Виталий Сертаков - Золото русского эмира
– Чужое ведовство, темное… раз ошибешься, всем конец настанет, – всхлипнул в углу молодой Озерник.
Цырен пел все так же замедленно, странно и непривычно ломая строй музыкальных фраз. Соборники сжались в кучку, с недоумением прислушивались к гнусавым яростным звукам.
– Брат Олеша, держи ему левую руку. Чую я, нелегко нам придется, – приказал младшему Кристиан. – А ты, Исмаил, держи колени. Не доверяю я металлу клятому…
Кристиан скальпелем вскрыл мягкой игрушке брюхо, вылил туда кровь. Секунду все оставалось тихо, затем с грохотом вылетела оконная рама. Дворец тряхнуло, словно неподалеку взорвался вулкан. Кристиану показалось, что маленькая пушистая игрушка зашевелилась в руках и стала увеличиваться. Глаза крохотного леопарда, сделанные из бусинок, вспыхнули. А может, это только ему показалось, и вспыхнули огни свечей, заботливо прикрытые Анной?
– Обереги сняты, – прошептал Цырен. – Он рвется, ищет тело! Творим заклятие вместе, братья!
Кристиан открыл книжицу, начал шептать незнакомые, чудные слова, которые надиктовал ему Цырен.
– Руны, глядите! – указал дрожащим пальцем Олеша. – Руны расползаются.
Начертанные голубиной кровью знаки двигались. Доски пола словно сотрясала мелкая дрожь, заставлявшая таинственные плоские фигуры расползаться.
Кристиан опустился на колени, положил пушистую игрушку на голую грудь буддийского монаха. Цырен, зажмурившись, скороговоркой читал священные тексты. Его ребра вздымались и опадали, татуировки на щеках начали шевелиться.
– Смотрите, братья, чудо невиданное, – указал младший Качальщик.
Иероглифы на выбритой макушке и на щеке Цырена меняли свои очертания. Иероглифы, которые ему накололи в отрочестве, означавшие так много для него и совершенно непонятные для русских Хранителей, пугающе двигались. Не прошло и минуты, как они стали совсем иными значками. Не только рисунки на теле поменялись. Изменения коснулись черт лица; Кристиан с нарастающим трепетом вглядывался – и не узнавал своего старинного приятеля. Нос и даже брови Цырена заострились, скулы заметно сузились, щеки запали, превращая добродушное бурятское лицо в хищную свирепую личину.
Кристиан всем телом навалился на правое запястье бурята. Железный штырь, на пятнадцать сантиметров забитый в доски, раскачивался! Неожиданно Кристиан вспомнил, где уже видел это лицо. Перед ним как будто сверкнула молния!
Бывший Клинок, президент Кузнец, привозил Кристиану книги из библиотеки Зимнего дворца, и там, среди прочих темных демонов человеческого рода, встретилась как-то картинка с изображением страшного Чингисхана. Кристиан тогда долго мучился, пока осилил длинную статью, но мучения того стоили. Он, конечно, был немного разочарован, что на картинке не настоящая фотография, а всего лишь образ, придуманный художником. Но даже этот образ, несколько штрихов, вкупе с описаниями военных походов, вызывали невольный трепет…
– Он вырывается! – Олешу подкинуло в воздух.
– Сохрани нас, Мать-земля, змея черного дай превозмочь, – хором заголосили Качальщики, повторяя слова Мамы Анны. – Силу силушкой охомутать, на вороньем глазу – поволокой, на лисьем ухе – капельным звоном, на бобровых зубах – весенней смолою, встань да упрись, в небо воткнись, чур нас, чур…
Цырен никого не слышал. Глаза его закатились, изо рта летела слюна. Он пел. Кристиан и Исмаил выкрикивали слова Земельной молитвы, которую слышали впервые, Земельная передавалась только среди женщин Рода. Она возникла из ниоткуда, из седой тысячелетней старины, в голове у самой первой Мамы, помнившей еще сполохи огня на остывающих камнях языческих капищ. Исмаил и Кристиан, совсем недавно ратовавшие за возвращение к святому кресту, словно позабыли об официальной религии, истово выкрикивали запретные фразы, призывали в свидетели и защитники Духов Леса и Первой борозды, Дев речных и озерных, Иерофантов Степного песка и Студеного ветра. Молодой, безбородый еще Олеша повторял за ними, путаясь, приглаживая вставшие дыбом волосы…
Цырен рычал, извивался, как раненый кабан, угодивший брюхом на кол, скрытый в ловчей яме. Мама Анна ползала по кругу, растрепанная, мокрая. Напевая, она снова и снова рисовала руны, но заговоренная кровь за ее пятками не засыхала, а точно проваливалась, просачивалась сквозь доски пола. Доски скрипели, расходились, сквозь щели, извиваясь, лезла колючая серая трава. Анна беспощадно рвала эту траву, раня себе ладони, снова макала кисточку в пузырек с голубиной кровью и без устали повторяла рисунок на дергающихся досках.
Что-то рвалось наружу из круга, что-то невидимое, облепившее со всех сторон Цырена.
Внезапно монах выгнулся дугой, так что Исмаил, державший его ноги, отлетел к стене. Качальщики навалились скопом, но второго приступа не последовало. Цырен очнулся, посмотрел осмысленно, слизнул с губы кровь. Не прекращая песню, показал глазами – пора.
Кристиан снова уложил онгон в центр двойного круга, начерченного прямо на обнаженной груди монаха. Цырен опять выгнулся, словно на грудь ему опустили раскаленную печать. Но удержал силу зверя, укротил в себе.
– Быстрее! Укрывайте его!
Олеша и Исмаил накинули на Цырена толстое меховое покрывало.
– С головой! Он просил укрыть с головой! – напомнила Хранительница.
Соборники хором молились во весь голос. Дед Касьян с трудом удерживал в руке разогревшийся посох. Чтобы не обжечь ладонь, ему пришлось размотать длинный рукав рясы.
– Огня! Огня еще, веревка может погаснуть!
– Крепче держитесь за руки!
Перед тем как медвежья шкура укрыла запрокинутое горло Цырена, Хранитель памяти кое-что увидел. Он никому не сказал, потому что есть вещи, о которых лучше не рассказывать. Есть вещи, которые не предназначены для человеческого глаза. Нелепая мохнатая игрушка, только раскраской напоминавшая о грозном хищнике, выпустила коготки и вцепилась в мокрую от пота кожу Цырена.
– Ах ты, бесовская сила, руны его тают, – всплеснул руками Олеша. – Отче, есть ли еще голубиная кровь?
– Держи, парень, – Исмаил передал пузырек. Его седые косички стали дыбом, точно их намазали салом.
– Держите руки вместе! – проявила вдруг активность Анна. – Руки вместе, встали в круг, живо! Аль не чуете, что пакость эта из нас душу повытянет? Каждого, по одному, высосет, как упырь – зайчонка!
Мужчины послушались. Стальная воля Хранительницы Рода сплотила их в беде, как это неоднократно случалось прежде. Мозолистые ладони Качальщиков переплелись, Кристиана обняли за плечи, за талию. Белые одежды развевались, вокруг колдунов летали мусор, листья, обломки сучьев…
– Что это? Затих? – слышалось только тяжелое дыхание, да храпели во дворе перепуганные лошади.
– Он… жив?
– Не слыхать разве? – Исмаил потрогал разбитую губу. – Сердце-то стучит, точно молоток!
– Жив, да только то не он, – Мама Анна уселась у окна, обессиленно привалившись к стене. – Кристиан, душа моя, табачком не богат?
Кристиан непослушными пальцами развязал кисет.
– Можно уже?
– Можно, чую, что можно. – Дед Касьян перешагнул тлеющую веревку, рванул в сторону душное покрывало. Митрополит на всякий случай прикрылся Библией.
– А ведь и точно – не он, – произнес Олеша, поджигая три упавшие свечи. Он принес в круг больше огня, вытер белое, точно гипсовое лицо бурята влажной тряпкой. – Что теперича делать будем, братья?
– Ждать, – Кристиан раскурил трубочку, почтительно поднес Хранительнице. – Ну, Мамочка, не обессудь, коли что. Ты нас всех спасла…
Ветер стих, словно боги захлопнули форточку.
Цырен поднял голову. Двинул плечом. Кожаные веревки на левом запястье лопнули, стальной гвоздь вылетел из доски, как легкая булавка. Мужчины схватились за оружие.
– Ну? Что? – не вытерпел Олеша.
Монах лежал неподвижно, разглядывая свою левую кисть. Он поднес ладонь к глазам, словно в сумраке пытался рассмотреть присевшую на пальцы божью коровку. Потом он так же, не торопясь, освободил правую руку и сел. Мокрые кожаные веревки, которые не сумели бы порвать и двое крепких мужчин, он играючи превратил в клочья.
– Мать честная… – Дед Касьян попятился.
Цырен встал и повернулся. На груди его дымились следы от кошачьих когтей. Сам онгон бесследно исчез.
– Не бойтесь, – глухим голосом произнес монах. – Теперь мы его задавим!
Он снова поднес к глазам ладонь. И все увидели, как вместо ногтей из подушечек пальцев тянутся острые загнутые когти.
Часть третья
КОПИ БЕЛОГО ЦАРЯ
25
О ТАЙНЕ БАНКОВСКИХ ВКЛАДОВ
– Как зовут этого подонка?
– Доктор Ланье. Доктор Ланье Третий, с вашего позволения,
– Поднимите его и усадите, пока он нам тут не испортил воздух. Герр Богль, я полагаю, что с моим немецким они не справятся. Вы не согласитесь переводить?
– Почту за честь, мой президент.
