Братья крови - Русанов Владислав Адольфович
– Это в Европе, много веков назад, – возразил я. – В России никогда так не было.
– Ну так у российских президентов сейчас евроинтеграция на уме, – едко произнес Карл Якоб. – Как, впрочем, и у ваших. Вот и набираются европейскости. Чего бы хорошего перенимали. То ли дело при Петре Алексеевиче! Мы брали у европейской культуры то, что будет полезно, а всякую пену оставляли им. А теперь?
Мне было удивительно услышать от немца столь грозную отповедь привнесению в российскую жизнь европейских ценностей. Но я не нашелся что возразить, поскольку целиком разделял его мнение.
Попрощавшись, я откланялся. Весь обратный путь до набережной канала размышлял, какие же выводы следует делать из полученных новостей? Гибель псковского гнезда – простая случайность, совпадение, не имеющее ни малейшего отношения к цепи событий, преследующих меня на протяжении прошлого месяца, или следствие проникновение в наш мир фейри? Не их ли называли безумные, заглянувшие в глаза Великой Тьме, «звери» предвестниками чумы? А может быть, мы стоим у истоков нового великого противостояния между кровными братьями и охотниками, которое тянулось с пятнадцатого по семнадцатый век и стоило многих жизней как нам, так и людям?
Глава третья
Бойня в городе Йорке
Год 1477 от Рождества Христова
Тридцать лет, оговоренные Чеславом в условиях отсроченного поединка, прошли для меня в неустанных упражнениях. Порою мне казалось, что я сутками напролет не выпускаю полутораручный меч из ладоней. Даже спать с ним ложусь, когда наступает рассвет.
Пан Ладвиг фон Раабе гонял меня, что называется, до седьмого пота. И сравнение это вполне справедливо даже для не умеющего потеть вампира. Стойки, удары, защиты. Связки движений с мечом. Связки движений без оружия, рассчитанные на закрепление правильного перемещения ног. Мы покинули маеток пана Ястжембицкого и поселились с паном Ладвигом на окраине Вроцлава.
Тридцать лет – срок немалый.
За это время и кочкодана[87] грамоте можно выучить, говорил учитель.
В человеческом мире вторая половина пятнадцатого века ознаменовалась многими примечательными, как сейчас сказали бы знаковыми, событиями.
Оттоманская Порта в очередной раз вторглась в пределы Сербии и нанесла решительное поражение войскам Яноша Хуньяди[88], спешившего на помощь албанцам. Уже дважды небо над Косовым полем видело торжество турецкого оружия над христианским. А султан Мехмет Второй эль-Фатих повел янычаров дальше, захватывая Месемврию, Ахелон и другие укрепления на Понте, осадил Силимврию и окружил Константинополь со стороны суши. Вскоре последний оплот Восточной Римской империи пал. Отныне город стал именоваться Истамбулом.
Тем временем в Европе тоже не зевали. Резали друг дружку вовсю. Французы одолели при Форминьи английских рыцарей, попытавшихся вновь вторгнуться на континент, а потом разгромили их при Кастильоне, в битве, которая вошла в историю как последнее сражение Столетней войны. Только город Кале оставался еще под властью британцев на французской земле.
В Милане власть всерьез и надолго захватила династия Сфорца, и герцог Франческо Сфорца добился тройственного альянса между его герцогством, Неаполитанским королевством и республикой Флоренция – создав политическую силу, с которой стоило считаться.
Оправившийся после Грюнвальда Тевтонский орден вновь поднял голову, и началась тринадцатилетняя война с поляками. Армия короля Казимира Четвертого потерпела поражение от крестоносцев в битве при Конитце.
В Англии Ланкастеры сцепились с Йорками, положив начало противостоянию, вошедшему в учебники истории как Война Алой и Белой розы.
Кардинал Энеа Сильвио Пикколомини надел папскую тиару под именем Пий Второй.
Последний полководец Византии Константин Граций Палеолог вместе с подчиненным ему войском перешел на службу Венецианской республике.
Сэр Томас Мэлори начал работу над знаменитейшим романом «Смерть Артура», который оказал сильнейшее влияние на всю литературу Европы.
Николай Кузанский изобрел рассеивающую линзу для очков.
Итальянский архитектор Джордже ди Дольче по заказу папского престола приступил к возведению Сикстинской капеллы в Риме. Ее украсили фрески величайших мастеров Ренессанса: Боттичелли, Перуджино, Гирландайо и Россели. Жаль, что мне никогда не суждено полюбоваться их работой.
Неподалеку от Кордовы, в местечке Фуэнте-Овехуна, крестьяне учинили бунт и убили командора ордена Калатравы[89]. Впоследствии испанский драматург Лопе де Вега увековечил эту ничем не примечательную историю в своей бессмертной пьесе.
Во Флоренции на семьдесят пятом году жизни скончался Козимо Медичи Старый[90], уничтоживший всех политических противников и ущемивший вольности флорентийцев, как никто до него, но на чьем надгробии благодарными наследниками было начертано: «Отец Отечества».
Нижегородский купец Афанасий Никитин сходил пешочком, будто на прогулку, через Персию в Индию, по дороге еще изыскивая время для путевых заметок, из которых после получилась книга «Хождение за три моря».
В битве у Барнета, немного севернее Лондона, погиб граф Уорвик[91], носивший прозвище «делатель королей», а во время осады Нанси принял смерь от рук переметнувшихся к врагу итальянских наемников Карл Смелый, герцог Бургундии, который всю недолгую жизнь провел в боях и походах.
Неподалеку от Бухареста в сражении с турками был смертельно ранен господарь Валахии Влад Третий Цепеш, известный больше по прозвищу Дракула, благодаря полководческому дару которого его родина смогла столько лет противостоять Оттоманской Порте. Но в ночь, когда Влад Цепеш умер для мира людей, он возродился для сообщества кровных братьев. Современные книжки лгут, описывая его как беспощадного, кровавого человеконенавистника, пьющего кровь девственниц и пожирающего младенцев. Мне довелось встретиться с ним в Бухаресте в конце девятнадцатого века, когда Влад уже стал князем Румынии и Трансильвании – немалое бремя, требующее трезвого и ясного ума. Он произвел впечатление начитанного, тонко мыслящего вампира, интересовался поэзией декаданса и живописью импрессионистов, переписывался с Оскаром Уайльдом и Огюстом Ренуаром[92]. Если уж я решусь обраться к кому бы то ни было из кровных братьев за помощью и советом, то Влад Цепеш будет вторым после Амвросия.
Но я все тридцать лет продолжал упражняться с мечом. Фон Раабе настоял на обязательном изучении манеры боя на коротком римском гладиусе и тяжелом двуручном фламберге, на широком фальчионе и кривом ятагане с обратной заточкой. Бегал я в тяжелой кольчуге двойного плетения и топльхельме. Принц Патрик – и тут уж меня долго убеждать не пришлось – противник серьезный. Я очень хотел уцелеть в предстоящем поединке. Не для того я отрекся от христианской веры и отдал себя Великой Тьме, чтобы после каких-то семидесяти лет, проведенных в скучном ученичестве, развоплотиться без следа. В то время я еще верил, что в этом случае душа моя незамедлительно попадет в когтистые лапы Люцифера.
Наверное, Чеслав тоже готовился к предстоящей схватке, но по-своему. Пражский школяр никогда не был силен во владении оружием, поэтому со стороны принца Йорка и Нортумбрии предложение магического поединка казалось в высшей степени благородным. Он мог меня вызвать на бой при помощи вампирской волшбы, а чеха – на мечах. Тогда мы лишились бы всякой надежды, даже такой тонкой и призрачной, как сейчас.
Студента я последний раз видел через полгода после злополучной краковской охоты. Он выглядел расстроенным и угрюмым, на вопросы товарищей-птенцов отвечал резко и односложно, оставаясь все время погруженным в свои собственные мысли. Поговаривали, что он выпросил у пана Мжислава Ястжембицкого разрешение отправиться в Лотарингию, к старинному приятелю пана Ладвига фон Раабе, Антуану Кламбо, который очень серьезно занимался чернокнижничеством и имел списки с таких трудов, как «Энума Элиш», «Дхиан», «Китаб-аль-Азиф» и «Китаб-аль-Фихрист»[93]. Обращение к великим богам прошлого, именуемым Древними, должно было наполнить Чеслава особой силой и подготовить к решающей схватке с принцем. Другие птенцы болтали, что уехать он уехал, но не в Лотарингию, а в Шампань, и не к малоизвестному, скромному чародею Кламбо, а к самому великому и ужасному Жилю де Рецу, чьим именем французские матери пугали детей на протяжении нескольких десятков лет. Мессир де Рец, шептали они, открыл секрет, как кровный брат может стремительно набрать силу. Правда, для этого нужно использовать ванны из человеческой крови, ритуальные убийства девственниц, сожжение на алтарях младенцев… Желательно живьем. Хороший результат, якобы, давали смерти кровных братьев, но в этом случае, тот, кто желал воспользоваться высвобождающейся силой, должен был одолеть их собственноручно в поединке один на один. На дармовщинку, как говорится, не получается. Признаться, положа руку на сердце, нашлись среди птенцов пана Мжислава и такие, кто решил, что школяр попросту сбежал, рассчитывая спрятаться и переждать в укромном месте. Я старался пропускать последние слухи мимо ушей. Хотя неприязнь к Чеславу бурлила в моем сердце, я не желал уподобляться сплетникам, памятуя о рыцарской чести.
