Михаил Парфенов - Наши павшие нас не оставят в беде. Со Второй Мировой – на Первую Звездную!
– Даю вам двое суток, чтобы все тут разнюхать. По истечении этого срока на прежнем месте вас будет ждать катер.
– Ясно, – отвечаем мы одновременно.
– Постарайтесь успеть, – говорит он, и слова его звучат, как просьба, а не приказ.
Мы начинаем прощаться. Никто из нас никогда не говорит «до свидания» или «пока». Тем более мы не произносим слова «прощай». Вместо этого желаем друг другу удачи или говорим «возвращайся».
– Удачи вам, ребята, – я пожимаю руку каждому. – Мы проследим за отходом и, если что, прикроем.
– Категорически запрещаю! – бесстрастное лицо Дронова сразу становится суровым. – Не вздумайте себя раскрыть. Я вас не для того здесь оставляю.
– Командир… – начинаю я, но Дрын не дает закончить.
– Чагин, Брюннер! Слушайте меня очень внимательно. Что бы ни произошло после того, как мы покинем это здание, я запрещаю вам вмешиваться. Пусть хоть ад разверзнется и нас всех переколошматят, вы обязаны сидеть как мыши. Вы теперь наши глаза и уши. Обзор местности во время нашего отхода и корректировка, не более.
Спорить с ним бесполезно.
– Петров, – Дронов вызывает наблюдающего за чужаками внизу Вонючку, – как там дела? Включи этот чертов транслятор, чтобы мы видели.
Сашка выводит изображение Дронову на пластину, и мы подходим поближе, чтобы взглянуть.
– Там справа, – Вонючка комментирует возникающие на экране картинки, – патрули появляются реже. Я попытался отследить по времени, но график их движения хаотичен.
– Продолжай, – велит командир.
– Вон та широкая воронка у стены, край которой еле видно, достаточно глубока. Можем там после первого броска затаиться и отдышаться.
– Отлично, жди, будем через десять минут.
Дронов отключается и обсуждает с парнями план отхода.
Я испытываю щемящее чувство. Так обычно ощущаешь себя, когда твои близкие покидают тебя, а ты не знаешь – увидишь ли их еще когда-нибудь. Слишком часто за последние несколько лет мне приходилось расставаться с людьми. Ледяное, тянущее чувство безвозвратной потери засело глубоко в сердце.
Переживаю за наших ребят: впятером им придется пройти почти десять километров до места эвакуации, пробираясь через цепь постов и вражеских патрулей, рискуя каждую секунду попасть под вражеский огонь.
Парни отправляются домой, а мы с Брюннером остаемся, чтобы провести среди тварей двое суток. Конечно, мы рискуем больше остальных. Но мы – снайперы, и долгое ожидание не тяготит нас, как других людей. В этом наше отличие. Железная выдержка, умение сутками находиться на одном месте и ничем не выдавать себя – вот основные качества хорошего стрелка.
Группа спускается по лестнице, Дронов идет последним. Он задерживается на секунду, оборачивается, всем своим видом показывая, что за ослушание его приказа нам не поздоровится. Мы киваем, подтверждая, что уяснили, хотя не очень понимаем, как Дрын собирается нас наказать, если твари обложат его со всех сторон.
Нам с Куртом предстоит корректировать действия группы, когда парни окажутся на улице. Занимаем позиции, из окна отлично видна площадка перед домом и соседние здания. Минут через десять слышим голос Дронова:
– Мы у выхода. Что видно сверху?
– Пока порядок, – отвечает Курт, осторожно выглядывая наружу. – Улица пустая.
Я тем временем держу на контроле периметр.
– Хорошо, давай отсчет, – распоряжается Дронов. Слыша его спокойный голос, понимаю, что Дрына ничто не сможет сбить с намеченной цели.
Кажется, что секунды тянутся вечностью. Еще раз внимательно осматриваю окрестности, опасаясь, не пропустил ли чего. Понимаю при этом, что и медлить нельзя, ведь ситуация в любой момент может резко измениться. Но Курт медлит, и это начинает раздражать.
Наконец, Брюннер дает отсчет:
– Три… Два… Один!
– Вперед! – резко цедит сквозь зубы Дронов, и нам видно, как он, пригибаясь, выскакивает на изрытый взрывами проспект. Следом за ним устремляются остальные. Вонючка бежит замыкающим.
Мы с Куртом напряженно наблюдаем, как парни бегут по открытому участку к спасительной воронке. Не знаю, о чем в этот момент думает Брюннер, а в моей голове колоколом звенит лишь одно слово: «Давайте!» Повторяю его, как заклинание: «Давайте, давайте, давайте!»
Ребята беспрепятственно проскакивают открытое место и скрываются на дне глубокой воронки. Первый этап пройден!
Бросаю взгляд в ту сторону, где находится усиленный бронетехникой пост чужаков, но там пока все спокойно. Они по-прежнему занимаются своими делами, не подозревая, что у них под носом находятся люди.
Вызываю Дронова, спрашиваю:
– Как вы там, командир?
– Что с чужаками? – вместо ответа интересуется он, не отвлекаясь на мелочи. Что ж, отозвался, значит, все нормально.
– Пока хорошо, вас вроде не засекли.
– Если бы засекли, я бы это и сам понял, – пытается отшутиться командир.
– Удачи.
– Надеюсь, – замечает Брюннер, – что дело и дальше так пойдет.
– Да, – соглашаюсь я, – тогда они доберутся до переулка, а там им полегче будет.
Оглядываюсь в сторону плаца. Твари по-прежнему работают. Что же они все-таки затевают? Никогда прежде чужаки не ковырялись в земле, а всегда приспосабливали под свои нужды наши подвалы и подземные коммуникации.
Вдали появляется несколько групп чужаков-пехотинцев, Дронову с его людьми их не видно. Сразу сообщаю ему:
– По периметру чисто, но к чужакам пополнение приближается. Если хотите выбраться отсюда, то сейчас самое время.
– Понял.
Парни резко выскакивают из воронки и, пробежав метров пятьдесят, укрываются за огромным, отвалившимся от фасада дома куском стены. Этот отрезок пути им тоже удалось пройти беспрепятственно и остаться незамеченными.
Начинает смеркаться, мир вокруг окрашивается в черные тона. Чужакам ночь не помеха, они в темное время суток видят, как днем. А у нас, к счастью, есть приборы ночного видения.
Снова внимательно осматриваю окрестности, но пока ничего настораживающего не замечаю:
– Порядок. Выждите три минуты, и на следующий рывок.
Сердце мое бешено колотится. Мы с Брюннером чувствуем себя паршиво, ведь мы можем лишь наблюдать, как парни пытаются выбраться из этого кошмара, не вправе вмешаться в случае их столкновения с чужаками. Но вместе с тем мы ответственны за их безопасность. От напряжения Курт слегка барабанит по прикладу винтовки кончиками пальцев. Цыкаю на него, и он прекращает.
Если сейчас парням удастся пробежать еще немного по открытому участку, они доберутся до безопасного места, скроются из поля зрения чужаков.
– Выходим, – слышится голос Дронова.
Мысленно желаю им удачи.
Еще один рывок. Они почти преодолевают опасный отрезок, когда темное небо пронзает резкая вспышка – словно мимо пронеслась горящая огнем молния. В том месте, где только что находились ребята, раздается страшный, оглушительный взрыв. Обломки камня летят во все стороны, улицу заволакивает дымом. Успеваю отследить траекторию вспышки и смотрю, откуда произведен выстрел.
В проеме окна на уровне восьмого этажа полуразрушенного здания напротив меня мелькает фигура чужака. Кричу что есть силы:
– Командир!
Ответа нет. Сквозь дым пока ничего не видно, и мы с Брюннером с напряжением смотрим, ожидая, что он вот-вот рассеется.
– Командир!
В эфире полная тишина. Неужели все они погибли?! Я не знаю, что предпринять. Чужак еще на своем месте, и мы легко можем снять его. Позиция у нас удачная, сверху отлично видна его голова. Хватаю винтовку, прицеливаюсь, готовый отстрелить твари башку, как вдруг через помехи доносится голос Дронова:
– Мы в порядке.
– Что у вас?
– Успели укрыться. Только Кузю слегка зацепило.
Дым рассеивается, и я вижу, что ребята залегли за грудой камней и балок. С тринадцатого этажа они напоминают муравьев. Преодолели они больше половины расстояния, но теперь, находясь в секторе обстрела, и двинуться не могут. Этот гад в здании крепко держит их на мушке.
Совершенно ясно, что долго им там не пролежать. Еще пара выстрелов из смертоносного оружия чужака, и парням конец. Странно, однако, что чужаки в конце улицы против обыкновения остаются на месте, словно их это не касается. Может, посчитали, что противник не представляет большой угрозы и для его устранения хватит одного засранца в здании? Ответа у меня нет. Сейчас важно срочно что-то предпринять, дать возможность ребятам выбраться из-за камней и добежать до угла. Они даже высунуться не могут, им нужно помочь.
– Чужак в окне здания напротив. Мы с Куртом сейчас его снимем.
– Нет! – рявкает Дронов. – Это приказ!
Чужак снова выпускает огненную молнию. Баррикада, за которой укрылись наши бойцы, разваливается на глазах. В эфире сквозь помехи слышатся крики и отборный мат.
Положение ухудшается тем, что с дальнего конца улицы в направлении группы Дронова все же выдвигаются несколько «мотоциклов» и взвод пехотинцев. Прочухались, твари!
