Д Димитрюк - Бремя лишних (За горизонт 2)

Такой он, Степаныч — простой русский мужик.

Слева от меня за грузовиками укрылся Олег. На валах залегли Дядя Саша и вождь.

Филиппинец контролирует тыл.

Все на местах, остается ждать.

Три следующих часа растягиваются в вечность.

Хуже нет — ждать и догонять. Люто–бешено хочется спать. Вышибая холодный пот, мерещится всякая хрень, то кажется, что кто–то крадется за стеной форта, то мерещится движение на периметральных валах.

И не подвигаешься лишний раз, чтобы разогнать сон, сел в засаду — терпи.

Это лохматой хорошо, она даже во сне бдит. А мне приходится терпеть и надеяться, что остальные не подведут.

Я знаю, в катере Дяди Саши со всех сторон прикрытом корпусами машин не спит Алиса. Да и Ленка с Мэри не спят.

Для их самоуспокоения я выдал Ленке и Ким по калашу из своих запасов. Надежды на них, как на стрелков никакой. Но не оставлять же их безоружными.

У Мэри есть свой ствол — похожий на «Люгер», пистолет.

Ольга от предложенного автомата отказалась.

Странно, женщина она добрая, где–то даже слишком. Но тут иной случай.

Впрочем, у них есть охотничье ружьё.

На экваторе ночи, в восточной части горизонта разразилась гроза. Прислонившись спиной к стенке контейнера–душевой, наблюдаю за сверкающими с завидным постоянством молниями. Грома пока не слышно — дождевой фронт еще слишком далеко. Однако его предвестник — ветерок задышал резкими, длинными порывами, налетая на прикинувшуюся спящей стоянку.

Некстати, ох как некстати.

Мне кажется, на западной половине началось какое–то нездоровое шевеление.

Если еще и дождь начнется, будет совсем хреново.

Еще и ветер дует в спину, снижая сторожевую эффективность Мухи.

Величественное природное явление прогоняет сон. Воздух свежеет, порывы ветра уносят запахи машин, солярки и камня, подменяя их запахом сухой травы.

Мухе буйство природы явно не по душе. Прижавшись плотнее к моей ноге, псина укладывает голову на лапы, периодически всем телом вздрагивая в такт сверканию.

Не грозы бояться надо, в ночи к нам крадутся враги пострашнее.

Кладу руку собаке на голову, почесываю за обрезками ушей. Муха успокаивается и впадает в дрему.

Непогода понемногу успокаивается.

Опять начинает клонить в сон.

Все началось неожиданно.

Так уж устроен человек. Вот вроде, ждешь, готовишься. Когда же начнется? Когда? Ну, когда же, когда? Сейчас?

Нет.

Через миг!

Через два!

Бац! Тыдых, тыгыдым, погнали! Вечность сжимается в точку, непроизвольно замирает дыхание, молотом стучит сердечко — началось.

То, что под покровом темноты по наши души крадутся враги, для меня не новость.

Беззвучно пройти по каменной крошке. В фильмах о ниндзя — запросто.

По факту, хрустнет под подошвой сдвинутый камень или принесенный ветром сухой сучок. Выдаст крадущегося приминаемая трава. Чуткий собачий нос уловит принесенный непредсказуемым завихрением ветра посторонний запах.

Мне уже пять минут назад известно о том, что враги выдвинулись на позиции.

Пусть я ничего не слышу и не чувствую. Собака почувствовала угрозу, сбросив сонливость, напряглась и крутит лохматой башкой, ловя неподвластные моему слуху звуки.

В полуметре от моего лица тревожно разуваются влажные ноздри.

Спокойно девочка моя, спокойно, умница. Левой рукой прихватываю Муху за ошейник. В правой зажато чугунное яйцо гранты.

Странно, у меня раньше перед дракой всегда мандраж был, а тут, как отрезало. Даже когда на выезде из Порто–Франко встретили бригаду Дрона, легкий мандраж был.

А тут нет.

Перегорел уже?

Между стеной тыльной форта–заправки и валом явственно слышные мне звуки возни. Очень похоже на то, что кто–то из супостатов наступил на ядовитый сюрприз. И сейчас его затаптывают каблуками.

Если не пригибаться, опускаться на колено или ложится на землю, змея практически неопасна. Максимум до лодыжки дотянется, а тут почти у всех высокая обувь.

Но, заложенные природой рефлексы требуют находиться подальше от змей.

У большинства городских жителей змея в непосредственной близости от их организмов вызывает приступ паники. Это филиппинец расписной вождь или его сестрёнки отмахнутся и забудут, а белый человек от души пошумит, потопчет, даже шмальнуть сдуру может. Белые люди они такие.

Зубами вытягиваю чеку из гранаты. Чека, кислая на вкус, вытягивается с усилием, несмотря на предварительно подогнутые усики.

Сколько раз, в детстве, играя в войну с такими же беззаботными, советскими пацанами, представлял, как буду вот так тянуть неподатливое кольцо, а потом швырну гранату в фашистов.

За родину! За товарища Сталина! За Победу!

Чтоб в хлам! В кровавые лоскуты порвало фашистских гадов! Чтоб не топтать больше гадам родной земли! Ни жечь, ни грабить, ни убивать!

Вот дожил. Родины больше нет, вместо идейных фашистских гадов в противниках безыдейные, мутные граждане непонятного роду–племени.

Из ближней к въезду башенки раздается утробный вскрик, изнутри амбразуру подсвечивают вспышки выстрелов.

Кто ж в замкнутом пространстве так истерично садит?

Вскрик переходит в визг, по моим ощущениям женский, и обрывается после очередной серии вспышек.

Пара змеюк запущенных в тесноту каземата сработала на все сто — сюрприз удался на славу.

Между валом и стеной уже не скрываются.

Сработал очередной сюрприз? Или решили, раз все пошло не по плану скрываться больше нет смысла.

Мой выход — тяжелое рубчатое яйцо улетает в пространство между стеной и валом.

— Двадцать один..

Откатываюсь поглубже за контейнер–душевую.

— Двадцать два…

Хватаю Муху.

— Двадцать три.

Наваливаюсь на собаку. — Не дергайся милая, сейчас будет БУМ!

— Двадцать четыре….

Але? А где БУМ?

— Двадцать……

Рвануло неожиданно резко. Придавленная моими восьмьюдесятью килограммами Муха рванулась из рук.

— Тс–с, тихо малышка. Все хорошо, хорошо — отпускаю поуспокоившуюся собаку, хватаю заряженный картечью обрез.

Лезет кто еще? Или урок усвоен?

Бах! Бах!

Слева, почти дуплетом рявкает двустволка Дяди Саши. Осыпая мелкой дробью северо–восточную, до сих пор не проявляющую активности башенку. Залетело там хоть что–то в амбразуру?

Бах! Бах! Бах!

Вспышки пламени слепят привыкшую к темноте сетчатку глаз. Из–под стены, где взорвалась граната, нам отвечают из чего–то короткоствольного.

Первую пулю приняла на себя бронированная шкура стоявшего боком шушпанцера.