Максим Замшев - Избранный
– Думаю, что это вполне логично. Многие банки называются по такой формуле, – усмехнулся Геваро.
– Не все так просто. Этот банк назывался так не сразу. Первое название банка – «Интреконтиненталь». Никогда не слышали о таком? Это был один из самых надежных банков в начале двадцатого века. Однако в феврале 1918 года хозяин банка погиб при таинственных обстоятельствах, а при обнародовании завещания выяснилось, что наследником является совсем молодой парнишка, эмигрант из России. По документам его звали Георгий Климов, хотя у тех, кто приезжал из России, в то время могли быть любые документы. Надо сказать, что этот русский проявил невероятную деловую хватку и быстро вывел надежный, но довольно средней руки банк в число ведущих банков Европы. Название долгое время не менялось. Сам Климов офранцузился, стал называться Георгом Клеманом, в тридцатые годы женился на одной очень известной певице варьете. У счастливой четы каждый год рождались дети, сначала два мальчика, потом девочка, а вот при рождении четвертого перевенца роженица скончалась. После этого старший Клеман замкнулся, почти перестал появляться на людях, а у банка поменялось название. Так явилась миру фирма «Клеман и сыновья». Этим названием он словно пытался оградить свою фамилию от новых бед. Во время Второй мировой войны Клеман вместе со всей семьей исчез из Парижа, а банк прекратил свою деятельность. Не сохранилось никаких сведений о том, где все это время провели Клеман и его малолетние дети. Но как только Третий рейх с позором рухнул на историческую свалку, Клеманы вернулись. Однако старшего Клемана не каждый узнал бы теперь, нижняя часть тела его была парализована, и он передвигался в инвалидном кресле. С этого момента жизнь семьи Клеманов стала абсолютно закрытой. Хотя банк вскоре снова стал процветать, и сам Георг, несмотря на нездоровье, вел все дела очень активно. Дети постепенно подрастали. Ужасы войны забывались. Именно в эти годы вы и начинали учиться с Франциском в Лицее Монтеня?
– Да, вы правы. О семье он действительно никогда ничего не рассказывал. А мне тогда это ни к чему как-то было…
– А теперь я приступаю, наверное, к главному для вас. Но сначала еще немного о Клеманах. Когда дети повзрослели, Георг Клеман официально удалился от дел, передав все управление своей на тот момент весьма могущественной финансовой империи в руки вашего лицейского приятеля Франциска. Семья Клеманов продолжала оставаться одной из самых замкнутых семей Парижа, и репортеры по крупицам добывали сведения о них. Но и в этих сведениях никогда не находилось ничего скандального. И вот именно в то время, когда я занимался банком вплотную, то есть несколько лет назад, стали происходить некие события, которые я счел весьма знаменательными. Надо сказать, что детей Господь послал только Франциску, остальные два брата и сестра наследников не дали. Но уж зато Франциск с лихвой закрыл эту своеобразную семейную брешь. Пятеро детей и больше десяти внуков. Некоторые из детей и внуков друга ваших детских игр жили самостоятельно, неизменно утверждая себя на самых благородных поприщах. Они свято следовали семейной традиции – не выставлять частную жизнь на суд широкой публики, как и те из отпрысков, что не торопились покидать семейное гнездышко. Вероятно, за семейными обедами и ужинами кухарке приходилось изрядно потрудиться, дабы накормить такую массу народа. Теперь о событиях… Семья Клеманов понесла большие потери: сначала появились извещения о смерти одного из братьев Франциска, Артура, а затем другого, Шарля. Несчастье за несчастьем. Горе, страдание, семейный траур… Но, представьте себе, при внимательном изучении вскрылось, что, кроме некрологов в одной из крупных французских газет, никаких других действий, хоть отдаленно напоминавших похороны и коллективную скорбь, выявить не удалось. Выводов напрашивалась два: Франциск распорядился похоронить своих братьев в глубочайшей тайне или они просто-напросто не умерли. Второй вывод выглядел более правдоподобным, и я пустил по следу исчезнувших братьев опытных сотрудников. Артура через некоторое время удалось обнаружить. Он неосторожно расплатился в одном ресторане банковской карточкой и подписал чек своим именем. Официант был из наших и сразу просигнализировал моим людям. Выяснилось, что в этом ресторане человека, подписавшего чек именем Артура Клемана, знали как кого бы вы думали, милейший Геваро?.. Да-да, я вижу, вы уже догадались… Его знали как Жоржа Леруа. Он не сделал никакой пластики, просто поменял прическу, сбрил привычные усы и бородку, немного осветлил волосы, вместо толстых очков заимел линзы и стал почти неузнаваемым. Впрочем, узнавать его было особо некому, учитывая уединенность и не публичность его прежней жизни. Естественно, этого самозванца мы сразу взяли под плотное наблюдение. Но он, самое занятное, не делал ничего такого, что бы могло вызвать хоть малейшие подозрения. Снимал номер в средней руки гостинице на правом берегу, представлялся нотариусом из Авиньона. Одним словом, зачем Артуру Клеману понадобилось так перевоплощаться, предстояло еще разбираться. Однако события стали развиваться стремительно. Несостоявшийся покойник приобрел квартиру бывшего эмигранта Нестора Махно, собираясь устроить там музей, а потом произошло то, о чем вы осведомлены получше моего.
Геваро сейчас напоминал тигра, перед глазами которого проносят добычу, но наброситься не дают.
– Постойте, значит, тот старик на коляске, что сгорел в этом треклятом доме, Георг Клеман, отец братьев Клеманов?
– Совершенно верно, дорогой Геваро. О Георге изрядно позабыли за это время, но он-то как раз ничего не забыл. Ведь банк – это только прикрытие деятельности Организации, как мы теперь с вами понимаем. И все это время, после формального ухода от дел, Георг очень активно и законспирированно работал на благо Организации, приближая ее главную цель – найти Избранного! Кто этот Избранный, зачем его угадывают, понять невозможно.
Похоже, это связано с какими-то старыми русскими тайнами…
– Неужели Леруа, то бишь Артур Клеман, спалил своего собственного отца? Но зачем?
– Здесь вы не совсем правы, старина. Скорей всего, сына и отца заманили в ловушку. Я думаю, что старик сам отдал приказ сыну выбросить его, уже горящего, из окна, а самому спасаться. Георгу к тому времени было уже около ста лет. Не уверен, знаете ли вы, но в комнату, где находились отец с сыном, залили из окна немало бензина. Вы же тогда докопались, что к дому подъезжал грузовик и из него что-то бросили. Так вам показывали свидетели, вскоре все неожиданно забывшие. Так вот, не бросили, а вылили. Вы этого не учли. Коляска загорелась прежде всего, и, начни Артур вытаскивать отца, погорели бы оба.
– Да. Я-то считал, что пожар начинался постепенно, и все гадал, что помешало Леруа вывезти старика обратно.
– Пожар действительно продолжался долго. Артур, или, если удобно, можем называть его Жорж Леура, специально не вызывал пожарных. По всей видимости, это тоже было указание старика. Что-то было в этой квартире Махно, чему по замыслу Организации или одного из ее лидеров – Георга Клемана надлежало сгореть дотла… Но мы этого никогда не узнаем.
– Вы говорите так, будто видели все своими глазами.
– Так оно и есть. Я со своими людьми был рядом. Но мы не могли вмешаться, дабы себя не обнаружить.
– Жестокая у вас была работенка. – Геваро впервые за время их беседы испытал к Клетинье неприязнь.
– Что делать? С терроризмом не борются в белых перчатках.
– Вы обмолвились, что Клеманов, младшего и старшего, заманили в ловушку. Но кто заманил?
– По всей вероятности, Орден. Та самая загадочная, конкурирующая с Организацией структура.
– В ваших словах сейчас сквозит не свойственная вам неуверенность. Меня это, признаться, удивляет. Вам не удалось это выяснить наверняка? – Геваро почти не скрывал злорадство.
– Я бы говорил более уверенно, если бы мне суждено было довести все расследование до конца.
– И что же вам помешало?
– Наступило время моего выступления на закрытых парламентских слушаниях. Я подготовил емкий доклад, где называл все европейские банки, финансировавшие террористов. Я свято верил в справедливость нашей республики и никого не боялся. Банк Клеманов тоже значился в моем перечне. Я думал, что мой доклад произведет переворот в общественном сознании. Но, как это ни горько сознавать, мои опытнейшие сотрудники где-то наследили, и Клеман успел подготовиться и соответствующим образом настроить парламентариев.
Моя речь была подвергнута жесточайшей обструкции, меня объявили чуть ли не сумасшедшим, сочли опасным для общества клеветником. На следующий день меня уволили, и жизнь моя начала меняться, как в кино. Честно признаюсь, я был настолько потрясен таким поворотом, что некоторое время вообще вокруг себя ничего не видел. Потом, оклемавшись, обнаружил, что за мной следят. Причем эта слежка не была особенно скрытой, кажется, меня просто хотели сломить психологически, показать, что я ничего не могу сделать в тайне от своих Соглядатаев. За всем прослеживался почерк Организации и Клеманов. Мой агент, тот, которому пришлось инспирировать свою смерть, предупреждал меня, что по части загнать человека в угол. Организации нет равных. Слава богу, что у меня тоже есть кое-какой опыт, и мне удалось с помощью не отказавшихся от меня друзей уйти из-под наблюдения. Мы вырвались на машине за город. Надо было что-то решать. Времени у нас было в обрез. Недалеко от Парижа я знал один пансионат, очень хорошо охраняемый, где держали людей с пошатнувшимся психическим здоровьем. Я рассудил, что там меня вряд ли будут искать, и, пользуясь тем, что директор этого дома когда-то слыл моим добрым приятелем, поместил сам себя в добровольное заточение. Там как раз незадолго до моего появления скончался какой-то старик, у которого не было никакой родни, и я занял его место. Директор хоть и неохотно, но согласился не регистрировать меня официально, какое-то время не обнародуя факт смерти бывшего своего подопечного. Я же, в свою очередь, дал слово, что задержусь в его горестной обители недолго.
