Одержимый - Александр Гедеон
— Говорить можешь? — спросил Стриж у саблезубого.
Тот раскрыл пасть, издал серию невнятных звуков, а потом огорчённо мотнул головой. Посидев секунду, он решительно разгрёб лапой солому. Под ней оказался слой песка. По-своему разумно: лошади не кошки, к лотку не приучены, гадят там, где приспичит. Что не впитает солома — уйдёт в песок, который затем уберут лопатой и насыпят свежий.
Саблезуб выпустил когти, втянул, снова выпустил, затем опять втянул и, наконец, сумел выпустить не все, а один-единственный. Победно рыкнув, он начал медленно и старательно, как первоклашка, чертить буквы.
«Только бы не арабский, или какие иероглифы», — мысленно взмолился Стриж.
Они с Мией подошли ближе, читая то, что корябал саблезубый. Повезло — пусть коряво, но вполне узнаваемо рыжая лапа выводила латинские буквы, складывающиеся в текст. Немецкий.
— Я в аду? — вслух прочитал Лёха, знавший этот язык достаточно хорошо.
В училище он освоил немецкий, английский и худо-бедно французский. Из всех трёх до этих пор на практике пригодился лишь французский, во время командировки в ЦАР. На английском и немецком Лёха читал книги и статьи — просто чтобы не забыть языки. Если первый год после выпуска он ещё заглядывал в словари, то к моменту поездки в Мозамбик насобачился вполне сносно.
Теперь пришла пора проверить свой уровень знаний с носителем немецкого.
«Ну, колбасник, в аду ты, или нет, зависит от того, кто ты есть», — подумал Стриж.
Если им не повезло выловить какого-нибудь фашиста он лично попросит Лауру превратить мразоту в безвольный кусок мяса. И будет наблюдать за этим, потягивая вино из бокала.
Вслух же он сказал:
— Нет.
— Что такое «ад»? — уточнил Даран.
— Место, куда души плохих людей попадают после смерти, — машинально ответил Лёха, — чтобы там страдать за свои преступления.
Миа невесело усмехнулась и поинтересовалась:
— Алекс, тебе не кажется, что это вполне точно описывает произошедшее с нами?
Стриж хотел было возразить, напомнив о чертях и котлах, но задумался. А ведь похоже. И пусть тут нет котлов, зато есть демоны, некоторые даже с копытами и рогами. В разных религиях и мифах у загробного мира своё описание. В Греции, к примеру, был трёхголовый Цербер. Подобную тварь Лёха видел при атаке на лагерь Гарма. Козлоголовый демон ему тоже встречался, вполне библейский персонаж, если вдуматься. Скандинавский ад и вовсе ледяной, совсем как разломы в мир демонов. И те вполне способны вселяться в людей. Он как раз отличный тому пример.
Так может он и правда попал сюда не случайно, а за всё то, что успел совершить за жизнь? По меньшей мере заповедь «не убей» он нарушал очень много раз. Вдруг за это после смерти ему положено было стать безропотной пустышкой для какого-нибудь мага, проходя свои круги страдания и боли?
— Алекс, ты в норме? — вопрос эльфийки помог вернуться к реальности.
Лёха тряхнул головой, отгоняя неуместные и ненужные сейчас мысли.
— Да, обдумывал разговор, — солгал он.
О вопросах он подумал гораздо раньше, отдавая предпочтение тем, на которые можно ответить только «да» или «нет».
— Ты солдат? — спросил он саблезубого.
Тот кивнул и неумело вывел когтем «офицер».
— Он офицер, — озвучил Стриж и тут же задал вопрос. — Какой армии? Род войск?
Сейчас решится всё. Если эсэсман — однозначно в расход.
Коготь погрузился в песок, выводя новую строчку.
— Дойче Кайзерслихес Геер, — Лёха выдохнул. — Германская имперская армия.
— Из твоего времени? — уточнила Миа.
— Нет, раньше, — мотнул головой Лёха. — Так немецкая армия называлась с конца девятнадцатого века до конца Первой мировой. До восемнадцатого года двадцатого века то есть.
Понимания на лице эльфийки не прибавилось. Историей войн докосмической эпохи она явно не интересовалась. А вот саблезубый услышал и понял. Коготь замер. Зверь медленно повернул голову к Лёхе. Моргнул, а потом затёр лапой всё написанное и принялся яростно чёркать когтем по очищенному от букв песку.
— Первая мировая, — с трудом разобрал Стриж написанное. — Началась в одна тысяча девятьсот четырнадцатом… Да, именно. И закончилась в ноябре восемнадцатого.
Из-под когтя вновь полетел песок.
— Кто победил? — Стриж вздохнул, помедлил и ответил: — Антанта[17].
Из саблезубого будто выпустили воздух. Он даже в размерах словно уменьшился.
— Мировая война, — задумчиво произнесла Райна. — Как это? В ваш мир тоже вторглись демоны?
Лёха горько усмехнулся:
— Нет, с задачей массовых убийств мы блестяще справляемся и сами.
«Вы не едите поверженных врагов, — вмешалась Белочка. — Вы не поглощаете души. Вы испепеляете целые города и убиваете миллионы просто так, без особого смысла. Большинство из вас даже не испытывает от этого удовольствие. Вы — варвары даже по моим меркам».
Стриж не сумел понять, насмехался демон, или говорил всерьёз.
Саблезубый, тем временем, встряхнулся и вновь заскрёб когтем.
«Что вам нужно?»
— Как тебя звать-то? — вместо ответа спросил Стриж.
«Капитан Гюнтер Хейман».
— А род войск?
Гюнтер обернулся к Лёхе, будто размышляя — стоит отвечать, или нет? Но всё же накорябал.
«Сапёр. Если это не бред от морфия, то я погиб у Месен».
Стриж оценил выдержку этого человека. О Мессинской операции он, как и все, изучавшие военную историю, читал. Эта битва вошла в учебники как пример самого масштабного использования саперных подразделений. Англичане заложили под немецкие позиции и взорвали больше шестисот тонн взрывчатки, убив разом свыше десяти тысяч человек. Таким образом, бритнаские сапёры установили печальный мировой рекорд, устроив самый смертоносный неядерный взрыв в истории. Кратеры, оставшиеся с тех пор, превратились в достопримечательности, куда возят туристов.
Если этот Гюнтер сапёр, погибший от взрыва — то скорее всего…
— Ты тоннельщик? — озвучил Стриж свою догадку.
Хейман посмотрел ему в глаза и молча кивнул.
— Он ни хера ж себе… — уважительно пробормотал Лёха.
Любой, кто знаком с историей Первой мировой чуть глубже, чем даты начала и конца, слышал про этих людей. Тоннельщики, они же «кроты», «крысы», «пинающие глину», — одно из порождений «позиционного тупика», в котором к пятнадцатому году оказались все воюющие стороны на Западном фронте.
Окопы, сплошной линией протянувшиеся от Северного моря до границы Швейцарии, стали кошмаром для атакующих. Пехота, застрявшая в рядах колючей проволоки, выкашивалась пулемётами, разрывалась в клочья артиллерией. Лобовой штурм даже после артиллерийской подготовки по большей части превращался в форму массового самоубийства. И тогда вспомнили опыт прошлых лет с подкопами под вражеские укрепления. Пришёл черёд «подземной войны».
Созданные по обе стороны фронта специальные сапёрные команды рыли тоннели, пробираясь под окопы врага. Навстречу им «коллеги с той стороны» прокладывали контргалареи.
