Андрей Щупов - Прыжок Ящера
Я не ошибся. Это был и впрямь «мой любимый» мент. Руоповец Костиков собственной персоной, один из немногих честных ментов, имена коих следует искать в многотомных скрижалях Великой Красной Книги.
Нахмурившись, Гонтарь обернулся.
— Отпустить восвояси?
— Зачем же… Пригласи ко мне в кабину. Без грубых слов, вежливо.
Последнее слово моим парням было едва ли знакомо, и все же под умелым руководством Гонтаря с задачей они справились. Долго не ерепенясь, капитан выбрался из «Жигулей», зашагал в мою сторону.
— Дюже вы нервные стали, Павел Игнатьевич! — пробурчал он вместо приветствия. — Ехали бы себе и ехали. Мешал я вам, что ли?
— Не сердитесь, — я приглашающе распахнул дверцу. — Будьте как дома!
Костиков, помешкав, залез в салон. Глянув на мой гипс, хмыкнул:
— Бандитская пуля?
— Она самая. Какими судьбами, капитан? Все никак не можете меня позабыть?
— Увы, даже в кошмарах являетесь. Рад бы забыть, да не получается.
— Что так?
— Разве непонятно? От ваших проказ весь город на ушах стоит. Сначала «Харбин», потом «Южный»… Не слишком ли много фейерверков для одного месяца?
Я пытливо оглядел офицера. Лицо капитана чуть расплывалось, зрение по сию пору не ладило с фокусом. Значит, с работы я убрался вовремя.
— Ладно, поговорим, — я тяжело вздохнул. — Что вы хотите знать, мсье Костиков?
— Я, кажется, объяснил.
— Зачем это вам? Надеетесь предотвратить очередной фейерверк?
— Надеюсь, — серьезно ответил он. — А еще надеюсь понять, какого черта вы вдруг взъярились. Жили себе, жили, дальше своей территории носа не совали, соседей, ясное дело, пощипывали, но все в меру, без геополитических амбиций. И вдруг нате вам! — Мороз, Поэль, «Харбин», «синие»! Прямо танатос какой-то устроили, ей-богу!
— Слова какие-то мудреные, — пробормотал я.
— Бросьте! Все вы прекрасно понимаете. Скажите честно, что за муха вас укусила?
— Сказал бы, да вы ж не поверите.
— А вы рискните.
Я прищурился.
— Видите ли, в некотором роде меня интересует то же самое.
— Не понял?
— Дело в том, что я тоже мечтаю выяснить, что за мухи-цокотухи на меня покушаются.
— Загадочно изъясняетесь!
— Так уж получается, Евгений Павлович. Хотел бы сказать яснее, да не выйдет.
— Все-таки попробуйте. Мне ведь любопытно. Вместе авось придем к утешающим выводам.
— Вам-то какой от этого прок?
— Самый прямой. Не буду вздрагивать во снах, гадая, какое очередное здание взлетит на воздух по утру. Город, знаете ли, привык спать по ночам, а какое уж тут спать под взрывы да выстрелы. Так что поделитесь, облегчите душу. Тем более, что у вас своя информация, у меня своя. Объединим — глядишь, что и выйдет.
— Провоцируете на исповедь?
— Ага. На совместный катарсис. Оно ж так всегда и бывает: выговориваемся, а потом легче становится.
— Может, еще хадж в Мекку посоветуете совершить? Так сказать, для полного очищения?
— Ну, это вам, пожалуй, слабо будет. Не сумеете. А вот потолковать по душам могли бы попытаться.
— Полагаете, получится?
— Ну… Во всяком случае попробуем. То есть, может, я незамысловато рассуждаю, но, по-моему, для мира вы еще не потеряны.
— Что вы говорите!
— Да, да! Имеется, знаете ли, такое смешное подозрение. А значит, есть за что побороться.
— Видел я вашу борьбу!
— Да дело, собственно, не в нас. Есть, знаете ли, другие силы.
— Ну-ка, ну-ка! — я встрепенулся. — Пожурчи-ка мне насчет этих сил! Интересная темочка!
— И пожурчал бы. Только сдается мне, ты о них больше наслышан, чем я, — Костиков тоже перешел на «ты». — Как пить дать, наслышан, — потому и мечешься, как угорелый. Прищемили тебя, Ящер, хвост, на мозоль любимую наступили, вот ты и начал месить кулаками воздух.
— Продолжай!
— А что продолжать, — Костиков раздраженно пожал плечами. — генеральчик-то покойный от безопасности — тоже твоих рук дело, а это куда как серьезно!
— Что за фантазии! Причем тут я?
— Не юли! Притянуть мы тебя, конечно, не притянем, улик нет, да только стоит ли отпираться? Свои же люди! Твоих ребят у «Южного» в окрошку посекли, вот ты и подписал мужичку смертный приговор. Так сказать, за подлую измену. И все бы ничего, да только нестыковочка имеется в деле! Маленькая такая! С изюмину.
— Что еще за изюмина?
— Изюмина такая, что не сдавал тебя любимый твой генерал! Преданность хранил до гробовой доски.
— Не понял!
— А ты попробуй понять! Кто тебя долбал в «Южном», вообще никто не знает. Ясно, что не урки. Но и не безопасники — это точно. Последние после гибели генерала вообще всех на уши подняли, в войсковые части запросы не поленились послать, экстренное расследование развернули. — Костиков сердито сопел. — Даже гаишников с пристрастием прошерстили.
— И что?
— А ничего. Никого и ничего. Не въезжали в город броневики. Ни по одной из дорог. И ОМОН на твоих парней не кидался.
— А вы?
Капитан фыркнул.
— За свою службу я тоже ручаюсь.
— Великолепно! Кто же тогда бил по ресторану из пулеметов?
— А никто. Призраки. Возникли ниоткуда, сделали свое дело и растворились в воздухе.
— БТР-призраки? Весело! — я не улыбался.
— Еще бы! Вот и я, понимаешь, в задумчивости пребываю. Кого ж ты припек до такой степени, что давить тебя начали аж потусторонними силами? — Костиков вяло ухмыльнулся. — Может, ты из нацистов скрытных? Обидел какой-нибудь патриотический фронт — вот и мстят, голубчики.
Я поморщился.
— Бред сивой кобылы!
— Спасибо за кобылу. Но что мне, простите, еще предполагать и думать? Кончились мои варианты. Без того не густо было, а после той ноченьки окончательно иссякли. Реальное мягко перешло в ирреальную плоскость, а я, признаться, был материалистом, — таковым, наверное, и помру. Вот и хватаюсь за что ни попадя. Чем не соломинка — национальный вопрос? Его хоть пощупать можно! И, если, к примеру, ваши орлы раздолбали какую-нибудь синагогу или тех же мусульман обидели скабрезным анекдотом, тогда совсем другая история!
— Бросьте! — Мы снова были твердо на «вы». — Ни синагог, ни мусульманских кладбищ я не разорял.
— Значит, национализм здесь ни при чем?
— Какой там, к черту, национализм! Пушкин был негром, а Чаплин евреем. После таких примеров только последний идиот двинет в националисты. То есть, если руки чешутся, тогда, конечно! Можно и рубаху на груди рвать, и инородцев клеймить, но, честно говоря, мне это как-то без разницы — за чуб кого-либо дергать или за пейсы. — Выходит, опять несостыковочка. — Костиков вздохнул. — Никакой вы, к сожалению, не ура-патриот и не нацист. Ростом, так сказать, не вышли.
— А кто вышел?
— Вот и я о том же. Кто, черт подери, точит на вас зуб?
Я хмуро уставился в окно. Сказать было нечего.
— Мда… А ведь я, кажется, был с вами откровенен. И про генерала карманного все честь по чести объяснил, и от ярлыка нациста освободил. Чем порадуете в ответ?
Повернув голову, я встретил взгляд капитана. Глаза, в которые не слишком хотелось заглядывать. Та же безмерная усталость и то же безрадостное ожидание, все знакомо до слез. Точно в зеркало глянул. На самого себя. И не очень было похоже, чтобы он лукавил со мной. Даже гениальный актер на чем-нибудь да споткнется. Костиков действительно говорил правду. Не было у чекистов никакой особой программы, и Васильич накануне своего рывка наверх вряд ли стал бы так рисковать. Был я ему обязан, и он это прекрасно знал. Во всяком случае мог потерпеть еще какое-то время. Наверняка мог! И уж, конечно, не отважился бы кидать спецназовцев наобум, без надлежащей подготовки, без малейшей гарантии, что я не уйду из «Южного» живым. Не-ет! На такое едва ли он мог бы решиться.
Странно, что все это дошло до меня только теперь. Я ведь почти успокоился! Так просто и заманчиво было списать все на двойную игру Васильича. А он, оказывается, и не играл вовсе — послушно выполнял все мои директивы…
Я до хруста сжал кулаки, нервно передернул плечом. Что же в итоге? Вновь старое разбитое корыто? Возврат на исходные позиции? Очень похоже на то. И снова непонятно, кто и за что меня так не любит. Кинофильм, Поэль, радиошутки, от которых Август лез на потолок — это ведь тоже чья-то работа. Кропотливая и старательная. Плюс к тому новоиспеченные проблемы на таможне, его величество Шошин, коего по сию пору нигде не могут найти. Тоже какая-то мистика. В конец отчаявшийся чинуша готов был даже объявить его в розыск, хотя сам же посылал за ним сопровождающих. Кажется, пропали все разом — и Шошин, и конвой. Но это повалило уже после. Главная карусель пошла раскручиваться еще до «Харбина». Стало быть, происки американцев можно с чистой душой исключить. И «синие» из-за своих жмуриков не стали бы городить огород. Значит… Все бред и наваждение? Мы изобрели себе врага, выдули его, как детский шар, из воздуха?
