Ольга Тонина - Товарищ император
Полторы тысячи здоровых, и не очень мужчин с распухшими от слёз красными глазами и от соплей, синими носами, сгрудились в толпу, прикрывая руками срам. Поскольку мурманчане, забросав атакующих гусар шашками со слезоточивым газом, именуемым в народе «синеглазкой», и тем самым вывели нападавших из строя вместе с лошадьми. Кто же знал, что эти варвары-московиты в нарушение всех конвенций применят химическое оружие?! Гусары рыдали навзрыд, захлёбываясь слезами и соплями на плечах друг у друга. А подлые московиты, опять же, в нарушение всех конвенций, обезоружили отравленное войско, И так как количество пленных почти в пятнадцать раз превосходило количество северян, те, недолго думая, воспользовавшись опять же опытом Великой Отечественной, просто сняли с гусар, пока те были заняты изливанием души собеседнику, и щегольские галифе с колокольчиками, и исподнее.
Так что когда генерал Анциферов, отдуваясь после марш-броска в пять километров, поскольку эти гадкие северяне перекопали всю дорогу и разрушили по своим надобностям единственный мостик, выбежал из рощи – первым его чувством было облегчение. Все северяне были живы и здоровы. О чём Его Величество предупреждал ОСОБО. Вторым – недоумение: полностью обмундированные в ЛАТЫ С КРЫЛЬЯМИ, испокон веков принятые у польских гусар, в ШЛЕМАХ, и вместе с тем – БЕЗ ШТАНОВ, пленные. Из под сверкающих доспехов торчат кривые, как правило, волосатые ноги. И вся эта здоровенная толпа таких вот бесштанных испуганно жмётся в кучу, словно стадо баранов. Но как?! Почему?! Впрочем, расхаживающие повсюду одетые в невиданные пятнистые одежды невысокие фигурки с разрисованными акварелью и сажей лицами и длинными кустами КРАПИВЫ объясняли ответ на второй вопрос. А гудящие мешки, набитые, как Пётр Елисеевич понял, дикими пчёлами, и на первый…
Впрочем, сюрпризы только начинались, и полуторатысячная толпа польских стриптизёров оказалась первым из тех, что господам генералам преподнесли северные детки. Вторым оказалось две тысячи таких же рыдающих дам и женщин все мастей и национальностей, только раздетых до пояса сверху. Как выяснилось, мурманские подводные диверсанты, одев специальное снаряжение, называемое чудным полулатинским словом «акваланг» , тайно сплавились вниз по течение реки и при помощи того же неконвенционного оружия захватили польский обоз, ставший лагерем на большом лугу. Лошадям обоза требовалась вода, А где же взять столько воды на четыре тысячи лошадей? Почему так много? Да потому что КАЖДЫЙ польский гусар считал свою родословную от самого Ежи Двенадцатого. И не подобало истинному аристократу нести собственное имущество лично, как и готовить кашу, чистить лошадь, спать в палатке. Это же ПОЗОР! Или По?ЗОР! Смотря на каком языке это произнести. И потому КАЖДОГО РЯДОВОГО конника сопровождала повозка, запряжённая, когда парой, а когда и одной лошадью, несшая на себе запас продуктов, походный шатёр, хлопов для прислуживания, и, конечно же, прекрасную паненку вдохновляющую героя на подвиги военными ночами. Ну а что говорить про господ офицеров? Эти вообще тащили за собой гаремы, роты слуг, а так же целые города. Конечно, большая часть лошадей отреагировала точно так же, как и люди. А именно чиханием, длинными соплями и ручьём слёз, а потому, когда всё это началось, решили спасаться бегством. Ну а поскольку, как известно, Гиппус обыкновенный имеет ЧЕТЫРЕ ноги в отличие от Хомо полякус, обладающего двумя, то догнать ВСЕХ лошадей не было возможности. И долго потом ещё одичавшие лошади польского обоза пугали ночами случайных прохожих. Кстати, современные профессора неопровержимо доказали, что нынешнее многотысячные стада черкасских и донских мустангов, иногда так вредящие посевам, суть – потомки тех самых польских лошадей…
Но мы отвлеклись о изложения тех печальных каждому истинному поляку, событий, поскольку двумя сюрпризами история с польским вторжением не исчерпалась.
Дальше было страшнее. Неподалёку в овраге затрещали выстрелы. Когда всполошившиеся господа генералы примчались туда, опять же на своих двоих, невзирая на все просьбы северян не лезть не в своё дело, всё уж закончилось. Там произошло хладнокровное массовое убийство нескольких десятков польских граждан, в том числе четырёх офицеров разных чинов. Но их убили не мурманчане. Вовсе нет. Их казнил еврейский отряд самообороны, спешно подошедший к лагерю «Мурманск-613» на помощь после того, как следующего на пути польской армии вторжения еврейского местечка достигла весть о страшной судьбе предыдущего. Того самого, которое сожгли дотла вместе с жителями, запертыми в синагоге, причём последних – заживо. Впрочем, история и прошлого, и будущего, изобилует подобными примерами. Скажем, в Вильнюсе, ныне хвалящемся тем, что будучи в составе просвещённой Объединённой Европы по отношению к русским использующих РАСОВЫЕ ЗАКОНЫ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА, осуждённые и запрещённые НЮРНБЕРГСКИМ ТРИБУНАЛОМ. Но, что поделать, двойные стандарты… Но мы опять ушли в сторону. Суть в том, что господа иудеи РАССТРЕЛЯЛИ ВСЕХ ПОЛЯКОВ, которые принимали непосредственное участие в геноциде местечкового населения. И это преступление войдёт в анналы ИСТОРИИ пылающими буквами, как истребление беззащитных пленных! И эти иудеи ещё смеют требовать денежные компенсации за своих заживо сожжённых?! НИКОГДА!
И, наконец, последний сюрприз… Для господ генералов. После проведения подсчёта обитателей лагеря выяснилось, что в наличии перед очами господ офицеров всего лишь двести человек из МЛАДШИХ отрядов, в возрасте от десяти до двенадцати лет. Куда делись остальные подростки из лагеря в возрасте о тринадцати до шестнадцати выяснилось много позже, после сообщения из приграничных польских городов о массовых диверсиях на магистралях, предприятиях, общественных заведениях страны. Сгорели склады с военным имуществом, с таким трудом доставленным из Австрии. Железнодорожные мосты рушились под грохот аммонала и динамита. На казармы и лагеря, были произведены налёты, после которых не оставалось ни построек, ни их обитателей. Так, лагерь польских гусар в Освенциме был стёрт с лица земли с особым ожесточением, непонятным современникам событий, но очень хорошо объяснимым пришельцам с Севера. Словом, молодёжь применила все полученные в спецлагере навыки на практике, равняясь на героев партизанского движения. Северян удалось отозвать из Польских пределов только после долгих трудов и хлопот, но восстановить нормальное течение жизни в местах, где поработали северяне, удалось только к тридцатым годам двадцатого века…
Столыпин
Вагон нельзя было назвать комфортным. Впрочем, как и условия перевозки – ссыльным места категории «купе» не предоставлялись. Шесть девушек в отгороженном дверью помещении. Увы, но дружного коллектива из этих шестерых не получилось. Сразу же обозначилась хозяйка купе – беззубая русская уголовница. Сонька Мокрушница. Тут кстати, Гражину мучило некоторое несоответствие между титулом Мокрушница и степенью их наказания. Они с Ягужиной за свое участие в мятеже получили несколько лет спецпоселения, в то время как жены некоторых офицеров, захваченных в обозе, получили несколько лет тюрьмы или ссылки, в зависимости от должности мужа.
Вопрос в чем разница между спецпоселением и тюрьмой или каторгой Гражина задавала охраннику не без внутренней дрожи. Чертовски не хотелось беременеть или цеплять французскую болезнь. К ее удивлению, охранник ее даже пальцем не тронул, наоборот шарахнулся, как черт от ладана, узнав, что Гражина еще несовершеннолетняя. Но, однако, разницу разъяснил. Получалась какая-то дикая картина – им придется принудительно работать и учиться. Причем за работу будут платить неплохие деньги. Учиться никогда не помешает – пускай и у русских. Да и деньги. Но, что тогда делать с этой Сонькой? Впрочем, мучатся размышлениями пришлось недолго, до первой ночи длинного тоскливого пути. Гражина проснулась ночью от хлюпанья и тяжеловесных русских матюков. Затем последовал новый звук, сочное мокрое шлёпанье чего-то тяжёлого об пол. Поляка зажмурила глаза изо всех сил – по голосу она узнала Соньку. Неужели та кого то… Но тут остро завоняло мочой, прибежавший на шум охранник включил свет, и тайна прозвища благополучно разрешилась – уголовница была «ссыкухой», а попросту – мочилась ночами под себя. Мгновенно вся иерархия в купе вагона сменилась. Из «блатной» королевы русская уголовница стала парией. Пятеро девушек дружно провели микрореволюцию в отведённом им закутке, забыв о национальных, классовых и прочих разногласиях, возникших поначалу. Солдат, с трудом разливший вошедших в раж девчонок в буквальном смысле этого слова водой из большого ведра выругался, пригрозив всеми мыслимыми и немыслимыми карами, и вызвал начальника караула. Тот явился не один, а в сопровождении румяной крепкой женщины, одного взгляда которой на валяющийся матрас хватило, чтобы принять решение:
