Филип Фармер - Пир потаенный

Сдвинув брови, Калибан хмуро взглянул на меня и прервал вопросом:

– Что это еще за бредни, Грандрит?

– Это не бредни. Нашим дедом был этот норвежский великан, – ответил я. – Доказательства этому, признаю, у меня скорее умозрительные, ни один трибунал не принял бы их в расчет. И, однако, это правда. Нашим дедом был один из Девяти! Старик, которого мы знали под именем Ксоксаз! Что на старогерманском означает «Высокопоставленный»! Во время своих визитов в Грандрит он употреблял псевдоним «Билейдж». В переводе с древненорвежского это значит «тот-чей-глаз-обманывает», другими словами «кривой»!

– Ты уверен в этом?

Судя по всему, огромная эрудиция Калибана не включала в себя знаний древнегерманских языков и мифов.

– Этот человек, которого мы знали, как одного из Девяти, этот Ксоксаз, должен был родиться еще в палеолите, – продолжил я. – Я не знаю возраста, который он мог бы иметь. Тридцать тысяч лет. Или, быть может, двадцать тысяч. Кто мог знать его историю? Когда-то, в очень древние времена, он обосновался на юге современной Швеции вместе с двумя другими членами Девяти, которые, возможно, были его братьями. Они находились там в то время, когда уршпрах, язык-прародитель всей индоевропейской группы языков, стал видоизменяться в то, что теперь называется общегерманским наречием, которое, со своей стороны, стало основой всех современных языков германской группы: английского, верхне-и нижненемецкого и норвежского. По причине, которой я не знаю, братья стали воплощением живых богов. Быть может, в силу огромных знаний, накопленных ими за столь долгую жизнь, не знаю. Они не были, конечно, ИСТИННЫМИ богами, но древние германцы воспринимали их в этом качестве и оказывали соответствующие почести, вплоть до жертвоприношений. В чем я абсолютно уверен, так это в том, что Ксоксаз, Эбназ и Тритджаз – Высокопоставленный, Равновеликий и Третий – составляли мужской триумвират в древней германской религии. Позже их стали воспринимать вместе как трех братьев. Кстати говоря, Ивалдир, наш знаменитый гном, их современник. Вначале они правили народом троглодитов, живущих в пещерах или в глубоко вырытых норах. Общегерманский язык исчез, конечно, очень давно, но наша троица продолжала говорить на нем между собой вплоть до наших дней. В какой-то момент человеческой истории они перестали появляться на людях в качестве живых богов. Они сбросили с себя личину божеств, как бы добровольно отреклись от них, и решили выступить в новом качестве, создав в конце концов орден Девяти.

Калибан ошеломленно встряхнул несколько раз головой и посмотрел на меня, как обычно смотрят на сумасшедших. Я продолжал:

– Наш отец получал эликсир от Девяти. Он, как и мы, был их служителем. – Здесь я поправился. – Как и я был им до недавнего времени. Потом с ним случилась та же история, что и с нами. Побочным действием эликсира является то, что по истечении определенного времени человек, принимающий его, становится сумасшедшим. Пусть даже это помрачение разума и носит временный характер. Эффект действия этого эликсира носит характер как чисто физиологический, так и психический. В каждом из нас сидит какое-то извращение, с точки зрения современной морали и этики. Но оно сидит так глубоко, что очень часто человек проживает всю жизнь, даже не подозревая о его присутствии. Эликсир же заставляет его вынырнуть из самых потаенных глубин подсознания наружу и на какое-то время делает его доминирующим фактором на психику человека. Ты сам врач и знаешь, что это и есть психоз. Форма психоза каждый раз зависит, конечно, от особенностей личности отдельно взятого индивидуума. Разберем мой пример, Калибан. Слушай, ты не думаешь, что нам пора перейти на «ты». Ведь братья, что ни говори! Так вот, возьмем, к примеру, меня. Я всегда считал, что очень здраво отношусь к акту убийства. Так же, как, впрочем, и к сексу. Но где-то глубоко во мне имеется связь между ними обоими. Что-то во мне отождествляет убийство с коитусом. И в том и в другом случае я проникаю в чужое тело, непосредственно или опосредованно, ощущая при этом либо оргазм, либо то, что Ницше называл «наслаждением ножа».

А теперь, брат мой Док, разберем твой случай. Вплоть до самого недавнего времени ты всегда избегал убивать, за исключением случаев, когда это было совершенно уж необходимо.

Скажем, ты защищал свою жизнь. Ты щадил даже тех, кто заслуживал кары худшей, чем смерть. Но желание убивать сидело в тебе, Док. Где-то там, очень глубоко внутри. До поры, до времени сдерживаемое тем воспитанием, которое ты получил. И для тебя тоже смерть была эквивалентом коитуса.

А теперь возьми нашего отца, Док. Он стал сумасшедшим, и наш дядя запер его в башне замка. Он убегает и начинает бродить по самому дну Лондона. И вот здесь он дал волю овладевшему им помрачению, которое толкнуло его к столь многочисленным кровавым убийствам в основном в среде проституток, что его прозвище стало с тех пор нарицательным и живет в народе до сих пор. Кто не знает Джека Потрошителя? Но что его толкало на это, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Можно лишь предполагать. Он силой взял мою мать, и вот он я, результат этого насилия. Затем он эмигрировал в Америку. И наваждение кончилось. Вновь что-то произошло в таинственной глубине его сознания и помрачение исчезло, будто сдунутое ветром, как-то разом, почти мгновенно. Он взял себе новую фамилию, ту, что ты носишь сейчас, Калибан, и посвятил свою жизнь борьбе с преступностью. Конечно, здесь сыграли свою роль угрызения его совести. Он хоть чем-то хотел искупить то зло, которое он совершил в Англии, Ты никогда не задумывался о своем имени, Док? Нет? Оно ничто тебе не напоминает? Это же имя еще одного дикаря. Чудовища из «Бури» Шекспира, этого литературного архитипа дикаря. Калибан – это анаграмма «Каннибала». Выбирая это имя, наш отец хотел, чтобы оно постоянно напоминало ему о том, кем он был когда-то. Поэтому он столько времени посвятил твоему воспитанию. Его заветным желанием стало выковать из тебя закаленного бойца за Добро. И он сделал из тебя сверхчеловека, обуянного добродетелями. Он научил тебя ненавидеть Зло и бороться с ним. Но, при этом, он еще научил тебя и любить преступников, вместо того, чтобы наказывать их или мстить им. Ненавидеть грех, но не грешника. Что, в общем-то, весьма трудная задача, а может быть, и вообще невозможная. Подобное отношение к преступности чревато самыми разнообразными конфликтами. Ты поклялся быть супербойскаутом. Твой отец хотел сделать из тебя сверхчеловека и физически, и психологически. Но ему не удалось бы это, не будь в тебе с самого начала генетически заложенного превосходства над обычным, средним человеком. У тебя скелет и мускулатура человека каменного века, благодаря тому, что твой дед был ИСТИННЫМ представителем палеолита. У меня такое впечатление, что в нашей семье всегда преобладало это начало. Вернее, нет, не так. В ее кровь часто делали инъекции палеолитической добавки в виде периодически появляющихся незаконных отцов и матерей. Так что история с нашим дедом должна быть не единственной на протяжении веков. Откуда мы можем знать, сколько раз Ксоксаз или его братья под тем или иным видом появлялись в Грандрите, чтобы добавить своих ген в генофонд нашей семьи? Замок Грандрит им служил своеобразной естественной генетической лабораторией, чем-то вроде конезавода. Центр Воспроизводства Трех Братьев! Звучит?! Пришло время, и Девять нашли тебя, Док. Как и меня и многих других. И ты продал им свою душу, как мы все, в обмен на бессмертие.

– Мою душу? Какую душу? – спросил Калибан. Тон был его саркастичен, но лицо как всегда непроницаемо. Однако в самой глубине его зеленых глаз прыгали и метались золотистые искорки. Только я не знал, чему приписать их появление: сомнению, которое в нем вызвали мои слова, или желанию убить.

– Это метафора, – объяснил я. – Ты знаешь, что я имел в виду.

– Так ты что, действительно думаешь, что наш дед, который мог бы быть нашим же архипредком и много раз просто нашим предком, был не кто иной, как тот богочеловек, которого древние германцы знали под именем Вотен, потом Ватан, затем Один и так далее?

– Да, – сказал я. – Я думаю, что Девять хотят, чтобы кресло нашего деда навсегда осталось в семье. Поэтому они сделали все, чтобы мы стали тем, кто мы есть. Я их кандидат типа «человек из джунглей», ты – типа «человек из города». Должно быть, это их забавляет. А может быть, в каменном веке существовал обычай, что два брата должны были сражаться насмерть, чтобы один из них стал вождем. Кто знает? В любом случае, им совершенно все равно, кто из нас будет убит.

– Мне кажется, ты пытаешься подсластить пилюлю, – сказал Калибан.

Тут даже Триш не выдержала и воскликнула:

– О, Док! Прислушайся к его словам! Я верю, что он говорит правду!

– А я не верю, – глухо отозвался Док. – И даже если он прав, один из нас все равно должен умереть.

– Я не буду с тобой драться ради сомнительного удовольствия заседать за столом Девяти.