашу боль в общую боль, наше страдание в общее страдание.
– А может, ей есть что сказать. – Уи посмотрел на звездное небо, светившееся над столом. – Вам-то легко. Какое вам дело? Вы ведь ни к кому не привязываетесь, правда? Может, вы никогда и не умрете. Что вам Макс Лим? Еще одна ученица. После стольких веков кто упрекнет вас в том, что вы их всех не помните? Ну, так для меня она была кем-то гораздо большим. – Уи с вызовом посмотрел на Йоду. На его щеках блестели слезы, но взгляд был злым и колючим. – Она заменила мне мать, раз вы отняли меня у настоящей матери. Она выбрала меня своим падаваном, а я подвел ее, позволил ее убить, и я не собираюсь сидеть здесь, набивать брюхо и ни о чем не думать! – закричал Уи и смахнул со стола тарелку с блинами. Блюдо полетело на пол.
Глаза Йоды, полуприкрытые тяжелыми веками, как у дремлющего дракона, сверкнули. Он слегка шевельнул пальцем. Еда, блюдо, бокалы и все остальное зависли в воздухе. Блюдо вернулось на стол; блины горкой улеглись на блюдо; перевернутая чаша Уи выпрямилась, и в нее ручейком влилась ароматная лиловая жидкость. Все, что было на столе, вернулось на свои места.
Еще одно движение пальцев Йоды – легчайший щелчок, – и голова Уи повернулась, будто управляемая невидимыми нитями, так что его взгляд оказался устремлен на старого джедая. Глаза у Йоды были зеленые – зеленые, как болотная вода. Уи прежде не догадывался, насколько жуткими могут быть эти глаза. В них можно было утонуть. Они могли затащить тебя внутрь.
– Рассказать мне что-то новое о боли, думаешь, ты можешь? – тихо произнес Йода. – Думаешь, старому учителю нет дела, м-мм? Забыл ты, кто я? Стар я, да. М-м. Любил я больше твоего, падаван. Терял больше. Ненавидел больше. Убил больше.
Зеленые глаза сузились, превратившись в горящие щелочки под тяжелыми веками. Глаза дракона – старые и жуткие.
– Думаешь, мудрость дается бесплатно? Темная сторона, да… легче ее последователям. Боль становится слишком сильной, и они питаются тьмой, чтобы сбежать от нее. Но только не Йода. Йода любит и страдает из-за этого, любит и страдает.
Было так тихо, что можно было услышать, как падает перышко.
– Цена мудрости Йоды – высока она, очень высока, и все выше она с годами. Но расскажешь ты мне что-то новое о боли, да?
– Я… – Губы Уи дернулись. – Я прошу прощения, учитель. Я был зол. Но… что, если они правы? – крикнул он с болью в голосе. – Что, если Галактика действительно темная? Что, если все так, как сказала Вентресс: мы рождаемся, страдаем, умираем, и больше ничего? Что, если нет никакого высшего плана, никакого «провидения»? Что, если мы просто покорно страдаем, стараясь как-то оправдать наши страдания, но на самом деле просто обманываем сами себя, потому что никакой надежды нет? Что, если в мире ничего нет, кроме звезд и черной пустоты между ними, и Галактике безразлично, живы мы или мертвы?
Йода сказал:
– Это правда.
Падаваны потрясенно уставились на него. Коротенькие ноги учителя раскачивались в воздухе взад и вперед, взад и вперед.
– Возможно, – прибавил Йода и вздохнул. – Многие дни большую надежду на лучшее я чувствую. В некоторые дни не столь большую. – Он пожал плечами. – Какая разница?
– Вентресс была права? – спросил Уи. Он был шокирован до такой степени, что позабыл о своем гневе.
– Нет! Ошибается она! Ошибается во всем! – Йода фыркнул. – Горе есть в Галактике, да? О да. Океаны горя. Целые планеты. Тьма? – Йода указал на звездное небо, раскинувшееся над столом. – Видите сами: тьма, тьма повсюду, и горстка звезд. Горстка огоньков. Если нет высшего плана, нет судьбы, нет предначертания, нет провидения, нет Силы – что же тогда остается? – Он по очереди взглянул на каждого из падаванов. – Ничего, кроме нашего выбора, м-м?
– Асажж питается тьмой, а тьма питается ею. Следуй ее примеру, Уи, если хочешь. Следуй ее примеру. – Старый джедай устремил взгляд на проекцию неба, на танцующие солнца, планеты и туманности – крошечные огоньки, сияющие в темноте. – Быть джедаем – значит знать правду и делать выбор. Откажись от света или от тьмы, падаван.
Ороговевшие брови приподнялись над глазами цвета болотной тины. Йода потыкал Уи своим посохом. Тык, тык.
– Будь свечой или ночью, падаван; но выбирай!
* * *
Уи плакал очень, очень долго. Лазутчик ела. Фиделис прислуживал. Учитель Йода рассказывал о Макс Лим и Джее Маруке – рассказывал, конечно, истории об их захватывающих приключениях, но также комичные случаи из тех дней, когда они были всего лишь детьми. Они пили, произносили тосты.
Лазутчик
