Аристократ из другого мира 1 и 2 - Алексей Калинин
А то, что трое мужчин в женском нижнем белье, с нарисованными на запястьях и на шее оковах, с надписью на спинах: "Мы продаем людей в рабство!" побежали по вечерним улицам Токио под свист и улюлюкание веселых байкеров — это уже побочный эффект свободы. Я предупредил босодзоку, что если вмешается полиция, то они должны не вступать с ними в конфликт, а тихо слинять и раствориться в улицах.
Темная сущность внутри меня требовала, чтобы я вместе с другими босодзоку гнал этих упырей по асфальту. Требовала пинать их и сигналить, не давая убежать прочь. Чтобы всем показать, какая судьба ждет преступников за их деяния. Чтобы...
Я заставил темную сущность заткнуться. Эти утырки получили своё. И я уже не улыбался, когда говорил, что если узнаю про то, что они снова занялись своим прежним делом, то отдам их уже не на пробежку под управлением босодзоку, а якудзе. А те уже найдут применение трем крепким мужчинам. В конце концов, почти все крупные стройки в Японии так или иначе имеют связи с преступными группировками.
Мы посмотрели по стриму, который вел один из босодзоку, как, сверкая волосатыми ягодицами в окружении кружевного белья, задорно бегут три мужчины с надписями на спине. Прохожие останавливались, снимали на свои телефоны эту пробежку, улыбались, пересылали другим.
В итоге, до вмешательства полиции в этот несанкционированный забег, Кикути и его банда успела намотать около трех километров. Не так уж и много, но пробежка в женском белье под насмешки и улюлюкание должно хотя бы на время заставить их пересмотреть свои взгляды на работу.
Надеюсь, что мою угрозу они не станут игнорировать. Иначе я не буду так великодушен, как Малыш.
После просмотра видео мы засели с ребятами в кафе. Я от широкой души поставил всем угощение. Пили-ели, веселились. Улыбались над моей придумкой.
Во время заката мы с Кацуми выбрались на крышу дома. Поставили пару стульев и неспешно попивали сок, любуясь затухающими всполохами алого небосклона.
— Изаму-кун, можно задать тебе вопрос? — спросила Кацуми, когда алый край солнца спрятался за линией горизонта.
— Кацуми-тян, тебе можно многое. Уж задать вопрос — точно можно.
— Вот у тебя изменилось лицо, когда ты посмотрел на работорговцев. Оно как-то стало жестче, резче. Я и в самом деле думала, что ты отругаешь нас и заставишь извиниться перед этими... То есть в самом деле извиниться, а не так, как было. О чем ты думал в тот момент?
Посмотрел на свою девушку и подумал — рассказать про семью которую насильно сделали рабами? Рассказать, в каком состоянии мы нашли их? Про слезящиеся на солнце глаза, про землистый цвет кожи, про гноящиеся раны...
Нет, не для женских это ушей. Подобные вещи пусть остаются в прошлом, хотя отношение к ним надо перенести в настоящее.
Я обнял Кацуми и улыбнулся:
— Думал о своих родителях. Ведь они дали мне шанс отучиться в старшей школе не просто так, а заплатив собой. Помнишь, как они добровольно отдали себя в рабство? Вот о них я и думал. Аж до зубовного скрежета было тошно, пока не выкупил их свободу. Но они пожертвовали собой ради сына, а эти... Они насильно заставляют людей страдать. Потому и лицо изменилось, Кацуми-тян. Рабство — это очень плохо. Не должно быть на Земле подобного явления. Думаю, что сегодня это поняли ещё трое человек... в кружевном женском белье.
Глава 23
Занятия с Казимото напоминали скорее пытку, а не обучение. Вспоминая про обучение у сэнсэя Норобу, я понимал, что это всё было только поглаживание по волосам. Сейчас же пришло время получать жесткие оплеухи, а также тычки и уколы.
Утро начиналось с выливания ведра воды на мою голову. Причем всё это делалось в разное время. Сэнсэй при помощи оммёдо заставлял ведро подлететь ко мне и резко перевернуться. Это упражнение было направлено на обострение чутья и воспитание чувствования враждебного оммёдо.
Как бы я не старался, но тело отказывалось реагировать на еле ощутимые колебания чужого боевого духа. Радости от холодного душа было мало. А когда я пытался не спать, то сэнсэй просто не посылал ведро.
Вот такая вот подлянка, которая очень сильно его веселила!
Когда я пытался закрывать двери, ставить ловушки или же рассыпать небольшие лопающиеся шарики, чтобы услышать приближение Норобу, то он просто делал оммёдо и меня накрывала волна морской воды. Это было похуже ведра, так как там попадались ещё ракушки с камнями. Норобу как будто телепортировал волну из Токийского залива…
Так прошла неделя. Такое же пробуждение произошло и сегодня.
Я почувствовал легкое дуновение, как от небольшого сквозняка, но не успел сгруппироваться, как на лицо вновь хлынула волна холодной воды. Если над вами когда-нибудь так издевались, то поймете моё состояние, когда отфыркиваясь, отплевываясь и беззвучно ругаясь, я взвился и встал на ноги. Когда вскочил, то обнаружил довольную рожу сэнсэя. Мне кажется, что ему подобная забава никогда не надоест.
— Ну вот на хрена так много-то? — пробурчал я, когда мой фонтан беззвучного мата иссяк. — Опять придется постель на солнце сушить. А она не успевает высохнуть! Я уже запарился на влажном спать!
— Быстрее обучайся и тогда будешь спать на сухом, — пожал плечами сэнсэй.
Вот и как с ним поспоришь? С ним недавно пытался спорить Казимото, но Норобу вызвал его на спарринг. Я тогда ещё заулыбался, представив на миг, как будет выглядеть нелепо сэнсэй, если его одолеет плюшевый мишка. Но спарринг был необычным. Они поклонились друг другу и сели, уставившись глаза в глаза. Так они просидели около пяти минут, а потом медвежонок поклонился сэнсэю.
Вот просто так посидели, а потом Казимото поклонился Норобу. Сэнсэй поклонился в ответ. После этого они встали и беззвучно разошлись по сторонам. Как я понял — победил Норобу. А сражались они на ментальном уровне.
Почему не махались так, внатурашку? Потому что у Казимото лапки.
Спорить с сэнсэем не было смысла, к тому же, меня ждала утренняя зарядка. Впрочем, от выживания её отличало то, что я сохранял ещё достаточно сил для
