Василий Щепетнев - Испытание веры
Он махнул рукою, подзывая стражей.
Ладно. Впредь умнее будет. Помогать страждущим, утешать скорбящих. Молиться. Не брезговать повседневной работой.
Что-то уж очень хорошо притаились патрульные. День же.
Послышались шаги. Наконец-то.
— Пер Иеро? А где остальные?
Иеро вытер слезы.
— Капитан? Это вы?
— Это я, пер Иеро. Провожу обход патрулей. Хотите присоединиться?
— Нет, капитан, пожалуй, с меня хватит.
Капитан хмыкнул. Тихо, но явственно.
— Но куда делись Шалси и О'Коннор, пер Иеро?
— Должны… Должны быть здесь, — но Иеро понял, что не случайно патрульные отстали.
Отстали или пропали?
К полудню поднятые по тревоге стражники а с ними и свободные от смены рудокопы обшарили каждый дюйм окрестности Но-Ома.
Никаких следов патрульных Шалси и О'Коннора найти не удалось.
17
В зале советов, не так давно почти уютном, Иеро сейчас чувствовал себя хуже, чем в цирюльне. Хорошо, если только волосы остригут, а как и кожу прихватят?
Достопочтенный Хармсдоннер и капитан Брасье сидели напротив с видом серьезным и озабоченным. Если на то пошло, он, Иеро, не менее серьезен да что проку в серьезности? Сама по себе никакая серьезность не изловит ночную монструозию. Сколько склянок говорят они об одном и том же, об одном и том же!
— Нет, я ничего не слышал. Никакого шума, возни, возгласов, криков — ничего, — Иеро раздраженно смотрел на советников. — Я и не ждал нападения на патрульных. Я ждал нападения на себя, и потому не оглядывался.
— Они тоже, — пробормотал Брасье.
— Простите, капитан? — переспросил старшина.
— Я хочу сказать, что патрульные Шалси и О'Коннор, очевидно, все внимание уделяли перу Иеро. Они не могли допустить, чтобы с ним что-нибудь случилось, и, вследствие этого, перестали следить за собственной безопасностью. Этим и воспользовался враг.
— Вы полагаете, капитан Брасье, что это был один человек?
— Нет, достопочтенный Хармсдоннер. Это мог быть и не один, и не человек. Но в любом случае — враг. Враг умный и сильный. Он не попался в ловушку, измышленную пером Иеро, он сам воспользовался ею. Очень, очень умный враг. А то, что он бесшумно справился с двумя хорошо обученными и вооруженными стражами границы, говорит о его силе и ловкости. Мы трижды прочесали маршрут и не нашли ничего — ни следов, ни крови — ничего.
— Но, — решился, наконец, вставить слово Иеро, — возможно, они отклонились от маршрута?
Киллмен недружелюбно посмотрел на священника.
— Шалси и О'Коннор были хорошими солдатами. Они не могли нарушить приказ. Быть может, вы, пер Иеро, изменили его? Вас, как советника, они не могли ослушаться.
— Нет. Такого приказа я не давал, напротив, мне нужно было, чтобы патрульные строго придерживались маршрута. Иначе бы мой план не сработал.
Уж лучше бы он не сработал, говорило лицо капитана, но голос оставался бесстрастным.
— А вы сами, пер Иеро, не уклонялись от маршрута патруля? Все-таки место для вас новое, тем более, ночь, темнота.
— Я не уклонялся от маршрута, — так же бесстрастно ответил Иеро и перечислил по памяти все пункты-ориентиры.
Впечатления на Брасье его память не произвели никакого.
— Что ж, это лишь подтверждает мысль о том, что враг необычайно ловок и силен. Нам понадобятся все наши силы и все наше умение, чтобы остановить его.
— И первое, что мы должны сделать, это принять новый устав поселения, — добавил достопочтенный Хармсдоннер. — Предлагаю решить этот вопрос неотлагательно.
Вот так. Умный старшина, выбрал время. Сейчас, когда на Иеро легла, пусть и частичная, вина за гибель патрульных, он не чувствовал за собою права наложить вето на решение. Как, пер, вам мало гибели Шалси и О'Коннора?
Но он все-таки проголосовал против. Просто против, без вето.
— Итак, двумя голосами против одного решение принято, — в голосе старшины не было никакого злорадства. Ничего личного. Принято нужное решение, вот и все.
— Теперь об идее пера Иеро, — Брасье по-прежнему говорил голосом деревянным, пустым. Как утром встретил Иеро одного, без патрульных, так и сел у Брасье голос. — Идея, как и все идеи, приходящие в голову пера Иеро, замечательная. Отличная, нужно сказать, идея. Но требует прежде подготовительной работы и большего масштаба. Четыре патруля вышли в ту ночь — а нападению подвергся именно тот, что сопровождал пер Иеро. Значит, можно предположить, что пер Иеро привлечет особое внимание врага и впредь. Но теперь-то мы будем начеку. Благодаря новому уставу возрастет число патрульных, и мы сможем уделить перу Иеро столько людей, сколько необходимо. Отныне и днем, и ночью вас, пер Иеро будут сопровождать стражи границы поселения Но-Ом в количестве достаточном, чтобы отразить врага и уничтожить. Я выделю для этого лучших людей, да и сам не упущу возможность половить рыбку на такого живца.
— Вы, дорогой Брасье, надеюсь, не хотите подвергать жизнь пера Иеро ненужному риску?
— Нет, достопочтенный Хармсдоннер, разумеется, нет. Напротив, никто в поселении не будет в большей безопасности, чем пер Иеро.
— Тогда я спокоен, — удовлетворенно проговорил старшина. — Мы не при каких условиях не можем допустить малейшей угрозы жизни нашему дорогому перу Иеро.
— Но…
— Нет, нет, пер Иеро, не возражайте! Давайте доверимся капитану Брасье, уж он-то в своем деле высший мастер. Знаете, величайший Лек-Сий говаривал: если сапоги всмятку, то пек их пирожник.
С авторитетом величайшего Лек-Сия не поспоришь. Иеро оставалось только согласно кивнуть.
Никто не обвинял Иеро в гибели патрульных. Так, косые взгляды, кривая усмешка в ус, холодность, не более того. Но Иеро понимал — всех стражей границы чрезвычайно настораживало то, что двое из патруля исчезли, а на третьем — ни царапинки. Будь Иеро изранен, истекай он кровью — его бы окружили сочувствием, дружбой. Но сейчас от него словно дурно пахло. Трусостью, предательством, ложью?
Или он сам приписывает другим собственные страхи и подозрения?
Какое приписывает, достаточно послушать Брасье.
На выходе из дома совета по обе стороны от Иеро выросли два стража границы.
— Это ваша охрана пер Иеро, — бесстрастно сообщил капитан Брасье. — Дневная охрана. Ночью, разумеется, мы ее усилим.
— Благодарю вас, капитан, — нашел в себе силы любезно ответить Иеро.
— Я лишь исполняю свой долг.
Иеро пошел в свой дом. Теперь, когда его охраняли, нужды пребывания в казарме не было — сказал Брасье. А звучало это, будто ему, Иеро, не место среди бравых и честных воинов. Или опять в уши летело эхо самообвинения?
Капитан не представил ему стражей. Тоже симптомчик.
Ничего. Есть язык, познакомимся. Потом. Сейчас это выглядело бы несколько нарочито. Чуть ли не заискивающе.
Доведя Иеро до дома, у порога стражи остановились. И его остановили.
— Согласно приказа капитана Брасье, мы должны осмотреть ваш дом.
— Смотрите, приказ дело серьезное.
Пока стражи границы заглядывали в темные углы его жилища (так говорится — темные, на деле же было вполне светло) Иеро раздумывал: отдай он приказ прекратить охрану и вернуться в казарму, выполнили бы его стражи границы?
Мудрый муж повелевает солнцу скрыться лишь в урочный час, учил величайший Лек-Сий. Урочный час для Иеро явно не наступил. Не стоит и пробовать.
Наконец, удовлетворенные осмотром, стражи покинули жилище.
— Мы будем рядом, у крыльца — то ли ободрили, то ли предупредили они Иеро.
— Я очень рад, — ответил он.
Радоваться, если откровенно, ему не хотелось совершенно. Если отбросить мишуру условностей и оставить голую суть, он, Иеро, священник поселения Но-Ом, был под домашним арестом. Хорошо, не совсем арестом, он все-таки может передвигаться по поселению. Хотя и может ли? Ну, как стражники скажут, что караул-де устал, и не соблаговолит ли пер остаться дома?
Проверим. Но потом. Неизвестно, как караул, а он, пер Иеро, устал чрезвычайно. Руки дрожат, поджилки трясутся. И не от страха или смущения, а просто знобит. Рецидив болезни? Очень может быть. С чего это он решил, будто сайрин-лихорадка покинула его навсегда?
Вот и название придумалось — сайрин-лихорадка. Ничего название. Нужно описать ее. Это даже его долг, как первого больного. Он, конечно, так и назовет болезнь — сайрин-лихорадка, хотя, возможно, позже заклинатели дадут болезни название «Лихорадка Иеро». Пусть хоть что-то после Иеро останется.
Действительно, мысли позволяли себе некоторую вольность. Не расслабляться, не расслабляться.
И хорошо, что не расклеился, не раскис. Потому что к нему в дом зачастили прихожане — по двое, по трое, а то и сразу пять. Просили совета, изъявляли желание поработать для церкви, хотели получить разъяснение по богословским вопросам, приносили разные диковинки, могущие, по их мнению, заинтересовать священника, хотели прибрать в доме, поковыряться в маленьком садике, что у дома, посадить необыкновенно душистые цветы или дерево, что через пять, самое большое, шесть зим даст плоды.
