XXI век не той эры (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна
— Хочешь сказать, тебе подобного никогда не надеть? — мрачно и даже почти зло усмехнулась она. — Ошибаешься, Оля. Наденешь. И его, и всё прочее, и много чего ещё.
— Но меня же…
— Нет, — резко возразила она. Потом уже мягче добавила. — Не беспокойся об этом, никто не планирует тебя убивать. Вернее, я этого не планирую, — губы опять изогнулись в той же мстительной усмешке, и мне стало очень неуютно. Окинув меня взглядом, Императрица, прикрыв на мгновение глаза, глубоко вздохнула и тихо проговорила. — Видишь ли, Оля, я, в отличие от некоторых истеричных параноиков, не считаю твою смерть необходимой. Милый Пазолини, знакомый тебе доктор Паоло, уже сделал подробный доклад. В том, что с тобой сделали циаматы, они вполне разобрались, и он лично пообещал мне, что не позже чем через месяц тебя окончательно избавят от этой дряни. Чтобы ты окончательно успокоилась, даю слово Императрицы, что приказ о твоём устранении в связи с этой историей — то есть, твоей «потенциальной опасностью» и прочим, — подписан не будет. В будущем, если совершишь какое-нибудь тяжкое преступление, уж извини, — она, усмехнувшись, пожала плечами. — Но не теперь и не в связи с тем, в чём ты совершенно не виновата. На мой вкус и так каждый день умирает довольно людей. Ты мне веришь?
Я только кивнула, не в состоянии ничего сказать. Вот теперь я точно знала, что чувствует приговорённый, внезапно услышав приказ о помиловании. Сердце колотилось в груди в отчаянном ужасе, дыхание перехватывало, и одновременно казалось, что я могу взлететь. Вот прямо сейчас.
Я буду жить. Поверить в эти слова было невероятно сложно, но они были прекрасны, прекрасней всего на свете. Мне в данный момент было плевать и на странности собственного бытия, и на неопределённость будущего. Придумаю что-нибудь. Главное, Императрица оправдала мою самую первую и самую отчаянную надежду: она меня помиловала. Не знаю, чем она при этом руководствовалась, да и не хочу знать. Главное, она дала мне слово, а слово абсолюта в этом мире значит очень много.
— Только одно небольшое условие, — вернула меня с небес на землю Императрица. — Да нет, не пугайся, — рассмеялась она, видимо, отметив, как я переменилась в лице. — Ничего страшного или серьёзного. Просто об этом обещании, да и о моём визите ты никому не должна говорить. Особенно, Ульвару.
— А вещи?
— Нет ничего проще. Меня-то здесь не было, а это — просто небольшая посылка от меня, — отмахнулась она.
— А можно узнать, почему? — осторожно уточнила я, медленно опускаясь на ковёр. Почему-то у меня вдруг ослабли колени, и стоять стало решительно невозможно.
— Тебе — можно, — вновь мстительно улыбнулась она. — Видишь ли, я изволю гневаться. Нет, не на тебя, не вздрагивай. На Ульвара. И желаю его наказать. Может быть, слишком жестоко, но, во-первых, по-другому он просто не поймёт, а, во-вторых, он действительно заслужил. За что? Во-первых, за непослушание. Видишь ли, сын Тора… очень избалованный мальчик. Ну, был когда-то, но сейчас это всё равно сказывается. Он привык решать всё за себя и за окружающих самостоятельно. Спору нет, он действительно очень редко ошибается и совсем уж никогда не отступает от буквы долга. Но меня ужасно раздражает, когда кто-то пытается не дать мне немного посамодруствовать в волю. Императрица я, в конце концов, или где! Больше месяца назад я просила его привезти тебя ко мне во дворец, чтобы немного поболтать по-девичьи о моде, пелёнках и распашонках. А этот интриган решил под шумок ослушаться, сваливая всё на неотложные дела и требования института. Детский сад, честное слово, как будто я не могу связаться с институтом. В общем, настроение у меня уже пропало, да и дел много было, но, как говорится, осадок остался. Ну, а, во-вторых, я, как любой нормальный человек, обладаю определёнными слабостями. И, как истинная вседержительница, очень не люблю, когда кто-то из моих ближайших подданных в чём-то столь откровенно и нагло меня превосходит. И если ум я ещё могу простить, ибо вещь в хозяйстве полезная, то безупречность некоторых меня просто раздражает. В частности, как раз вот это самое отсутствие у сына Тора слабостей, которое он много лет демонстрирует всему миру. И мне мелочно хочется утереть ему нос, доказав, что и у него есть пресловутые болевые точки, причём совсем не там, где он может этого ожидать. И преподать урок. А лучше всего урок усваивается, когда неправильный ответ сопровождается болью. Ты просто не представляешь, насколько мне надоела титанидовая непрошибаемость Ульвара, и насколько сильно мне хочется сделать ему очень-очень больно. Чем дальше, тем больше он напоминает мне какой-то механизм, а не живого человека, а это неправильно. Да ладно, не смотри на меня как на сумасшедшую. Он выживет, и даже не очень пострадает; зато, надеюсь, здорово поумнеет. Уж ты точно в выигрыше останешься, а у меня сейчас есть настроение немного тебя побаловать. Пользуйся, — светло и ласково улыбнулась она.
Ох, правильно эта женщина с первого взгляда меня насторожила. Не знаю, чем ей так досадил Ульвар: тем ли, о чём она говорила, или чем-то ещё, но мне его уже заранее было жалко. Хотя, в отличие от него, я её распоряжения нарушать не рискну. Сказали молчать — буду молчать. Тем более, в общении с сыном Тора это очень просто сделать.
— А от меня требуется только молчать? — на всякий случай уточнила я.
— Ну да, — Императрица пожала плечами. — И ещё помнить, что ничего плохого тебе не грозит, я ведь обещала. Да и вообще, не волнуйся, тебе это вредно, а я ещё очень хочу посмотреть, как жуткий Бич Терры будет нянчить собственного отпрыска, — и она настолько проказливо-ехидно ухмыльнулась, что я тоже не удержалась от улыбки. Почему-то при этих словах Её Величества мне представилась удивительно потешная и убийственно сюрреалистическая картина в виде Ульвара в переднике и с детской бутылочкой в руках. Стало смешно и страшно одновременно.
Дальше Императрица решила, что потрясений с меня на сегодня вполне достаточно, и день прошёл удивительно легко и даже беззаботно. Меня заставили… Точнее, нет, заставили — это я ищу отговорки. Мне разрешили перемерять все подарки, и это был самый настоящий праздник. Причём процесс происходил при участии Её Величества (преимущественно, пассивном) и отчего-то крайне счастливой Веры (кажется, кто-то в детстве не наигрался в куклы). Меня вертели, поправляли, прикладывали шарфики, порывались сделать причёску (я в конце концов сдалась; гулять так гулять!).
Первый раз за прошедшие в этом мире несколько месяцев я чувствовала себя живым человеком. Не «женщиной для тепла», не табуреткой, не подозрительным объектом. Со мной разговаривали, моего мнения спрашивали, и действительно им интересовались. Я в конце концов первый раз за всё это время смеялась, а не заставляла себя улыбаться назло всему. И за это я была бесконечно благодарна Её Величеству, даже готова была присягнуть ей прямо там на вечную верность, или дать ещё какую-нибудь страшную клятву. Только в клятвах моих Императрица явно не нуждалась. Да и вообще непонятно, зачем ей всё это было надо. Может, тоже хотела отвлечься от собственных проблем, и на какое-то время притвориться милой беззаботной девчонкой? Я же честно притворялась, что верю. И даже порой перескакивала на «ты» (честно, совершенно случайно; из меня плохая актриса), что её крайне забавляло.
В общем, день удался на славу. Не знаю, где прятались всё это время охранники; вспомнила я о них только тогда, когда Императрица единственным взмахом руки оборвала наш балаган. То есть, она просто махнула рукой, а мы как по команде замерли с пучком шарфиков в руках. Как-то вдруг совершенно отчётливо и без слов стало понятно, что время вышло.
— Ещё увидимся, Оля. Помни, о чём я тебе говорила, — на прощание улыбнулась женщина и исчезла. На ковёр опустился уже хорошо знакомый мне кругляш. Может, потому она в нашем безобразии и не участвовала, что была тут не во плоти?
— Надеюсь, — вздохнула я.
— Что, белый варвар совсем утомил? — понимающе улыбнулась Вера, подбирая приборчик и возвращая мне шарфики.
