Василий Гавриленко - Тёплая птица
-Кто тебе сказал, мразь, что я не люблю риск? - отозвался Варяг без особого напора.
-Да-да, - поспешно согласился отец Никодим. – Ты смельчак, Варяг, я много наслышан о тебе. Я могу заплатить вдвое против того, что ты и твои ребята собираетесь затребовать. Вдвое.
-Заманчивое предложение, - Варяг засмеялся. – Развяжите-ка этого пидора.
Двое мародеров разрезали веревки на отце Никодиме, и подвели его, пошатывающегося от слабости, к Варягу.
Я наблюдал за происходящим из своего укрытия, сжимая в заиндевелых руках винтовку. Что затеял Варяг?
Развязный голос главаря банды скользил, как протухший кисель.
-Говоришь, ты большая шишка. У меня тоже большая шишка… В штанах.
Мародеры зашлись в хохоте.
Свет от костра выхватил лицо отца Никодима. На нем читалась полная растерянность.
-Да, у меня в штанах большая шишка, - повторил, цыкая зубом, Варяг. – И я хочу, чтобы большая шишка, то есть ты, отсосал мою большую шишку.
Варяг поднялся, расстегивая ремень. Блеснули его жирные ляжки.
-Ну, чего же ты ждешь. Соси!
Кто-то из мародеров толкнул отца Никодима, тот упал на колени прямо перед Варягом.
-Не буду, - визг отца Никодима напомнил мне визг раненной твари из Джунглей.
-Будешь, пидар, - зарычал Варяг, хватая пленника за волосы.
Вскинув винтовку, я надавил на курок. Голова Варяга словно бы развалилась на две почти равные части, ошметки мозга брызнули в лицо отцу Никодиму. Тут же наведя винтовку на другого мародера, я прикончил и его.
-Стрелки!
В этом крике мог бы поместиться весь страх этого мира. Мародеры бросились врассыпную, - прочь из светового круга, - я послал им вдогонку несколько пуль, сочно вонзившихся в тело ночи.
Я вышел из-за стены (не таясь, в полный рост) и через сугробы направился к костру. Отец Никодим сидел на коленях, дрожа, как новорожденный олененок.
-Все в порядке, ваш крест. Вы спасены.
Он взглянул на меня.
-Ахмат?
Надо же, сразу узнал.
-Да, я. Поднимайтесь, ваш крест. Надо уходить, они могут вернуться.
Я помог ему подняться, и мы поплелись прочь от костра по протоптанной бандой Варяга тропинке. Отец Никодим обхватил мою шею рукой, зубы его выбивали дробь.
-Ахмат, - едва различил я. – Не говори никому.
-Не скажу, ваш крест.
Надо же, как печется о репутации. Впрочем, удивляться тут нечему: едва ли стрелки будут столь же благоговейны перед этим человеком, узнай они, что его чуть было не поимел какой-то мародер. Думаю, грубый окрик «Соси!» будет тревожить отца Никодима по ночам…
Небо посветлело, когда мы добрались до места, где нас атаковали мародеры. Автомобили слегка припорошило снежком; от трупа Глеба Пьяных метнулся в сторону какой-то рыжеватый зверек. Подойдя, я с отвращением увидел, что щека Глеба прогрызена, в неровной дырке белели зубы.
-Стой, Ахмат!
-Да, ваш крест?
Отец Никодим оперся рукой о капот машины. В его бороде застряли клочки сена, под глазом багровел кровоподтек.
- Думаю, нам стоит попробовать завести эту машину.
-Но, ваш крест, я никогда… - начал было я. Отец Никодим сердито взмахнул рукой.
-Не упражняй язык, Ахмат. Садись.
Он открыл передо мной переднюю дверцу. Шофер с аккуратной черной дырочкой во лбу, уронив голову на руль, смотрел на меня, словно спрашивая: «Куда ж ты прешься, дурак?». Мне пришлось взять труп за шиворот и вытащить из машины на снег.
Отец Никодим дождался, пока я занял место за рулем.
-Ну, заводи.
Легко сказать. Перед моими глазами непробиваемой стеной стояли какие-то датчики со стрелками, кнопки и рычажки.
-Поверни ключ.
Ключ? Что за ключ?
-Вон ту хреновину поверни, - раздраженно ткнул пальцем отец Никодим.
Я нащупал ключ, повернул. Машина заурчала.
Отец Никодим обрадованно вскрикнул и, обежав капот, сел в кресло рядом со мной.
-Трогай.
-Ваш крест, - робко проговорил я. – Может быть, вы поведете?
-У меня едва хватает сил, чтоб ворочать языком, - сказал отец Никодим таким голосом, что ему трудно было не поверить. – Вдави в пол левую педаль. Да, так. Теперь медленно отпускай и дави правую. Е… твою мать!
Машина рванула с места, холодный воздух хлынул в разбитое стекло; каким-то чудом я успел повернуть руль, иначе мы врезались бы в машину сопровождения.
-Помедленней, черт тебя дери!
«Помедленней? Что значит - помедленней?»
-Да не дави ты так на газ, на правую педаль, - умолял отец Никодим, подпрыгивая на кресле.
Я ослабил нажим правой ноги - машина сбавила скорость. Оказывается, водить автомобиль не так уж и сложно! Я выпрямился.
Место нападения осталось позади. Развалины многоэтажек окружили нас.
-Здесь поверни.
Я послушно крутанул руль. Отца Никодима бросило на меня, я же ударился головой об дверцу.
-Осторожней!
-Слушаюсь, ваш крест.
Мы выбрались из переулка на трассу, запруженную мертвыми машинами. Выехав на свободное место, я – как-то само по себе получилось – прибавил газу. Врывающийся в разбитое стекло ветер вздыбил волосы.
Какой-то бродяга, похожий на ходячую кучу тряпья, погрозил нам вслед костлявой рукой; поднявшееся солнце искрилось на снегу, сверкало в пустых глазницах домов; мертвый мир замельтешил, запрыгал перед нами и словно бы ожил. Йе – хуу! Ветер – в лицо.
По приказу отца Никодима я свернул с шоссе в закоулок, съехал на возникшие перед нами железнодорожные пути. Некоторое время автомобиль, точно заяц, прыгал по железной дороге, пока не достиг стены, подобной той, что окружает Цитадель. Здесь я повернул и повел машину вдоль стены.
Когда впереди показались ворота, я слегка запаниковал – как мне остановиться?
Бросив давить на газ, я добился того, что машина поехала медленно. Отец Никодим задумчиво смотрел перед собой, словно забыв обо мне. А была не была! Прямо перед воротами я до предела вдавил в пол среднюю педаль. Машина остановилась, я стукнулся об руль так, что в носу засвербело.
-Приехали, отец Никодим, - сообщил я.
-Вижу, - буркнул он, потирая лоб и, открыв дверцу, вылез из машины.
Отца Никодима пошатывало; мне пришлось подставить ему плечо, иначе он просто-напросто свалился бы в снег.
Я ударил ногой по воротам, закричал:
-Открывайте!
В отворившемся окошке появилось лицо караульного. Бросив взгляд на отца Никодима, он побледнел и, захлопнув окошко, загремел засовами. Поскрипывая, створки ворот разошлись в стороны.
Караульный вытянулся в струнку, не сводя глаз с отца Никодима, который, кажется, потерял сознание.
-Чего уставился? - прохрипел я под тяжестью навалившегося на меня главы ОСОБи. – Доложи начальству.
6 У ОЧАГА
Отдельная квартира… Ведь в этом что-то есть. Сухо, тепло, уютно. Не воняет парашей и портянками, как в стрелковых бараках; никто не орет посреди ночи, увидев во сне дьявола, не постанывает, теребя член, не играет в карты, не дерется, не блюет на пол зеленкой.
Я потянулся на кровати; мышцы приятно напряглись. В окно была видна частичка Второй Базы, а именно: железнодорожное депо. Пузатый локомотив, выпустив черную тучу, потащил состав, состоящий из четырех вагон-бараков: отряд стрелков отправился на очередную зачистку в Джунгли…
Встав с постели, я подошел к столу, попил воды из бутыли. Есть не хотелось, хотя кроме тварки и сухарей, у меня была банка соленой рыбы.
Посмотрев на себя в треснутое зеркало (клочковатая борода, в глазах – усталая холодность), я вышел из квартиры прямо на улицу. Два стрелка рубили для меня дрова. Я остановился понаблюдать за их работой (топоры сочно вонзаются в дерево, оно трескается, роняя на снег желтые щепки). Лес рубят, щепки летят.
-Будете в тепле, конунг, - заискивающим голосом сказал один из дроворубов.
И он, и я знали, что стрелок Ахмат еще не провозглашен конунгом, хотя уже обеспечен всеми привилегиями. Дроворуб авансом лижет зад старшему по званию...
Я побрел в сторону депо. За спиной – едва слышно:
-Повезло мудаку.
Дроворубы правы: мне повезло, причем не единожды. Варяг и его банда подвернулись как раз вовремя; в машине отца Никодима оказалась винтовка; наконец, меня не пришили, как Меира, и я имел возможность спасти главу ОСОБи. «Спасти главу ОСОБи»! Ну, надо же! Какую причудливую мозаику складывает жизнь… Я спас от насилия человека, чьи подчиненные совершили насилие над моей любимой. Подчиненные? В голове возникла картина: отец Никодим насилует Марину. Содрогнувшись, я встряхнул головой, пытаясь освободиться от миража.
