Андрей Ливадный - Шаг к звездам

Извалов внезапно испытал скверную раздвоенность. С одной стороны очнувшиеся инстинкты, подстегнутые сорвавшимся с губ незнакомца ругательством буквально толкали его палец, нервно ощущающий своей подушечкой упругость спускового крючка, но ни один инстинктивный позыв уже не мог выбросить из рассудка последнего десятилетия жизни, и разлетающиеся по салону кроваво-серые брызги требовали более весомых аргументов для выстрела в затылок, чем наглое вторжение в его дом.

Это было ошибкой. Роковой ошибкой нивелированной психики, потому что на этот раз был прав не разум, а инстинкты. Он измерял события в своей системе ценностей, а вторгшиеся к нему люди не относились к разряду гуманистов, они были убийцами, не более.

Антон замешкался лишь на мгновение, но это промедление стоило ему очень дорого.

Нажми он на курок, и все возможно пошло бы иначе, а так, пока он мучительно решал внезапно возникшую дилемму, неслышно подкравшийся сзади человек резко взмахнул прикладом помпы, ударив Извалова чуть ниже затылка.

Сознание взорвалось мириадами радужных искр и погасло, потонув в черноте беспамятства.

Глава 9

Видно его накачали какими-то сильнодействующими препаратами, потому что Извалов абсолютно не помнил куда, на чем его везли, сколько минуло часов… или дней?… с того момента, как удар приклада оглушил его, погасив сознание.

Словно черный провальный сон без сновидений, который был прерван ощущением холода и монотонным звуком струящейся поблизости воды.

Он приоткрыл глаза и тут же зажмурился. Неяркий свет показался ему резким, нестерпимым, до обоняния дошел прогорклый запах дыма, застоявшийся в плохо вентилируемом воздухе, затем он услышал звук шагов по гравию, какой-то металлический лязг, короткий и приглушенный, затем наступила относительная тишина, в которой к монотонному фону струящейся воды добавилось сиплое дыхание простуженного человека.

Создание Извалова уже прояснилось настолько, что его разум начал собирать эти мелкие проявления внешнего мира, пытаясь осознать, — куда его привезли.

Явно большое, но замкнутое помещение… — подумалось ему. Скрип шагов сопровождался характерным отзвуком, порождающим слабое эхо, да и запах дыма, в сочетании с могильным холодом подтверждал: он находиться в каком-то скрытом под землей убежище…

Легче от этого, конечно, не стало но…

— Не прикидывайся дохлым, шурави. — Голос прозвучал над самым ухом, фраза резанула слух характерным акцентом, а завершающее ее слово сказало Антону в тысячу раз больше, чем все мелкие проявления реальности вместе взятые.

Шурави?!..

Так называли русских солдат в Афганистане, но с момента окончания той войны минуло без малого четверть века… Извалову было знакомо прозвучавшее слово из рассказов парней, воевавших в Афгане. Он тогда был десятилетним пацаном и частенько коротал часы своего безрадостного детства, сидя на подоконнике в просторной общественной кухне общежития…

Кажется, это происходило в середине или в конце восьмидесятых годов прошлого века. Он уже не помнил ни лиц, ни голосов тех, кто попивал водку, устроившись за колченогим столом, в памяти остались лишь обрывки их полупьяных, не понятных мальчишке воспоминаний, где война не выглядела войной, а два слова «дух» и «шурави» звучали столь же часто, как и матерные связки между отдельными фразами…

Афганистан?!..

Извалов медленно открыл глаза.

Над ним сумрачным неровным куполом висел угрюмый давящий свод пещеры, а рядом, присев на корточки, нетерпеливо сопел сухопарый, жилистый моджахед, в облаченный в новенький пустынный камуфляж.

— Вот так лучше. — Сипло произнес он, заметив, что Извалов открыл глаза.

Антон не ответил на это замечание, молча, пристально глядя на сидевшего рядом боевика, впитывая разумом его зрительный образ, одновременно с болезненными ощущениями одеревеневшего тела. Мгновенное замешательство уже прошло, а страха он не испытывал. Годы общения с компьютерами приучили рассудок Извалова мыслить категориями мгновенных оценок той или иной ситуации, он давно стал логиком, и в отличие от большинства других людей, страдал полной утратой иллюзорности своего сознания.

Смятение, глупая надежда на «дурной сон», попытки уцепиться рассудком за какую либо призрачную надежду, — все это осталось в далеком прошлом. Антон верил тому, что видели глаза, не пытаясь отторгнуть действительность.

Он лежал на холодном каменном полу сумеречной пещеры, в тысячах километров от собственного дома, а подле него сидел один из тех, безликих, но опасных людей, кого в разных регионах планеты называли по-разному. К смуглому сухопарому боевику, страдающему хронической простудой, с одинаковой точностью подходили любые определения, связанные с термином «терроризм». Угадать его национальную принадлежность Антон не мог, две отрывистые короткие фразы несли минимум информации, которую он уже выжал из них, а вот глаза…

Холодные, не тупые, со звериным взглядом, какой запомнился Антону еще с Чечни, — нет, его глаза отражали спокойствие, уверенность в себе и еще — брезгливую терпеливость.

Значит, я им нужен. Вряд ли они взяли меня в качестве заложника для получения выкупа. — Отрывистые мысли проносились в голове Извалова, даже сейчас выстраиваясь в цепь причин и следствий. — Сейчасне восьмидесятые и даже не девяностые года двадцатого века, — быстро соображал Антон, — боевики уже не хватают, кого ни попадя, их возможности ограничены и они шли на огромный риск, похитив человека фактически в центральной части России, и тайно переправив за тысячи километров от дома.

Вывод был прост. Он им нужен, но не ради денег.

В таком случае, зачем?

— Плохо смотришь. — Произнес незнакомец. Все-таки его знание русского языка оставляло желать лучшего. — Ты мой пленник, slave, понимаешь?

Чуждое слово, в переводе означающее «раб», прозвучало так, словно изъясняться на английском этому человеку было легче и привычнее, раз он машинально вставил подобную связку, компенсируя скудный словарный запас русского языка.

Не удивлюсь, если он заявит, что получал образование в каком-либо из престижных университетов… — Подумал Антон, — ожидая продолжения монолога. Со связанными руками и занемевшими, отекшими от пут мышцами он не мог оказать должного сопротивления, а ввязываться в диалог попросту не желал. В данный момент незавидное положение и полная беспомощность играли ему на руку, делая присевшего на корточки «хозяина» разговорчивым в силу раздражительности и полной, стопроцентной самоуверенности.

Извалов постарался сделать в эти минуты две вещи — накрепко запомнить его лицо, и не пропустить ни единой фразы, или вазомоторной реакции, — пусть говорит, работает мышцами лица, я полежу, и не дождешься от меня ни страха, ни бездумных порывов… — мысль вышла темной тягучей, словно в душе очнулась, наконец, та память, которую дисциплинированное сознание держало под моральным замком на протяжении многих лет.

В мыслях Антона не было ни грамма бравады или самоуверенности. Он многое повидал в своей жизни и твердо знал, — рядом с ним сидит труп, чья смерть лишь вопрос времени и стечения обстоятельств. Он запомнил его лицо…

Ненависть все же колыхнулась в душе черной хмарью запретных воспоминаний, но следующая фраза незнакомца быстро привела его в чувство:

— Будешь звать меня Алим. Господин Алим. — Секунду спустя уточнил он. — Английский язык знаешь?

Извалов отрицательно покачал головой.

Щека Алима дернулась. Все же он проявлял неуравновешенность. Что-то тревожило этого «космополита», да и обстановка сырой холодной пещеры явно вредила его здоровью, значит он привык жить в иных условиях, успел вкусить нормальной, цивилизованной жизни, а на становище своих воинственных предков его привела скорее нужда, нежели какой-то моральный мотив.

Прячутся, как крысы, по норам… — Неприязненно подумал Антон, ожидая развития ситуации.

Из густого мрака гнездящегося в закоулках пещеры, появилась рослая фигура в камуфляже. Антон мгновенно узнал водителя «десятки», который, не обращая внимания на узника, протянул Алиму мобильный коммуникатор, сказав при этом несколько слов на арабском.

— Твой телефон?

Антон кивнул, не видя смысла отрицать очевидное.

— Почему не работает? — Месхер несколько раз демонстративно коснулся сенсора активации, но миниатюрный прибор, сочетающий в себе множество функций, не включился.

— Не знаю. — Пожал плечами Антон. — Может, твои подручные что-то поломали, или сели аккумуляторы…

— Ты плохо понимаешь слова, да? — Яростно выдохнул Алим, отбросив коммуникатор как бесполезную безделушку. Прибор глухо стукнул о камень, отлетев в темноту. — Твоя жизнь теперь зависит от усердия, вежливости и понятливости, шакал!..