Сергей Куприянов - Темные ветры империи

— Потрепаться я могу, время есть. Только куда я его дену? В воду поставлю?

В ответ я расслышал только «мать» с восклицательной интонацией и несколько удаляющихся шагов. Я посветил на лягушку. Она сидела на прежнем месте и, часто пульсируя горлом, смотрела на меня сине-зелеными глазами. Сокамерница. Останешься тут или вместе станем выбираться? Похоже, я впадаю в истерику. Поаккуратнее бы надо.

Да уж, картина мира здорово меняется. Мы многого не учли. Как выясняется, слишком многого. Надо было внимательнее, тщательнее вглядываться в соответствующую эпоху. Если сейчас у солдата в каске нет компьютера, то это не солдат, а статист на поле боя. Даже хуже того, мишень. На душу населения приходится по несколько — до полутора десятков — электронных устройств. А тогда? На всю страну да такого класса ни одного. Что там на страну. На весь мир! Я не эксперт, хотя, как сказано в одном замечательном фильме, побросало меня по свету. Пришлось повидать как дикую нищету, так и дикую, просто неуправляемую роскошь. Земля и небо. Причем земля самая грязьнючая, говняная и пыльная, а небо, само собой, необычайно, невероятно золотое в щедрой бриллиантовой россыпи. При этом, замечу в скобках и не сильно по теме, процент счастливых людей там и там далеко не всегда соответствует окружающей индивидуума обстановке. Впрочем, среди бедных несчастливых всегда больше.

Черт! Чем дальше, тем больше меня почему-то стала интересовать тема бедности и богатства, хотя умом я понимаю, что это всего лишь стон, который песней зовется. Ведь все же понятно. Хочешь много денег — крутись-вертись волчком. Правда, тут мы, прокурорские, всегда рядышком, не забывайте о нас. Нет — лежи, открыв пасть, и жди, когда в нее упадет банан. Или яблоко. Или ни хрена не упадет. Старею, должно быть. Или это каземат так давит на мозг? В застенках все стонут одинаково. Только тут какие-то уж больно ядреные. Я начал ощущать, что мне не хватает кислорода.

Косой луч солнца снова вспорол мою темницу.

— Лови!

У меня хватило ума не выполнять команду. Наоборот, я отступил к стенке и сел на корточки, обхватив голову руками и подставляя под взрыв левый бок. У этих хватит ума кинуть гранату, хотя до конца я в это не верил. Какой смысл им рушить такое замечательное сооружение? Вот уж никогда не думал, что угожу в зиндан.

Что-то упало, глухо ухнув и обдав меня ржавыми брызгами. Я открыл глаза. Чурбан. В луже лежал березовый чурбан. Пенек. Кусок древесного ствола длиной не больше полуметра.

— Поймал?

— А то.

— Заместо стола у тебя будет. Опускаю. Принимай.

Сверху мелкими рывками спускалась сумка, по виду кожаная. Веревка, к которой она была привязана, тонкая, не веревка даже, бечевка. Я сунул фонарик в карман и принял посылку, от которой тянулся провод.

— Готово?

Хоть бы показался, что ли.

— Чего молчишь?

Да хочу и молчу. Что я, отчитываться перед тобой должен? Перетопчешься. Я открыл сумку. Да уж, такого аппарата мне видеть не приходилось. Архаика. Такому место в музее.

— Попов! — не выдержал он.

— Да здесь я. Чего орешь? Как этой штукой пользоваться-то?

— Крутанешь ручку, пойдет вызов. Говоришь — нажимаешь кнопку. Слушаешь — отпускаешь. Давай быстро. Ждут.

— Кто ждет?

— Кто надо. И мой тебе совет, не тяни время. Все.

И дверь захлопнулась. Ладно, наплевать. Я принялся за изучение этого монстра. Уже через пару минут я знал, что это американский полевой телефон ЕЕ-108, изготовленный специально для Советского Союза в рамках поставки по ленд-лизу. Про ленд-лиз на нем, понятно, ни слова не было, но выполненная на русском языке схема аппарата позволяла это предположить с большой долей уверенности. Кстати, на схеме напрочь отсутствовала батарея или любой иной элемент питания. Я не бог весть какой знаток истории, но понимаю, что в начальный период той страшной войны в подвергшейся нападению стране с ними, то есть с батареями, как, впрочем, и со многим другим, имелись большущие проблемы.

Усевшись на пенек, я разместил аппарат на коленях — так и до комфорта недалеко! — и крутанул ручку. Трубка отозвалась почти сразу.

— Слушаю.

— Это кто?

Звук был скверным и чудовищно искаженным. Но, кажется, я узнал абонента. Что не мешало мне пытаться добыть информацию.

— Похоже, вы достаточно благоразумны, — проигнорировал он мой вопрос. — Надеюсь, вы готовы поделиться целью вашего визита к нам.

Такое впечатление, что голос склепан из жестяных листов.

— С кем я говорю?

— Со мной. Не нужно задавать глупых вопросов.

— Я есть хочу.

— Вам же предлагалось. Ладно, покормим. Итак?

— Я уже говорил. Могу только повторить. Хотя вряд ли в этом есть необходимость.

— Она есть. Поверьте. Нам нужны ваши истинные цели, а не отговорки.

— Мне нужно подумать.

— О чем? Просто скажите правду и все на этом закончится.

— В каком смысле?

— В самом положительном.

— Для кого положительном?

— Не стоит играть словами. Не надо. Мы — я имею в виду всех нас, вас в том числе, — заинтересованы только в правде. Надеюсь, вы это понимаете. Должны понимать.

— А если нет?

Ответа, который я получил, ну уж совсем не ожидал.

— Вам же намекали про канализацию.

Качество звука ужасное настолько, что большую часть слов я просто угадывал. И тут подумал, что просто ослышался.

— Про что?

— Нашу канализационную систему, — почти по слогам ответили мне. — Там, где вы находитесь, раньше отстаивались фекальные массы. Это слово вам знакомо?

— Говно? — удивился я. Да чего там удивился! По сравнению с тем, что я ощутил, слово «шок» кажется детской глупостью, вроде ковыряния в носу. То есть я где? Ответ, что называется, напрашивается сам собой.

— Можно и так сказать. Могу добавить, что в случае необходимости существующая система сброса позволяет оперативно переключиться на старые накопители. То есть туда, где вы в данный момент находитесь.

Вот уж в чем в чем, а быть утопленном в дерьме я никогда не хотел. Совсем не героический финал, согласитесь. Хотя — я быстренько прикинул — возможности поселения несколько далеки от того, чтобы меня утопить сразу. Но для того, чтобы подпортить имидж и настроение, у них мощи хватит.

— Вы серьезно?

— Конечно. Время от времени мы это практикуем. Теперь я понял страх и терзания Йосика. Тут могут крепко подпортить биографию. Не то что закуришь, запьешь. Или чего похуже.

— А не боитесь?

— Нам нечего бояться. Вы не первый, кто хотел нас учить, как жить. Нет, далеко не первый. Так вы намерены отвечать на наши вопросы?

— В принципе… Мне нужно собраться с мыслями.

Ну упырь. Ну гад! Ладно, поговорим. Поиграем в вопросы и ответы. Я тоже умею задавать. Теперь мы посмотрим, у кого это лучше получается.

— Надеюсь, десяти минут вам хватит для раздумий. Только вот еще что. Пока вы там собираетесь, — мне показалось, что он подавил смешок. Впрочем, качество звука такое, что это можно отнести и на помехи. Это же сколько лет этой технике? И ведь работает. — Сколько с вами людей?

— До хрена! — истерично крикнул я и отпустил кнопку на трубке.

Десять минут? Ладно, пусть так. Я аккуратно поставил аппарат на пенек. Теперь нужно действовать быстро. Десять минут. Допустим, абонент пребывает в задумчивости. Или прострации. Или… М-да. Там, где он на самом деле и есть.

Уже через полминуты убранный в сумку телефонный аппарат лежал в луже, а я, встав на пенек, сооружал себе лестницу. Не скажу, что раскладной сюрикен самая лучшая ступенька в мире, видали и получше, но в моем положении выбирать не приходилось.

Как и многие, я читал сказки про ниндзя. По отвесной каменной стене при помощи перчатки с когтями… Не знаю, сам не видел такого никогда. А вот по крючьям или ножам взбираться приходилось, правда, не с такой ловкостью, как это в кино показывают. Я засек — на сооружение лестницы и сам подъем у меня ушло шесть минут с четвертью. При этом в это время вошла одна неудачная попытка, когда я сорвался уже на второй ступеньке. Точнее, лезвие просто выскочило из стены.

Я где-то читал, что человек, взвешиваясь в стойке на голове, весит меньше, чем при стандартной позиции, то есть на своих двоих. Даже опыты на добровольцах проводили. Точно не помню всей аргументации, но что-то шибко умное, вроде того, что дух человека стремится к небу. Во время этого подъема моя душа как никогда стремилась ввысь, иначе мне ни за что не подняться бы по той хилой конструкции, что я соорудил. Это было сродни тому, как если подниматься по воткнутым в стену спичкам.

Я опасался, что самой большой проблемой окажется перебраться в желоб, по которому — брр! — но все оказалось куда проще, чем предполагалось. Его я преодолел почти не касаясь, как на крыльях, не в силах забыть, для чего он использовался. Проклятое воображение! Ведь даже запах уже не чувствуется.