Вячеслав Шалыгин - Железный город
За прошедшие годы окончательным циником он так и не стал, но к любви стал относиться скептически. Признавая, что где-то в природе она, возможно, существует, Альфред зарекся примерять это чувство на себя. Симпатия, вожделение, страсть – не больше. Испытывать потрясения вроде того, когда возлюбленная мочится тебе на ботинки, он больше не желал. Катрина даже и не намекала на подобную похабщину, но все равно ее фраза показалась Альфреду слишком близкой к невидимой черте, отделяющей любовь от влечения.
Сердце отчаянно забилось, и Краузе понял, что на самом деле думает вовсе не так. На самом деле он не проводит никаких черт, и как раз это доказывает истинность его чувства. Катрина могла сделать сейчас что угодно, это не повлияло бы на отношение к ней Альфреда.
Что угодно! Краузе невольно подался вперед, Кати подалась навстречу…
В пищемате что-то громко хлопнуло, из окошка выдачи посыпались искры, а следом потянулся серый дымок. Домашний комп автоматически отключил замкнувший прибор и пробубнил что-то о перегрузке какой-то там цепи.
– Попили винца, – Катрина отстранилась и прыснула от смеха.
Краузе сначала не понял, в чем причина ее веселья, но потом тоже засмеялся. Что угодно? Получите, герр Краузе.
И все же вечер закончился хорошо. Причем, так, как полагалось по всем законам романтического жанра. Альфред и Катрина проболтали почти до трех ночи, и к концу беседа стала настолько непринужденной, что Краузе и думать забыл о скованности. Они говорили, как старые друзья: легко, обо всем, без утайки. Обо всем, кроме текущих дел, конечно. И без них хватило историй. Альфред был практически счастлив, Катрина… наверное, тоже, во всяком случае – довольна.
Заснули они в разных кроватях, даже в разных комнатах, но именно это почему-то стало для Альфреда «знаковым» моментом всего сегодняшнего «двухэтапного» свидания. Вроде бы, это было глупо: избегать близости, если влечение и любовь слились, наконец, воедино, да и возраст зрелый – к чему условности? Но для Альфреда было важно убедиться, что это не самообман, что Катрина действительно именно та женщина, которая достойна стать единственной навсегда. Собственно, Краузе шел на все связанные с выгораживанием Катрины риски как раз потому, что подсознательно надеялся найти подтверждение божественного происхождения искры, распалившей в нем этот огонь. И, похоже, подтверждение нашлось. Катрина поняла Краузе без лишних слов.
Зато сколько чувства было в невинном поцелуе на ночь!
Юношеская психическая травма «имени» Марты Доммель наконец-то окончательно исчезла. Не затерялась в подсознательной «архивной коробке», а исчезла вовсе. Краузе снова поверил в идеал. Поздновато, конечно, но лучше поздно, чем никогда.
Уснул инспектор мгновенно и практически счастливым.
12. Март 2299 г., Земля – Эйзен
По настоянию Воротова князь Преображенский почти везде ходил в сопровождении троих десантников, а зачастую еще и самого начальника охраны. Если учесть, что к свите обычно присоединялся Ривкин, а иногда на ходу «решали вопросы» и другие подчиненные, процессия получалась внушительная. Павел Петрович был этим недоволен, но Ярослав стоял на своем, как скала.
– Шпионы кругом, диверсанты шныряют, нашими молитвами в такой обстановке цел не будешь!
– Хотя бы под ноги не лезьте, – ворчал Преображенский.
– Куда положено по инструкции, туда и полезем, – отвечал Воротов.
– Ты не наглей, да?
– Я, Павел Петрович, не наглею, а радею за безопасность. А что тон резковат, виноват, это чтоб вы ситуацию лучше прочувствовали.
Князь прекрасно понимал, что Воротов прав на сто процентов и, конечно, не сердился на подполковника за резкий тон – что за глупости?! Но плотная опека его все-таки слегка нервировала, не давала сосредоточиться на делах.
– И в этом можно найти свои плюсы, – нашелся Ярослав. – Вы в кабинете думайте, а пока идете куда-то – мозги проветривайте, им ведь надо иногда остывать.
– На все-то у тебя есть рецепт, – Павел усмехнулся. – Как шпиона поймать, не знаешь, случайно?
– Знаю, – Воротов не повел бровью. – Как обычно ловят? На червячка пожирнее, а лучше на живца.
– На живца? – Павел остановился перед дверью в свой кабинет и задумчиво уставился на одного из охранников. – На живца…
Десантник вытянулся в струнку, всем видом показывая, что готов выполнить любой приказ генерала. Живцом, значит, живцом, не мертвецом же. Преображенский обернулся к Ривкину.
– Пока свободны, подполковник. Я буду у себя. Появятся новые данные, докладывать немедленно.
– Само собой, – аналитик кивнул. – А насчет живца мысль интересная. У меня уже кое-какой план в голове нарисовался.
– У меня тоже, но сейчас мне надо поговорить с Барышевым.
Павел приложил руку к сканеру замка. Замок приветственно пискнул, но дверь почему-то не открылась, и зеленый огонек на дисплее не зажегся. Князь снова приложил ладонь. Теперь на дисплее появилась надпись «ошибка», и замок начал подавать частые прерывистые сигналы. Преображенский удивленно поднял бровь. Пока он соображал, как справиться с неполадкой, Воротов сделал собственные выводы. Как и положено начальнику охраны – предположил самое худшее.
– Ваша светлость, в сторону! – подполковник решительно оттолкнул князя подальше влево и кивком приказал охранникам закрыть его собой.
Ривкин прижался к правой стене и с интересом уставился на замок. Тот продолжал попискивать с нарастающей громкостью и частотой.
– Мина? – неуверенно предположил аналитик.
– Слишком медленный взрыватель, – Воротов отрицательно качнул головой. – Но лучше подстраховаться.
Взрыв походил на тугой хлопок. Мина действительно была заложена, но не в замок. Значительная часть потолка над участком перед дверью обрушилась, основательно засыпав коридор обломками перекрытий и бетонным крошевом. Удар взрывной волны разбросал княжеский эскорт в разные стороны. Воротова откинуло метров на десять назад, он упал навзничь и проехал на спине еще с десяток метров. Ривкина швырнуло в просвет перпендикулярного вспомогательного коридорчика и присыпало толстым слоем пыли и каменной крошки. Десантники, стоявшие на пути у взрывной волны, попадали на Преображенского, припечатав князя к полу.
Примерно минуту в коридоре было темно и пыльно, как в переполненном мешке пылесоса. Затем сквозь пыль пробился свет аварийных ламп, а на смену грохоту падающих на пол кусков бетона и шуршанию щебенки пришел истошный вой сирены.
Из пострадавших первым очнулся Воротов. Он перебрался через завал, бросил короткий взгляд вверх, в образовавшуюся дыру между этажами и съехал по горке крошева к десантникам, ворочающимся в безуспешных попытках подняться.
– Живы тут?! Ваша светлость, живы?!
– Сними этих кабанов, – кашляя и отплевываясь, прохрипел Павел. – Откормил ты их на дворцовом пайке. Чуть не раздавили.
– Ну, слава богу! – Воротов помог князю встать.
Десантники, фыркая и мотая головами, как боевые кони, тоже встали, но все трое придерживались за стенку. Контузило их основательно.
– А мне кто-нибудь поможет? – простонал справа Ривкин. – Я, кажется, ранен!
Ярослав снова перебрался через кучу строительного мусора и заглянул в боковой коридор. Аналитик ухватился за протянутую руку и уселся. Он болезненно морщился и держался за плечо. Левая рука у него висела плетью.
– Крови нет, – бегло осмотрев аналитика, сказал Воротов. – Вывих или закрытый перелом, наверное.
– Болит! – пожаловался Ривкин, серый то ли от пыли, то ли от боли.
С запозданием сработала система пожаротушения. Плотное облако мельчайших капелек воды быстро осадило пыль, а заодно придало лицам пострадавших подобие маскировочной раскраски: сплошные грязные разводы.
– Терпите, – десантник оглянулся. – Вот и кавалерия.
В конце коридора затопали многочисленные шаги. К месту происшествия бежали штабные, в том числе медики.
– Ваша светлость! – крикнул возглавляющий спасательную команду Барышев. – Все в порядке?!
– Какой, к черту, порядок, подполковник?! – Преображенский попытался отряхнуть мундир, но влажная пыль только размазывалась. – Это в горах обвалы в порядке вещей! А тут у нас город, здание Генштаба! Куда охрана смотрит?! Где эта, черт ее подери, военная полиция?! Как могли они прошляпить закладку фугаса?!
– Разберемся, ваша светлость, лично разберусь! Я кинологов вызвал, саперов и всю свободную смену охраны. Все выходы перекрыты, если минер еще в здании, мы его найдем.
– В здании? – Преображенский скрипнул песком на зубах и сплюнул. – Уже на Эйзене ваш минер, сто к одному. Камеры проверьте, может, мелькнул где-нибудь, засветился. Ну, «крот», ну скотина! Почуял, что пахнет жареным, и лично на меня начал диверсантов наводить. Воздастся ему!
– Я к вам как раз по этому делу направлялся, – сказал Барышев.
