Олег Верещагин - Не вернуться никогда
Внутри почти не было тени, а сама роща оказалась всего лишь язычком зелёного покрова, занимавшего, кажется, весь остров кроме узкой полосы побережья. Из-под корней одного дерева выбегал ледяной ручей с очень вкусной водой — мальчишка напился так, что булькало в животе, вымылся и помотал в воде волосами. Стало намного легче, и он с некоторой долей симпатии посмотрел вокруг. Конечно, тропики — не лес, а загородка из метёлок. Вокруг было полно пёстрых птиц — они перелетали с дерева на дерево, дрались и вопили так беспрестанно, что шум и гам почти не замечались.
Надо было позвать друзей, но Вадомайр в силу уже ставшей привычкой воинской осторожности не торопился — смолчал и прислушался. И почти тут же, замерев, тихо потянул руку за саксой. Кажется, роща оказалась ловушкой. В её глубине звучали несколько голосов, говоривших на языке, похожем на язык анласов — но не на нём.
Вадомайр ни за что и ни с чем не спутал бы эти интонации — металлически-звонкие и резкие. Не меньше трёх данвэ! Он и с мечом и в доспехах не справился бы сразу с тремя. А тут…
Воин может быть сколь угодно храбр. Но очертя голову и не считая врагов в бой бросаются лишь охваченные безумием сражения. Очень медленно и плавно Вадомайр шагнул за дерево, уже кляня эту светящуюся насквозь рощу — и лёг на песок.
Так. Если друзья пошли туда — они без сомнения уже убиты. А данвэ на острове — не исключено — больше, чем пальм в этой роще. На победу надежды нет, бегать по острову и прятаться — противно, так хоть уложить нескольких напоследок… но как?
Голоса вроде бы умолкли — нет, остался один. Сам с собой разговаривает, что ли? Или командует? А данвэ вдруг… запел. Причём, насколько Вадомайр мог судить, без конца тянул одну и ту же строчку. "Сумасшедший! — вдруг подумал мальчишка. — Говорит сам с собой на разные голоса, поёт… А, ладно. Если так — в случае чего отобьюсь… Но как он сюда попал-то?"
Страх исчез. А вот неуёмное любопытство осталось и гордо вышло на первый план. И Вадомайр уже совсем было решил взглянуть на ненормального, когда до его слуха донесся вполне человеческий смех, а потом — звонкий голос Ротбирта:
— Э, да ты просто на хангмоте выступаешь, так говоришь!
Уже совсем ничего не понимая, Вадомайр встал и почти побежал на голоса — неизвестного данвэ и Ротбирта, невесть почему весело подначивавшего того говорить, да побольше. И…
— Блин, попугай! — вырвалось у Вадима по-русски.
Да, Ротбирт болтал с попугаем — здоровенной ало-синей птицей, длиннохвостой и кривоклювой, которая сидела на ветке и трепалась на языке данвэ. У ног Ротбирта лежала куча кокосов — наверное, парень сбивал их с дерева, когда появился этот болтун. При виде второго человека попугай покачал хвостом — но не улетел, а Ротбирт резко обернулся и с улыбкой одновременно весёлой и напуганной сказал:
— Куда же мы заплыли? Рыбы летают, как птицы, птицы говорят, как люди…
— Это попугай, — пояснил Вадомайр. Попугай что-то завопил — на этот раз по-птичьи. — Он понимает не больше, чем эхо. Просто повторяет то, что ей сказали.
Ротбирт с сомнением посмотрел на птицу через плечо, потом поднял орех, снёс ему верхушку и подал Вадомайру:
— Вкусно.
— Кокос, — пробормотал Вадомайр и начал пить. Какая-то мысль не давала ему покоя. Он уже отпил половину… как вдруг поперхнулся. — Птица…
— …повторяет то, что ей сказали! — закончил Ротбирт; его глаза стали слегка испуганными, он огляделся, сжимая саксу. — Мы читаем мысли друг друга, брат. Тут…
— …есть данвэ. Или были, — заключид Вадомайр. — Надо скорей найти Свидду.
— Он пошёл вдоль берега, — сказал Ротбирт. — Дорого я бы дал за лук!..
…К той оконечности, куда ушёл Свидда, остров поднимался от пляжа песчаным гребнем. Поэтому-то мальчишки увидели Свидду раньше, чем он их.
— Он что-то нашёл, — сказал Ротбирт. — Не пойму, что?
Вадим промолчал.
Свидда прохаживался возле лежащего на борту — полувыброшенного на берег — небольшого бело-золотого катера. Катера с подвесным мотором.
* * *Рыбаки ни на секунду не усомнились, когда Вадомайр сказал им, что Ротбирт убил кракена. Их шумное ликование и искренние, но навязчивые знаки внимания скорок здорово надоели анласам, и почти все они, забравшись на корабли, завалились спать, выставив охрану.
А Ротбирт долго не мог уснуть. Он обходил посты, поднимался на скиду, бродил по берегу. Беспокойство мешало даже просто прилечь. Даже то, что Вадомайр вроде бы спит, не вернуло Ротбирту равновесия.
С раннего детства в полусказочных песнях, перед исполнением которых скопы честно предупреждали: не мы складывали, не нам отвечать за неправду, перед Ротбиртом жили образы самодвижущихся лодок, летящих в небе людей, повозок, бегущих без лошади или быка… Он твёрдо знал, что всё это — сказки. Но тогда — в их первую встречу — Вадомайр метнул из руки гром, и это не показалось Ротбирту, как он сам себя убеждал. И сейчас… Ротбирт мог поклясться — на странный самоходный кораблик, который с таким воем и свистом доставил их к своим, перепугав заодно всех вокруг, Вадомайр смотрел, как… нет, не испуганно… как… так смотрят на давно потерянную вещь, в существовании которой и сам уже разуверился… а она вдруг выкатывается под ноги. И как уверенно управлял он этим корабликом…
Устав от бесплодных размышлений, Ротбирт вернулся в лагерь и со вздохом улёгся рядом с другом на разостланный плащ. Над головой сияло чужое небо с крупными, непривычными звёздами — мальчишка не мог найти привычной Лосихи, Глаз Великана, Небесного Гвоздя… Вадомайр вздохнул во сне, нашарил край плаща, укрыл им ноги — от воды начало тянуть холодком — и что-то сказал на своём родном языке. Ротбирт посмотрел искоса на спокойное, расслабленное лицо друга. Вздохнул снова. И закрыл глаза…
…Выползшая из леса или моря злая мора уселась Вадомайру на грудь и начала плести липкие, тягучие нити кошмарного сна. Горел багровый огонь в чёрных и золотых чашах. Каменные истуканы, смыкаясь в боевой строй, шагали на Вадомайра — и с хрустом валились, словно фигурки для игры, открывая морду грифона… нет, нарисованную морду грифона на носу угловатого серебристого аппарата. Вадомайр… нет, Вадим бежал изо всех сил, но два алых пучка света из глаз грифона настигали его, ловили и больше не выпускали. Сотни боевых кораблей летели над выжженной землёй, над морем, покрытым обломками судов, извергали серебряный металлический ливень и лимонное призрачное пламя — летели в неправдоподобно чётком строю, красивом и грозном. Люди прятались в пещерах, в лесных чащах, где их разрывали невиданные, вошедшие в кошмар из ещё большего кошмара, чудища. Потом спустилась ночь — и осталась только ночь. В этой ночи стоял Вадим, держа в руке свой меч — перед собой, словно в ожидании нападения. А из мрака двигалось что-то, чему не было ни названия, ни облика…
…Ужас, при ближавшийся из тьмы, заставил Вадомайра проснуться.
Этот же ужас спас ему жизнь.
Он успел заметить высверк ножа, вскинутого над ним — через всё звёздное небо. И ударил под этот высверк левой, а ниже — правой.
Кто-то, охнув, отлетел в сторону. Вадомайр вскочил. В темноте метались огни, звенела сталь, кричали люди. Чёрная фигура поднималась на ноги, и Вадомайр, словно падая вперёд, нанёс быстрый свинг — в левую скулу ночного гостя правой. На этот раз нападавший даже не вскрикнул. Вадомайр цапнул с песка меч, заорал во всю силу лёгких:
— Рот-бииииирт!!!
Ответа не было, только звенела сталь и слышались крики. Из темноты возник ещё один нападающий, и теперь Вадомайр рассмотрел его. Обтянутый чёрным так, что не осталось ничего открытого, даже глаза — словно у насекомого — закрыты чёрными линзами. Мальчишка не успел отреагировать — чёрный вдруг словно пропал куда-то, правый локоть сломала боль, и Вадомайр полетел на песок, а нападающий оказался на нём — придавил шею коленом и ловко скручивал руки ремнём.
Парень начал рваться — молча, бешено выкручиваясь. От нападавшего пахло человеком — потом, злобой, напряжением, азартом — хорошо знакомо пахло, пахло боем. Этот странно успокоило… Вадомайр не давал заломить руки одну к одной, уперся ногами и сильным рывком всего тела — словно вскидываясь в седле — швырнул врага с себя в песок. Тот упал ловко, не выпустив руки Вадомайра, но мальчишка развёл их рывком — и сам навалился сверху… однако нога противника оказалась на шее подколенным сгибом, и Вадомайр кувыркнулся в сторону, не успев даже дёрнуться; последовал точный пинок в пах, и сверху на мальчишку снова навалились.
Точнее — попытались. Вадомайр успел развернуться боком и обрушил сцепленные кулаки на удобно пришедшийся затылок врага.
От такого удара спастись было нереально. Раздался короткий хруст, ноги и руки врага дёрнулись, и он ткнулся в песок.
