Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2) - Алекс Хай
— А рыба…
— В жопу себе эту рыбу засунь хвостом наружу! Человек помирает, не видишь, что ли?
Я застонал и попытался пошевелиться.
— Тихо ты, — чья-то рука легла мне на плечо. — Тихо, пацан. Не шевелись лучше.
— Что… Где я?
— Мы тебя из воды выволокли, — проскрипел голос. — Нахлебался ты изрядно, едва откачали. Хорошо хоть, тебя на банку выбросило — там и подобрали. Все почти кончилось, парень. Просто полежи. Сейчас фельдшер прибежит — и залатает тебя. Надеюсь…
С трудом разлепив один глаз, я увидел склонившегося надо мной косматого мужика со всклокоченной седой бородой. Трудно было определить его возраст: то ли очень хреновые сорок, то ли отличные семьдесят.
Голова была как чугунная. Мои лопатки неудобно упирались во что-то твердое и острое. В ногах скользило и копошилось что-то холодное. Рыболовная сеть… Да и запах был соответствующий.
И, кажется, я лежал в лодке.
Рыбак наклонился чуть ближе и прищурил выцветшие глаза на обветренном лице.
— Говорить можешь? Себя помнишь?
— А… Ага.
— Славно. Башка сильно болит?
Еще как! Затылок ломило так сильно, словно меня огрели по нему увесистым булыжником.
— Весьма, — прохрипел я. — Мне бы аспиринчику.
— Тебе бы не аспиринчику, а в больничку, дурень! Видать, здорово ты ударился. Мы когда тебя в лодку затащили, ты все какую-то чепуху нес. Про владычицу озерную и девок речных. Как будто разговаривал с кем-то, да никого рядом с тобой не было. Мы с Ленькой пытались тебя растолкать — да куда там… Потом увидели, что у тебя башка вся в крови, и погребли к берегу. Только сейчас вот ты очухался. Звать-то как?
Я слушал рассказ рыбака, не зная, что и думать. Нет, реально было похоже на бред или на видение. Может я все-таки смог пробраться под бурей по дну… И тогда меня наверняка отнесло на банку, шарахнуло о камни и…
Черт его знает, как именно проявился дар Софии. Не сдох — и ладно.
— Володя, — прошептал я. — Из Оболенских. Сын княжий.
— Опять бредишь?
— Вот те крест, мужик. С острова я. Сбежал. Там бунт. Я одаренный. Меня отправили потому, что только у меня был шанс перебраться через бурю…
Я молол первое, что пришло в голову, приплетая к этому часть правды. Ну не стану же я растолковывать первому встречному всю эту историю про тайную тюрьму, садистов-надзирателей и солдат-подростков?
Рыбак не сводил с меня бледных, почти рыбьих, и жутковатых глаз.
— То-то я и думаю, чего это тебя купаться в майке да трусах в июне понесло… Ленька-то поначалу подумал, ты спьяну в воду прыгнул — ну и допрыгался. Любит у нас тут молодежь летом с палатками стоять.
— Пожалуйста, — я крепко ухватил рыбака за плечо. — Мне помощь нужна.
— Это я вижу. Ладога тебя изрядно помотала.
— Да не в этом смысле! Сообщить нужно! Связь нужна!
Рыбак с усилием разжал мои пальцы.
— Да погоди ты! Хорош вскакивать! Сперва надо хотя бы голову тебе перемотать. Щас Ленька приведет Василича. Потому как если ты княжий сын, то, уж прости великодушно, если ты в моей лодке коньки отбросишь, то меня со свету сживут. Так что сначала башку тебе замотать надо. Я дядя Жора, кстати. Иллонен. Сейчас Василич тебя посмотрит, проверит, что ты опять не бредишь…
— Да в порядке я!
— Василичу, фельдшеру нашему, виднее будет. Он тут доктор, а ты, раз на острове был, значит, преступник. Но нам до этого дела нет. Озерный закон прост: тонущего всегда вызволи.
— За это благодарю от всей души, дядь Жор. Правда. Но я не брежу.
— Давай-ка проверим. Леньку, внука моего, ты знатно напугал, княжич. Глаза под бегают, вращаются дико, чепуху несешь, к какой-то владычице взываешь — и не разбудить. Хотя… Есть поверье, что у каждой реки и озера свои духи на охране стоят. И что духов этих надо задабривать, чтобы улов был добрый. И худого делать нельзя — тревожить воду почем зря, ловить молодняк, сор бросать. Тогда, дескать, духи прогневаются и наказать могут. Но мне-то мой дед рассказывал. Да только это все местные рыбацкие поверья. Откуда княжескому сыну про наши легенды знать?
Я отмахнулся.
— Неважно. Где я? В Леднево?
— Не, снесло тебя. В Назии ты.
У меня внутри все похолодело.
— Назия?
— Ну да. Деревня такая. В честь речки названа…
Я нервно сглотнул слюну. Одну из тех глазастых девиц звали Назьей… Так это что получается — они там все… Так, стоп, Хруст. Что из того, что ты видел, было правдой? Что имело связь с реальностью?
Могли это быть игры разума? Например, наложение памяти прежнего Оболенского на мою — такое же наверняка возможно, если воспоминания решили вернуться? Что еще? Удар головой? Ну да, тоже что-то могло нарушиться.
Короче, понятно, что ничего не понятно.
Но слишком уж странным было это видение. Как кино или картинка. Слишком много пафоса, лубочности, даже кича… Впрочем, об этом можно будет подумать потом. Главное — я выбрался. И у меня было дело.
— Мне нужен телефон, — прохрипел я, пытаясь подняться. — Нужно позвонить…
— Куда?! А ну лег обратно!
— Вы не понимаете, — я захлебывался воздухом, которого внезапно стало слишком много. — Это очень важно! Я должен позвонить! Где ближайший телефон?
Рыбак продолжал удерживать меня и пялился на меня во все глаза. Видимо, было что-то такое в моем выражении лица, что он отстранился и вытащил из внутреннего кармана старой куртки кнопочный мобильник.
— У меня денег мало на счету. Вчера ежемесячную плату списали… Родне позвонить хочешь?
— Не совсем, — отозвался я и протянул руку. — Можно? Обещаю, я быстро. И я вам все возмещу, как все уляжется. Обязательно.
Рыбак отмахнулся.
— Да ладно… Еще с человека в беде плату брать. Но денег и правда хватит только на один звонок. Так что ты уж с умом номер набирай…
Телефон напоминал неубиваемый кирпич Nokia 3310. Небольшой монохромный дисплей, тугие кнопки, корпус из очень крепкого пластика и приятная основательная тяжесть в ладони. Мне было непривычно держать в руках такой раритет, особенно с учетом того, что в прошлой жизни я вовсю пользовался тоненькими смартфонами с кучей приложений.
Значит, только один звонок. Тогда никакого справочного бюро — буду звонить в единственное место, номер которого я знал.
Я судорожно вспоминал инструкции Романа. Семь, гудок, семнадцать-ноль-три, гудок, сто тринадцать, восемнадцать, ноль, восемь…
Кнопки поддавались туго, а экран был слишком тусклым
